Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1967-1971

Леночке привет.

Как и предполагал БН, статью Брандиса об ОО в «Ленинградской правде» не взяли. Три года спустя материалы из этой статьи автор опубликовал в журнале «Аврора» (Брандис Е. Проблемность и многообразие: Заметки о новых произведениях ленинградских писателей-фантастов. — Аврора (Л.). — 1972.— № 1). Но в архиве АБС сохранился первоначальный вариант статьи, датированный 24-м сентября.

В одной из своих статей Аркадий и Борис Стругацкие дали полемическое определение жанра, в котором работают много лет: «Фантастика — литература». В двух словах выражено творческое кредо писателей, решительно не согласных со всеми попытками обособить фантастику от общего литературного процесса и основных закономерностей познания действительности в художественных образах.

Замечу, не вдаваясь в дискуссионные вопросы, что современная фантастическая литература во многом переросла сложившиеся еще в XIX веке традиционные представления о ней как о детской полунаучной беллетристике. Время меняет критерии и смещает акценты. Дифференциация, охватившая все области жизни, коснулась и литературы. Писатель-фантаст ныне не берет на себя функций популяризатора научных знаний… теперь его привлекает не столько возможность обоснования научно-технических гипотез, сколько социальных и нравственных последствий применения великих открытий, не наука и техника сами по себе, а психологические коллизии и острейшие конфликты, порожденные научно-техническим прогрессом. В конечном счете все зависит от того, в чьих руках находятся завоевания труда и мысли и каким целям служат.

Подзаголовок «фантастико-приключенческая повесть» и то, что она выходит отдельной книгой в издательстве «Детская литература», не меняют дела. Динамический сюжет не имеет ничего общего с шаблонами приключенческой литературы. Вполне доступное восприятию подростков столкновение разных типов сознания определяет развитие действия, опосредствованно отражающего непримиримые противоречия современных антагонистических формаций, несмотря на то, что изображаемые события происходят на далекой неизвестной планете. Произведение Стругацких поэтому не только актуально, но и злободневно по мысли и звучанию. Вместе с тем оно выполнено в новой манере, характерной для современной фантастики.

Стругацких меньше всего заботит обоснование условных допущений, мотивирующих перенесение героя в необычную обстановку. Достаточно предположить космическую «нуль-транспортацию», чтобы оправдать появление человека будущего, ленинградца Максима, на одном из «обитаемых островов» Вселенной. Достаточно ему пожалеть об отсутствии «нуль-передатчика» с какими-то «позитронными эмиттерами», который помог бы связаться с представителями Службы Галактической безопасности на Земле, чтобы представить уровень научных достижений. Стоило ему только черпнуть речной воды, зараженной радиоактивными отходами, и увидеть ржавые железные конструкции, чтобы понять неблагополучие этой неведомой цивилизации.

Несколько броских деталей, и создается фон, определяющий технические возможности, а затем, по мере развития действия, — социальные отношения, психологические и нравственные конфликты. Таким образом, условные допущения, связанные с определенным уровнем науки и техники на Земле и на «обитаемом острове», служат не самоцелью, а всего лишь трамплином для развертывания замысла прежде всего в человековедческом плане.

Максим, выросший в мире, освобожденном во многих поколениях от всех скверн классового общества, изначально предрасположен к естественной простоте, добру и справедливости, не скован никакими предрассудками, не умеет приспосабливаться, кривить душой. И вот он должен жить на планете, где сама атмосфера отравлена злобой и ненавистью. Он должен действовать в условиях жесточайшей фашистской диктатуры, установленной финансовой олигархией. Управляющие страной Неизвестные Отцы — воплощение всего самого мерзкого, что когда-либо было на Земле — превосходят своих реальных предшественников только в том отношении, что располагают непревзойденными техническими средствами запугивания и оболванивания масс: влияющие на психику направленные излучения внушают вместе с исступленным фанатизмом стадного чувства расовое бешенство, автоматические действия, — всё, что требуется Неизвестным Отцам для сохранения власти.

Авторы нарочито избегают инопланетной специфики, словно азиатские деспоты и заправилы гитлеровского райха поделились с властителями «Обитаемого острова» своим опытом. Стругацкие заставляют читателей видеть всё происходящее глазами простодушного Максима. Нелепость и уродливость общественных отношений, противоречащих человеческому естеству, видятся как бы через увеличительное стекло. По мере прояснения замысла повесть приобретает памфлетную окраску, четкую политическую направленность, которую можно определить только одним словом — антифашистская…

Гвардейцы-молодчики — живые автоматы, послушно и с радостью готовые убивать, пытать, жечь. Тягучие мысли, тягучие слова, казарменный жаргон. Доведенные до животного состояния «выродки» — все, кто потенциально, в силу биологических свойств (люди, не поддающиеся излучениям), могут составить оппозицию. Из них формируются силы сопротивления, вбирающие в себя всё лучшее, что есть в этом мире. Разнузданный террор пробуждает спящую мысль, стремление найти выход, ответить на мучительные вопросы.

Максим — правдолюбец, которому нужно докопаться до сути вещей, понять, почему здесь все так противоестественно, в конце концов начинает действовать: совершает богатырские подвиги в революционном подполье, а затем, после многих приключений, взрывает оплот Неизвестных Отцов — Центр, откуда исходят излучения. К сожалению, скомканный финал (может быть, только в журнальном варианте?) недостаточно проясняет загадочную фигуру Странника, как выясняется, наблюдателя Галактического Союза, и не открывает ясной перспективы дальнейших событий, которые должны последовать после свержения Неизвестных Отцов.

Землянин Максим вносит жизнь и юмор в этот мрачный бездушный мир. Постепенно он вырастает в настоящего героя, сокрушающего все препятствия, просветляет сознание людей, становящихся его сподвижниками, заражает их волей к борьбе.

«Обитаемый остров» проникнут революционной романтикой, вместе с пафосом отрицания социального зла несет заряд позитивных идей. Прежде всего, авторы раскрывают тлетворность живучей мещанской идеологии, которая, при кажущейся нейтральности («моя хата с краю»), служила и служит опорой реакции, мутным источником мракобесия.

В современной жизни не может быть нейтральных и равнодушных! В борьбе за Будущее, за сохранение жизни на Земле все мы несем моральную ответственность. Все вместе и каждый в отдельности. Эту непреложную истину утверждают братья Стругацкие и сюжетом, и замыслом, и образной системой своей повести. «Обитаемый остров» вполне отвечает полемическому определению жанра: «Фантастика — литература».

Дорогой Борик!

Тоже имеются новостишки, и плохие, и хорошие.

1. В среду позвонила мне Нина и посоветовала немедленно сходить к Пискунову и самому поговорить с ним. Пошел. Впечатление отвратное. Старая сволочь даже сесть не предложил, говорил сухо и в глаза не глядел. Содержание разговора передать трудно. Я спрашивал, что вменяется в вину ОО, а он упорно бубнил, что «Сов. Россия» — орган ЦК, что мы проштрафились, что ничего он сказать мне не может, а вот придет время, будет сам разбираться, и вообще шел бы я к этакой матери и не морочил ему голову. Что я и сделал, в растерянности и удивлении. Занятно, что впервые я услышал то, в чем были мы уверены по опыту: никакие положительные отзывы начальство не интересуют, внимание обращается только на отрицательные.

2. В пятницу позвонила мне вечером Нина и рассказала, что у нее был интересный разговор с Компанийцем (глав. ред.). Когда Нина передала ему мой разговор с Пискуновым, он был страшно удивлен. Не далее, как в понедельник, Пискунов сам говорил с ним и по своей инициативе заговорил о судьбе ОО: дескать, нельзя же так, деньги большие затрачены, висят на издательстве, ближайшая ревизия нам на шею их повесит, а оправдательных документов нет — только телефонный звонок, и как же тут-де быть. Одним словом, Вася (Компаниец) пришел в ярость после рассказа Нины и заявил: берется за дело сам, въестся Пискуну в печенки, сам пойдет на неделе в Комитет по печати, добьется, от кого идет распоряжение, а затем сам потащит Пискуна в ЦК.