Фурцева

Александр Щербаков по радио обратился к москвичам: «Под давлением вражеских войск, прорвавших на одном из участков фронта нашу оборону, части Красной армии отошли на оборонительный рубеж ближе к Москве. Над Москвой нависла угроза. Но за Москву будем драться упорно, ожесточенно, до последней капли крови… Самым опасным является паника, чего допустить нельзя… Сохраняйте выдержку и дисциплину! Обеспечивайте порядок! Московские организации обязали всех руководителей торговых предприятий, городского транспорта, коммунальных и лечебных учреждений обеспечивать нормальную работу в городе. Директора и руководители предприятий и учреждений обязаны обеспечить твердый порядок… Товарищи, будьте бдительны! Провокаторы будут пытаться сеять панику. Не верьте слухам! Разоблачайте и задерживайте шпионов и провокаторов!»

Свое обращение Щербаков закончил словами: «Да здравствует Сталин!»

Этих слов в подготовленном для него тексте не было. Здравицу вождю он дописал сам карандашом.

В тот же день, 17 октября, Щербаков санкционировал решение секретариата горкома, написанное в спешке и потому не очень грамотное:

«За неустойчивость в условиях, когда советский народ ведет борьбу с гитлеровцами и которая представляет опасность для партии:

а) Дашко И. И. снять с поста первого секретаря Коминтерновского PK ВКП(б) и исключить из партии;

б) снять с поста первого секретаря Ленинградского PK ВКП(б) Коростылева А. В. и исключить из партии».

21 октября бюро Московского обкома постановило:

«За дезертирство со своих постов в момент угрозы захвата района немецкими фашистами снять с работы и исключить из партии секретаря Шаховского PK ВКП(б) Мухина М. В. и председателя исполкома райсовета Родионова В. Е.

Глебова А. С. за преступление, выразившееся в том, что он важнейшие партийные документы, порученные ему для доставки по назначению, бросил и сам убежал — с работы заместителя заведующего оргинструкторского отдела МК ВКП(б) снять, исключить из партии и дело передать в военный трибунал…

За трусость и дезертирство со своих постов в момент захвата района немецкими фашистами секретаря Малоярославецкого PK ВКП(б) Денисова М. Ф. и председателя исполкома райсовета Панченко А. С. с работы снять, исключить из партии и предать суду военного трибунала».

Все эти документы Екатерина Фурцева прочитает уже после возвращения из эвакуации. Это объяснит ей, куда делись знакомые лица и почему в коридорах горкома и обкома на Старой площади так много новых людей.

До начала контрнаступления советских войск под Москвой жить и работать в городе было по-прежнему опасно. Никто не был застрахован от вражеских бомб. 28 октября 1941 года бомбы попали в Кремль и в здание Центрального комитета партии на Старой площади. Взрывной волной было разрушено здание обкома и горкома партии. В кабинете Щербакова в тот день проходило совещание. Командующий Московской зоной обороны генерал Павел Артемьев докладывал план обороны Москвы. «В тот момент, когда Артемьев твердо и уверенно заявил, что Москва с воздуха прикрыта надежно, раздался огромной силы взрыв, — вспоминал член военного совета Московского военного округа и Московской зоны обороны генерал Константин Телегин. — Все здание задрожало и, казалось, вот-вот рухнет. Град осколков стекла и кусков штукатурки обрушился на присутствующих, погас свет, листы доклада и записей разметало. Щербакова контузило. Без посторонней помощи он не мог подняться».

Георгий Попов, присутствовавший на этом совещании, рассказывал: «Нас спасло то, что мы находились около мощной прямоугольной колонны. На полу валялись мелкие осколки оконных стекол и куски штукатурки с потолка. Мы спустились через запасную лестницу и вышли в проезд между зданиями МК и ЦК партии. Здание ЦК было охвачено пламенем. Пожар продолжался трое суток… Погибли десять человек, пятеро в здании ЦК партии и пятеро в горкоме партии…»

Когда Фурцева вернулась из Куйбышева в Москву, опасность для города уже миновала. Струсивших, плохо проявивших себя убирали с видных должностей, в партийном аппарате происходили серьезные кадровые перемены. Вот почему Екатерина Алексеевна стала секретарем райкома столицы, перешагнув сразу через несколько ступеней служебной лестницы.

Возможно, успешно начавшаяся партийная карьера помогла Екатерине Алексеевне справиться с личной драмой. У Фурцевой сложились особые отношения с первым секретарем Фрунзенского райкома Богуславским. Он руководил райкомом с 1940 года. Говорят, Петр Владимирович ценил не только ее деловые, но и женские достоинства, что не удивительно: молодая Фурцева была очень хороша — яркая, стройная, с бурным темпераментом. Во всяком случае Богуславскому Екатерина Алексеевна многим обязана. Он сделал ее в 1945 году вторым секретарем райкома. Они повсюду бывали вместе.

Тогда еще не было понятия «деловая женщина», но правило — никогда не заводить романов на работе — уже действовало. Трудно обсуждать то, что произошло между Петром Владимировичем и Екатериной Алексеевной. Они сами не рассказывали. Это не та история, которой делятся даже с доверенными людьми.

Почему они сблизились? Мы можем только предположить. Служебные романы похожи один на другой как две капли воды…

Никто не пытался завоевать ее так, как он. Многому ее научил. Ей льстили особые отношения. У них оказалось много общего. Он не мог обсуждать свою работу с женой, а с ней мог. Но едва ли такой роман может долго устраивать женщину. Идут годы, а он не собирается уходить от жены. Мужчина счастлив иметь и жену, и любовницу. А женщине нужна настоящая семья. Так что, как правило, служебные романы заканчиваются, как только мужчина и женщина перестают работать вместе…

Что представлял собой Фрунзенский райком партии в те годы, когда в нем работала Екатерина Алексеевна? Состав районного комитета (35–40 человек) избирался на районной конференции. Члены райкома, в свою очередь, на пленуме избирали бюро PK и трех секретарей. Каждый месяц утверждался план проведения пленумов, собраний партийного актива, заседаний бюро. Райком партии отвечал за все, что происходило на территории района: от положения дел на предприятиях и уровня преступности — до состояния тротуаров и дорог, работы магазинов и поликлиник. Впрочем, хозяйственной работой непосредственно занимался райисполком, за его работой следил первый секретарь райкома Петр Богуславский.

Аппарат райкома состоял из отделов — организационного, пропаганды и агитации, промышленности, военного, а также из особого и финансово-хозяйственного секторов и бухгалтерии. Разрешалось иметь семь-восемь технических работников. Богуславскому полагался помощник. В приемной первого секретаря велось круглосуточное дежурство, как в рабочие, так и в выходные и праздничные дни.

Орготдел, в котором работали тринадцать-пятнадцать инструкторов, контролировал партийные организации района. Сектор учета кадров ведал подбором номенклатурных работников — то есть тех, кто назначался и смещался с должности по решению райкома. Сначала кадровый вопрос обговаривался, как правило, с Фурцевой, потом оформлялся решением бюро. Список номенклатурных работников утверждался на бюро. На каждого из них заводилось личное дело, в котором хранились справки-объективки, характеристики с места работы, отзывы товарищей по работе, рекомендации и т. д.

В те времена (до лета 1955 года!) в анкетах еще существовали вопросы о службе в царской армии, об участии в оппозициях, службе в полиции и белой армии. Во всех анкетах обязательно был вопрос: находились ли вы или ваши ближайшие родственники на оккупированной территории в годы Великой Отечественной войны?..

В личное дело инструктор подшивал копии решений о назначении, снятии с должности и вынесении взысканий. ЦК периодически выражал недовольство тем, что «в приказах, постановлениях и учетно-кадровых документах не указываются истинные причины и основания увольнения или перемещения работников». Высшее партийное руководство требовало «раз и навсегда прекратить порочную практику назначения на руководящую и материально ответственную работу проворовавшихся на прежней работе людей, повести решительную борьбу с семейственностью, круговой порукой, угодничеством и подхалимством». Но сотрудники райкома в решениях предпочитали ограничиваться обтекаемыми формулами.