Караваджо

По свидетельству упомянутого папского нунция, который хорошо был обо всём осведомлён, Караваджо удалось откупиться от тюремщиков — такое с ним случалось и прежде. Зато выглядит совсем уж невероятным утверждение того же нунция, что художник «пешком» сумел добраться до занятого испанским гарнизоном Порто-Эрколе — а это более сотни километров бездорожья по заболоченной тосканской Маремме, рассаднику малярии.

Принимая во внимание сказанное, нетрудно вообразить картину дальнейшего развития событий. По-видимому, попытка наёмных убийц, охотившихся за беглецом, вновь сорвалась, как это случилось возле трактира Черрильо в Неаполе. Когда Караваджо был отпущен, нанятой фелюги след простыл. Это была катастрофа — его подло предали, умыкнув ценный груз. Охваченный паникой, он бросился за помощью к местным рыбакам и, наняв баркас с гребцами, под вечер отплыл в направлении Порто-Эрколе. Кто посоветовал ему отправиться именно туда, хотя от места его временного задержания в Пало было рукой подать до Рима? Ответа нет. Правда, биограф Беллори в своём «Жизнеописании», увидевшем свет спустя более полувека после тех событий, настаивает на том, что художник умер в Порто-Эрколе, заболев малярией, не объясняя, как он мог там оказаться. Эта версия утвердилась в качестве официальной и в дальнейшем не подвергалась сомнению. Да и кому бы взбрело в голову ворошить прошлое? Ведь за художником закрепилась «дурная слава», а его картины были надолго упрятаны подальше от глаз.

После ночного плавания уже ближе к полудню вдали показалась сторожевая башня форта Порто-Эрколе. Хозяин баркаса наотрез отказался следовать дальше — ему было не с руки встречаться с испанцами, на что, видимо, были свои причины. Вспыхнула ссора и в ходе завязавшейся потасовки дюжие парни-гребцы скрутили разбушевавшегося пассажира. Обчистив его карманы, они выбросили буяна за борт на мелководье.

Караваджо с трудом выбрался на сушу, потирая намятые бока. Легко представить, какая была несусветная жара в тот воскресный день. Июльское солнце нещадно пекло в затылок — шляпа в пути была утеряна. Это была агония, когда он оказался выброшенным на берег — рассудок помутился, началась галлюцинация. В голове шум, в горле пересохло, и он не различал контуры предметов — перед глазами вспышки ярких пятен чередовались мрачной пеленой. Ему мерещилось, что за ним кто-то гонится по пятам, и за спиной слышался топот или цокот копыт. Силы были на исходе, но он упорно шёл наугад вперёд. Не исключено, что за ним действительно гнались ограбившие его хозяин баркаса с подручными. Возможно, они решили вернуться и, чтобы не оставлять жертву в живых, пустились вдогонку. Но преследователями могли быть также наёмные убийцы, которым в Пало что-то или кто-то помешал выполнить заказ.

Превозмогая усталость, Караваджо брёл вдоль береговой кромки туда, где ждало обещанное помилование и куда должны были быть доставлены его картины. День клонился к закату, и тени становились длиннее. Они то укорачивались, когда он падал и продолжал двигаться ползком, то удлинялись, когда ему удавалось вновь подняться на ноги. Вконец обессилев и страдая от жажды, он упал на раскалённый песок и потерял сознание, ничего не слыша и не видя вокруг. Чуть поодаль сверху по дороге на Порто-Эрколе, куда должен был приплыть художник из Неаполя, мчалась во весь опор двуколка с гонцом. Из-за слепящих лучей заходящего солнца гонец не мог приметить лежащего у воды человека, походившего издали на прибитую волной к берегу корягу…

Сообщение о случившемся появилось уже 31 июля в римском печатном листке «Аввизи», вызвав целую бурю слухов и кривотолков, поскольку речь шла о личности, ставшей почти легендарной. По странной иронии судьбы, в тот же день был обнародован папский указ об отмене ранее вынесенного смертного приговора, чего Караваджо так добивался в последние месяцы жизни. На следующий день в Порто-Эрколе устремились его друзья Лонги и Милези вместе с курьером Мартинелли, их давним приятелем. Первым делом они нанесли визит коменданту порта, который заявил, что в последние дни ни одно судно из Неаполя не бросало якорь в бухте. Тогда с помощью местных жителей они облазили всё побережье, побывали в монастырской больнице и посетили кладбище, но следов исчезнувшего Караваджо нигде не нашли. Но кто-то всё же опознал лежащее на берегу тело и оповестил местную власть о смерти или совершённом злодеянии, а вот место погребения осталось невыясненным. Друзья художника вернулись в Рим ни с чем.

Живописные руины крепости в Порто-Эрколе, овеянные неразгаданной тайной смерти великого художника, до сих пор привлекают туристов. На месте предполагаемой гибели на пляже Фенилья рядом с сосновым бором 18 июля 2002 года был торжественно открыт монумент из белого каррарского мрамора, на котором высечено искажённое гримасой ужаса лицо с ртом, раскрытым в предсмертном крике о помощи. Возможно, так оно и было на самом деле в тот трагический день. Автор памятника, скульптор Джанфранко Романьоли, бесспорно исходил из знаменитой картины Караваджо «Голова Медузы», выразив тем самым своё неприятие официальной версии о кончине художника из-за болезни. Незадолго до этого события в итальянской прессе появилось сообщение о сенсационной находке двух исследователей. Им удалось обнаружить в архиве госпиталя монашеского братства Санта-Кроче в городке Порто-Эрколе документ, раскрывающий, по их словам, «подлинную причину смерти Караваджо».

Вот этот наделавший немало шума документ, а вернее пожелтевший от времени клочок бумаги, в котором говорится, что 18 июля 1609 года (sic!)в госпитале Санта-Мария Аузильятриче умер художник Микеланджело Меризи из Караваджо от болезни, а на оборотной стороне листка дано имя другого умершего в тот же день:

В сенсационную находку не поверили ни автор монумента, ни журналисты, освещавшие событие. Кроме того, сама эта выписка из регистра умерших чётко помечена 1609 годом, хотя в газете «Аввизи» чёрным по белому было сказано, что художника не стало в 1610 году. Настаивая на подлинности архивного документа, оба исследователя ссылаются на то, что больница монашеского братства напрямую зависела от Сиенского епископата, не успевшего перейти на григорианский календарь, чем вызвана ошибка датировки. Доводы более чем несуразные, так как вся католическая церковь уже четверть века жила по новому летосчислению, и вряд ли кто-либо из её причта осмелился своевольничать.

Итак, перед нами почти мистическая загадка — смерть налицо, но нет трупа, а мистики в жизни Караваджо было предостаточно. Это обстоятельство вызывает особое недоумение. Авторы сенсации не смогли обнаружить в архиве ни единой строчки о факте захоронения, хотя предание усопших земле — святой долг монашеского братства, как это ярко запечатлено на полотне Караваджо «Семь дел Милосердия». «Ничего удивительного, — возражают некоторые сторонники официальной версии. — Художник мог обрести упокоение в одной из общих могил для неопознанных тел». Но такие могилы, как правило, предназначены для захоронения безымянных лиц и бродяг, а имя художника было на слуху и тело его кем-то опознано. Иначе, каким образом мир узнал о смерти Караваджо? Тайна осталась нераскрытой.

Разобраться в накопившемся за многие годы нагромождении реальных фактов и домыслов — дело непростое. И всё же многое заставляет усомниться в подлинности представленного документа. Невозможно отделаться от мысли, что обнаруженная запись в больничном регистре появилась намного позднее, когда всё чаще стали предприниматься попытки докопаться до истины и пролить свет на события, связанные с загадочным уходом из жизни художника в расцвете лет. Внеся задним числом эту запись, кто-то был крайне заинтересован скрыть правду, так как к смерти Караваджо приложили руку влиятельные круги, не только не простившие ему бунтарства и независимости суждений, но и жаждавшие заполучить любыми средствами творения гения.