Век мой, зверь мой. Осип Мандельштам. Биография

А в стихотворении «Рим», написанном 16 марта 1937 года, он прощается с Италией. Правда, облик «вечного города» — и это Мандельштам отмечает с болью — искажен и омрачен фашизмом: присутствием «диктатора-выродка» Муссолини. По улицам города маршируют чернорубашечники, «коричневой крови наемники», «мертвых цезарей злые щенки». А художественный ореол Рима? «Все твои, Микель Анджело, сироты, / Облеченные в камень и стыд» (III, 131).

В то же время прощание Мандельштама с античностью (стихотворение от 21 марта 1937 года), на которое его вдохновили греческие вазы скромного воронежского музея, озарено средиземноморским светом. Играющие дельфины эпохи минойской культуры превращаются у Мандельштама в императив жизни:

Последние стихи «Воронежских тетрадей» — о смерти и воскресении. Это свидетельства веры в жизнь и смиренного приятия смерти, заключительные аккорды витальности. Из стихотворения «Заблудился я в небе — что делать?..» (написано между 9 и 19 марта):

23 марта 1937 года Мандельштам пишет свое подлинное воронежское завещание, в котором вверяет свое творчество, свою поэзию (облекая их в метафоры «шепота» и «лепета») звезде — световому лучу, уносящемуся в иные времена и пространства. Такому же световому лучу он препоручает и свою Надю («надежду»), называя ее — как и во многих письмах — словом «дитя»:

Но Мандельштаму, думающему о смерти, суждено было пережить еще одну воронежскую весну, еще один всплеск жизненных сил, подобный апрельскому 1935 года. Вместе с Наташей Штемпель он прогуливался по воронежскому Ботаническому саду, где распускалась свежая зелень. В стихотворении, написанном 30 апреля 1937 года, вновь идет поединок интенсивности восприятия с надвигающейся потерей чувств:

«И к губам такие липнут / Клятвы…»

Прощание с Воронежем. Осип и Надежда Мандельштамы (слева); Наталья Штемпель (вверху справа), М. В. Ярцева, приятельница Н. Штемпель (внизу справа)

В конце мая 1937 года Наташа должна была выйти замуж за Бориса Молчанова; в связи с этим событием Мандельштам преподнес ей, наряду с шутливыми стишками, «свадебный подарок» в стихах. Но даже в это светлое и радостное стихотворение вкралась строфа, в которой звучит мотив смерти: «И к губам такие липнут / Клятвы, что, по чести, / В конском топоте погибнуть / Мчатся очи вместе» (III, 136). Наташе посвящено также своеобразное любовное стихотворение, которое Мандельштам считал лучшим из всего, что когда-либо написал. В этом стихотворении («К пустой земле невольно припадая…»), датированном 4 мая 1937 года, утверждается цикличность жизни и смерти, умирания и возрождения: «И это будет вечно начинаться» (III, 138). Даже Наташин физический недостаток — в результате перенесенного в юности костного туберкулеза она слегка прихрамывала — наделяется мистическим смыслом: недостаток ее «одушевляет». Стихотворение «К пустой земле…» — гимн всем женщинам, призванным сопровождать и хранить:

В ту последнюю воронежскую весну Мандельштам, вероятно, был немного влюблен в Наташу — ведь она оказалась, наряду с Надеждой, его единственной слушательницей. Однажды он якобы признался ей в своей любви. Это признание соединялось в нем с мечтами о бегстве и робкой надеждой на радикальную перемену жизни: «Мы с вами будем жить, где вы захотите, хотите в Москве, хотите — на Юге…» Однако Наташа заплакала и сказала: «Как жалко, что все было так хорошо и теперь все рухнуло…» Мандельштам стал ее успокаивать и пообещал, что все будет по-прежнему. В Наташином восприятии Осип и Надежда были неразделимы [380].

Сохранилось еще одно доказательство Наташиной преданности Мандельштамам как супружеской чете. В июле 1942 года, во время эвакуации из пылающего Воронежа, в который вот-вот должны были войти немцы, Наташа взяла с собой вверенные ей стихи Мандельштама и его письма к жене. Письма же Мандельштама к ней самой Наташа оставила в развалинах дома.

Отстранив от себя Мандельштама, Наташа Штемпель уберегла его от большой глупости: ведь своим поступком он сталкивал друг с другом — да и с самим собой — обеих женщин, которым предстояло в будущем сыграть решающую роль в сохранении его творческого наследия. Возможно, он это предчувствовал. Во всяком случае, он никогда не возобновлял такого рода попыток. Не случайно стихотворение, обращенное к Наташе Штемпель, завершалось строкой: «И все, что будет, — только обещанье».

15 мая 1937 года закончился срок его ссылки. Переписав в три голубых блокнота все воронежские стихи (1935–1937) и неопубликованные московские (1930–1934), они сделали на них надпись «Наташина книга» и подарили ей на прощанье эту «книгу». Стихи переписывала Надежда Яковлевна, Мандельштам же собственноручно поставил под каждым стихотворением дату и букву «В» (Воронеж). Наташа Штемпель спасла эти блокноты во время войны — она сохранила их, а после войны вернула Надежде Яковлевне. «Наташина книга» станет одним из основных источников мандельштамовских текстов. Мандельштамы удачно выбрали себе приятельницу. Поэт хотел, чтобы Наташа — после его смерти — передала в Пушкинский Дом любовное стихотворение от 4 мая 1937 года (как завещание русской литературе). Он также хотел, чтобы она уничтожила оду Сталину. Наташа Штемпель не выполнила ни того, ни другого его пожелания. Она приняла иное решение и после войны возвратила оба текста Надежде Яковлевне. И это было верное решение — в пользу Мандельштама.