Заплачено кровью

- Угадали, товарищ старший политрук. - просто и открыто улыбнулся сержант.

- А родом откуда?

- Из Горьковской области.

- Значит, в полку с первого дня? - оживился Васильев. - Расскажите, как это вам удалось в одном бою более двадцати гитлеровцев истребить?

- Как удалось... - сержант Литвинов наморщил лоб, словно вспоминая что-то очень далекое, - В поиск пошел один, надо было разведать одну деревушку по маршруту движения полка. Слышу - гуляют в одной избе. Часового тихонько снял, в окно бросил гранату. Они повалили в дверь, кто жив остался, я из автомата... - Литвинов немного помолчал, а потом добавил: - В доме семерых насчитал, у крыльца пятнадцать. Да три машины у крыльца стояли, то сжег. Вот и все дела, - улыбнулся сержант.

- Как же вы решились вступить в бой один?

- Почему один... У меня был автомат и три гранаты, - с удивлением ответил Литвинов.

- А раньше как вы воевали? Много фашистов на личном счету? - спросил его Мазурин.

- Как воевал... В основном по окружениям. Не успеешь из одного выйти, как в другое попал. Какой там личный счет... Автомат этот у меня недавно, перед наступлением получил. А сколько из винтовки убил, не знаю, с пяток, не больше. Да и не видно, когда стреляешь из винтовки, попал или нет, потому что далеко.

- У нас недавно был случай с разведчиками... Страшная история, - сказал комиссар полка Михеев.

Васильев и Мазурин повернулись к нему, приготовились слушать.

- Пошли в разведку пятеро, - начал рассказывать Михеев. - Попали в засаду. Отбивались, а когда кончились патроны, встали в полный рост и пошли с гранатами навстречу смерти. Одного из них, Фокина Николая, гитлеровцы притащили в деревню. Когда мы ее освободили, то жители рассказали нам, что немцы раздели его, истекавшего кровью, начали делить одежду и валенки, допрашивали, но он ничего не сказал. Тогда выволокли его на крыльцо и бросили в снег. А мороз стоял - градусов тридцать, как сейчас. Женщины его подобрали. Пять часов он еще жил, назвал адреса жены и матери, был он из Пензы, сказал "скоро наши придут" и умер.

- Обязательно напишем о нем, - сказал после тягостной паузы Васильев. Ну, товарищи, нам надо ехать.

- А где вы сейчас газету делаете? - спросил Михеев.

- До последнего времени в Воскресенском печатали, а теперь попробуем в Ефремове.

В тот же день Васильев и Мазурин выехали в Ефремов. Там уже работала почта, и дали электричество. В районной типографии они разобрали валявшийся на полу шрифт и с горем пополам все же отпечатали очередной номер. Там же они встретили Новый год и на следующий день поехали в дивизию. В политотделе их встретили, как всегда, тепло. Распределив по полкам свежий номер газеты, они зашли в штаб к майору Кустову за новостями.

Настроение у всех в дивизии было в эти дни приподнятым. Сводки с фронта стали повеселее. Наши войска наступали по всем фронтам. Тяжелые бои шли на Ржевском, Мценском, Сухиничском направлениях.

- Танковую армию Гудериана от Тулы отбросили, - сказал майор Кустов. К Зуше вышли, а тут у немцев подготовленная оборона. Бой за переправу начали двадцать восьмого декабря, но местность открытая, снег глубокий. А силы у нас уже не те. Сорок автомашин пехоты к немцам подошли, начали контратаки при поддержке танков, да еще, подлецы, местное население впереди себя пускали! - Кустов зло сверкнул глазами. - Женщинами прикрывались, вояки!

- И как же отбились? - спросил Васильев.

- Пулеметы на фланги выдвинули, отсекли пехоту. А женщины в это время и перебежали к нам. Не все, конечно, - вздохнул Кустов.

- Дмитрий Михайлович, - вступил в разговор капитан Лукьянюк, командир батальона связи. - Послушай, какие бывают встречи и судьбы на войне. Когда беженцы к нам перешли, а все изможденные, оборванные, многие с детьми, без слез нельзя было смотреть, подбегает ко мне мальчонка лет семи, в лаптишках, пиджаке рваном. - "Дяденька, дай хоть кусочек хлеба!" - а сзади мать его идет, с другим ребенком на руках. Я приказал ездовому взять из вещмешка сухарей и в это время из дома выбегает мой командир роты Рыслин, и этот мальчик бросается к нему и кричит: "Папа! Папа!" Рыслин увидел его "Сынок!" - а женщина с ребенком так на снег и повалилась. Сцена была ужасная... - Лукъянюк замолчал на минуту, проглотил комок в горле. - Я приказал Рыслину отвезти жену и детей в тыл, покормить, помыть, отчистить от вшей. Дали ей одежды, что нашлось, военной, и отправил он ее к матери, в Тамбов. Оказалось, что Рыслин отступал от самой границы, семью оставил там, жена с детьми двигалась на восток, но никак из окружения выйти не могли и вот оказались здесь. А маленький у ней где-то при бомбежке был ранен в ручку. - У Лукьянюка опять подернулись влагой глаза.

- Ну, фашисты, сволочи, до чего народ довели... - скрипнул зубами Васильев.

- Мы им тоже даем неплохо, - сказал майор Кустов. - Двадцать девятого три контратаки отбили, от роты до батальона, так потом двести пятьдесят трупов насчитали.

- Кладова помнишь? - спросил Мазурина Кутузов.

- Конечно, а что?

- Они с Мезенцевым подпустили немцев на шрапнель и как косой семьдесят пять за несколько минут. Петров, у Гогичайшвили пулеметчик, довел свой счет до ста двадцати. Вчера его тяжело ранило. Крови много потерял, говорят.

- Да, а мы ехали и думали, что вы уже Мценск взяли, - сказал Васильев.

- Полк Тарасова всего семисот метров до окраины не дошел, - сказал Кустов. - Огонь был сильнейший, все подступы у них пристреляны. А у нас артиллерия без снарядов сидит, по лотку на орудие.

- Давайте в артполк сходим, - предложил Мазурин.

- Сначала к Яманову, а потом к артиллеристам.

Полковник Яманов, начальник штаба дивизии, итоги боев дивизии за декабрь представил газетчикам с удовольствием:

- За две недели прошли с боями до ста километров. Взяли сто сорок деревень, из них семьдесят - не сожженными, - подчеркнул Яманов. - На полях остались, по нашим подсчетам, более тысячи восьмисот трупов гитлеровцев, двадцать танков, двадцать девять орудий. Итоги хорошие, как видите.

"Итоги-то хорошие, но сколько жизней они стоили..." - подумал Васильев.

- А у нас, товарищ полковник, большие потери? - спросил Мазурин.

- За декабрь безвозвратные потери составили сорок шесть командиров и двести пятьдесят красноармейцев. Я считаю, что это, по сравнению с потерями немцев, немного. Воюем теперь не числом, а уменьем. За декабрь восемьдесят шесть человек представили к наградам. К ордену Ленина - лейтенанта Савина, это ротный у Фроленкова. Отчаянный парень, дерзкий даже, вчера немцы пошли у Хальзево в контратаку, со ста метров открыл огонь - семьдесят трупов. И второй к ордену Ленина - Мезенцев, наводчик из артполка. Доброволец, лучший агитатор в полку, он и помог местных жителей освободить, когда немцы ими в бою прикрывались, - Мазурин отметил себе в блокноте: "Срочно познакомиться с Мезенцевым". - А сержанта Кладова представили к званию Героя Советского Союза, но военный совет пожалел, утвердили орден Ленина. На Красное Знамя подали человек десять: Петров, пулеметчик, его вы знаете; в 624-м полку Ребрик, что ни поиск - пять-шесть убитых, а то и больше. Вот на днях: устроил засаду, идет группа немцев, так они шестерых убили, троих взяли в плен, в том числе Ребрик лично четверых уложил.

- А сержант Клюсов, - перебил сидевший с Ямановым батальонный комиссар Кутузов, - с отделением был в боевом охранении, окружили их человек сто двадцать, но ничего, бой выдержали, до полусотни уложили. Лично Клюсов двенадцать. Ранен был, но вел огонь. А Карпенко - один пошел в разведку. Немцы в доме сидят, не растерялся. Пара гранат в окна - двадцать фашистов, как ни бывало. Притащил семь винтовок и пулемет. Вообще примеров героизма стало гораздо больше, чем месяц назад. И опыта больше, да и злее стали.

- Все бы хорошо, вздохнул Михеев, да несчастье у нас: лейтенант Нагопетьян убит. Такой был парень...

Мазурин вспомнил, как он пел: "Ах, Андрюша, нам бы знать печали...". Не хотелось верить, что этого отчаянного храбреца больше нет в живых... Пять ранений за лето и осень, и всегда обходился без госпиталя. Он так и не узнал, что награжден орденом Красной Звезды и что ему присвоено внеочередное звание капитана.