Синдром подводника. Том 2

Да, в море я не хотел терять физическую форму. Поэтому раз в сутки, находясь на вахте, выполнял свой комплекс упражнений, куда входили элементы растяжки и каратэ. По молодости демонстрировал вещи похлеще, например, умел заложить обе ноги за голову. Правда, до фанатизма не доходило, так как воздух замкнутого пространства был насыщен вредными примесями, частенько превышавшими предельно-допустимую концентрацию. Были случаи, когда некоторые товарищи слишком увлекались в море силовыми упражнениями и работой с тяжестями, в итоге сажали свое здоровье. Увеличивалась нагрузка на сердце, сопряженная с негативным воздействием вредных примесей, которые через дыхательные пути попадали в кровь. Поэтому в моем комплексе для поддержания формы силовых упражнений было немного. К слову сказать, возвращаясь к наклонам, я и сейчас, по прошествии тридцати лет, делаю их больше, чем мои товарищи делали тогда. Правда, шпагат так и не осилил.

В этот же день в 14-м разделе моей медицинской книжки, который назывался «Учет трудопотерь», как и всем членам экипажа, заботливый лодочный врач Иван Васильевич Ещенко добросовестно учинил очередную запись: «02.01-79. Суммарная доза облучения за 1978 год = 0,25 бэр».

Уточню: бэр — это единица измерения облучения, образована по типу аббревиатуры от фразы «биологический эквивалент рентгена».

За все время службы на атомных подводных лодках я ни разу не подвергался процедуре замера своего тела на предмет излучения радиоактивности. Однако думаю, что нескольким человекам, выборочно, замеры все же делались, а остальным данные проставлялись по аналогии, чтобы не отвлекать всех людей от задач дальнего похода, ведь если различие и было, то незначительное. Я служил на втором поколении атомных лодок, и у нас отношение к радиации было не столь трепетное, как на лодках первого поколения.

Если честно, то наш доктор был ответственным товарищем, не рез проявившим себя в работе. Не зря же он потом был начальником госпиталя в Североморске. Мы ему верили.

Тяжесть железа…

«03.01.1979 г., московское время 14¹⁰

Охотское море

Кормят так скверно, что подчас я не могу есть ни первое, ни второе. Сейчас пишу это письмо, а самому хочется кушать.

Речь, конечно же, идет о качестве приготовления пищи. Опять — все зависело от людей. Ведь продукты на корабль выдавались отличные, и мы это знали — сами же их грузили, видели. Правда, я страдал одним физическим недостатком — необыкновенной разборчивостью в еде, поэтому частенько вставал из-за стола голодным. В связи с этим и по жизни чувствовал себя очень неудобно в гостях, когда потчевали тем, что я физически не мог в себя затолкать.

Новостей никаких нет, да и откуда им здесь взяться, если не считать, что принесли газету «Советский спорт» за 30 число, причем кучу экземпляров».

Воистину, на безрыбье и рак — рыба. Вообще-то непонятно, что это был за выпуск «Советского спорта». Хотя сам факт помню, я держал в руках эту пачку газет.

«05.01.1979 г., московское время 00¹⁰

Охотское море

Ты не представляешь, как опротивело это железо, хочется поближе к чему-нибудь живому. Все же человеку свойственно жить в мире живого. А вчера меня замучил своей трепотней Бизон (Юра Бессонов), и не меня одного. Впечатление такое, будто перед каждым сеансом он заряжается приличной порцией слабительного, после чего на наши бедные головы низвергаются потоки словесного поноса. Сказал, что недавно мы с тобой ему приснились».

Вот уж счастья привалило! Юре что-то приснится, а я расплачиваюсь, слушая все это. С Юрой Бессоновым мы жили в одной каюте, в пятом отсеке. Даже его койка находилась прямо над моей, на втором ярусе.

Да, Юра был болтун, каких еще поискать. Он мог говорить о чем и что угодно и одновременно ни о чем, просто болтать впустую. Как на ветру шумит крона дерева. Это казалось невыносимым. И все же это не мешало мне иметь с ним дружеские отношения. Тем более что он был добродушным и всегда улыбчивым — добрым малым.

«06.01.1979 г., московское время 03⁰⁰

Охотское море

Вчера забрал фотографии у товарища. Он меня пару раз снял в Новый год, когда я участвовал в КВН. Ни одна команда (из двух) не готовилась, тем не менее, наша выиграла с большой натяжкой. Хотя с самого начала в нашей команде произошла заминка. Мы должны были задать противнику пять вопросов, а у нас, как ни странно, они никак не могли родиться. Пришлось идти на выручку, я встал и задал вопрос:

— У кого самый длинный хвост?

Никто не смог ответить. Затем снова мне пришлось задавать вопрос:

— Высшая точка в мире, ее высота?

На этот вопрос был получен правильный ответ. Были и другие номера. А после окончания игры наша команда сфотографировалась. Все могло быть лучше, если бы мы хоть немного подготовились. А то ведь как? Вот придумалось — и вдруг всех повыгоняют из кают, а меня даже сонного подняли».

Некоторые подробности этой новогодней игры напомнил Михаил Михайлович Баграмян. Наша команда называлась «Гаечный ключ». Это название было обусловлено наибольшим количеством в команде механиков, из боевой части — пять. Зато наши соперники, в том числе и Михаил Михайлович, над названием своей команды поломали голову чуть больше и назвались «Накарат». Читать это слово полагалось справа налево. Да, именно «таракан». Видно, у кого-то в голове оказался излишек этих мерзких насекомых. А может, в этом тоже сказалась тоска по живому, когда даже тараканы кажутся желанными собратьями по планете, будто они могут это понять и помочь нам. Матрос Смирнов из РТС, игравший за нашу команду, задал вопрос:

— Где Макар телят пас?

После этого вопроса поле боя осталось за нами.

Вывод: Темница наказывает не одиночеством, а отсутствием связи с живым. Любить живой мир можно легко научиться, если почувствовать ему предел. Но этому лучше поверить на слово, а не убеждаться на собственном опыте. Поэтому надо уважать опыт чужих людей.

Затем наши команды состязались в художественной самодеятельности. Тут лучшей оказалась команда, в которой был Михаил Михайлович.

«08.01.1979 г., московское время 14¹⁰

Охотское море

Мой начальник по-прежнему свирепствует, прямо спасу нет».

Вот прочитал эту строчку и призадумался. Ну не зря я так часто склонял своего начальника в письмах, прямо как любимого человека. Видать, въелся качественно, как цирроз в печенку алкоголика.

Благоверная

Однажды я после службы пришел домой, и тут моя жена сильно меня напугала своим странным заявлением:

— Если ты мне изменишь, я об этом сразу узнаю.

— Не ври, пожалуйста. Это невозможно установить, — сказал я.

— Очень даже можно.

— Ну и как же это можно узнать?

— Очень даже просто. Есть один секрет, — таинственно заявила моя ну очень-очень благоверная жена.

Эта ее настырность меня насторожила, однако, все еще не доверяя ее заверениям, я с вялым интересом уточнил:

— Что же это за секрет?

— Не скажу.

Нежелание поделиться со мной пустяшным секретом впервые в нашей совместной жизни насторожило меня почти всерьез. Ведь до этого не было такого, чего бы я не знал о ней или она обо мне. А тут поманила секретиком и тут же, как устрица, закрылась в себе. Проявляя настойчивость и пытаясь спровоцировать ее на откровенность, я сказал:

— Да врешь ты все, — и с напускным равнодушием отвернулся, делая вид, что мне не интересны пустопорожние разговоры.

Такое прямое обвинение во враках в нашей семье тоже произошло впервые. Поэтому оскорбленная жена небольшую часть своего секрета тут же и выложила:

— А вот в следующий раз, когда ты придешь домой, я это и проверю. Только ты залезешь в ванну… — и осеклась, решив, что и так слишком много сказала. И больше ничего рассказывать не пожелала.

Я же, озадаченный такой «принципиальной» постановкой вопроса, ломал себе голову: ну что же это за тест такой странный, да и еще связанный с помещением моего тела в ванну. Тоже мне, жена Архимеда.