Черным летом

Эктов помолчал немного и, как говорится, сменил гнев на милость:

— Ну, хорошо. Я не злопамятен… А теперь давайте о деле поговорим. Со мной атаман Фролов, командир кубанско-донского повстанческого отряда. Знакомьтесь!

Михаил Матюхин подал Котовскому руку и с пристальным вниманием стал всматриваться в его лицо. Эктов, перехватив взгляд Матюхина, стал отвлекать его разговором. Но тот, отделавшись короткой репликой, снова оборачивался к Котовскому и изучал его лицо, его фигуру. Это не на шутку встревожило нас. Мы знали, что Михаил раньше командовал эскадроном в полку брата, который котовцы не раз трепали в боевых схватках. Кто знает? Уж не сталкивался ли он в бою лицом к лицу с нашим комбригом?

— Мы спешим, Михаил, — сказал Эктов. — Задерживаться дальше не можем. Примите пакет для Ивана Сергеевича, доставьте его немедленно… Могу сообщить вам, — продолжал он, понизив голос, — что в письме идет речь о встрече и соединении обоих отрядов в деревне Кобылинка и о совместных действиях против Советов.

— До скорой встречи! — дружески улыбнулся Григорий Иванович, пожимая на прощание руку Михаилу Матюхину.

Вечером того же дня подготовка к секретной операции была завершена. Котовский отдал приказ — выступать!

5. Отряд «атамана Фролова»

Выступили мы из Медного уже затемно. Для того чтобы сбить с толку, запутать антоновских лазутчиков, двинулись из села в сторону, прямо противоположную той, где была Кобылинка. Колонна поднялась на широкое поле, с которого село было видно как на ладони. В селе ни огонька. Тишина. Лишь одиноко прокричал петух… Ветер стих, и только иногда нас овевала струя горячего воздуха.

На поле бригада выстроилась четырехугольником. Во все стороны были высланы дозорные, которые должны были обезопасить нас от антоновских соглядатаев.

— Братва! — вполголоса обратился Котовский к бойцам.

Каре стихийно перестроилось в плотно сомкнутое кольцо.

— Получен приказ командования — разгромить последние силы бандитов. Мы их часто громили, победим и на этот раз…

Заикание мешало Котовскому, и поэтому он не любил произносить длинные речи.

— Говори, комиссар, — сказал он, обернувшись ко мне.

— Товарищи! — начал я, выехав на середину круга. — Перед нами ответственная, трудная, но выполнимая задача. Она требует от всех нас особой бдительности, выдержки, осторожности, безоговорочной дисциплины и готовности начать бой немедленно по сигналу. Командование приказало нам выманить из леса крупную банду Матюхина и уничтожить ее. Чтобы обмануть хитрого, опытного и осторожного врага, мы будем отныне называться не красноармейской кавалерийской бригадой, а белогвардейским казачьим отрядом донцов и кубанцев, который якобы прорвался с юга на соединение с антоновцами для совместных действий против Красной Армии, против Советов. Григорий Иванович будет именоваться теперь атаманом Фроловым, командиры полков — есаулами, а вы — станичниками…

Красноармейцы зашумели, раздались возгласы недоумения и даже негодования. Несколько кавалеристов, пришпорив коней, вырвались из рядов:

— Измена!

— Предательство!

Котовский громко рассмеялся, и его смех сразу охладил горячие головы. Бойцы спрятали шашки в ножны, смущенно поглядывали друг на друга и на командиров.

Я продолжал прерванную речь:

— Успех всей операции, быть может, жизнь всех нас зависит от каждого красноармейца. Ни слова о том, что вы котовцы! Особенно в деревнях, в избах. Никаких разговоров, никаких вопросов, которые могли бы нас разоблачить. Строжайшая дисциплина во всем! Стрелять только по приказу!..

Командиры свернули и спрятали эскадронные флажки. Бойцы поснимали все красноармейские знаки отличия, отцепили красные банты, напялили на себя зипуны и пиджаки. Командиры надели шапки-кубанки с красными и белыми верхами. Красноармейцам сообщили названия донских и кубанских станиц… Если бы в этот час нашу бригаду встретила какая-нибудь красноармейская часть, нас бы наверняка обстреляли.

И снова колонна вытянулась по полям и лугам… Ночь выдалась безлунной, глухой. Бойцы двигались молча. Лишь цокали копыта о сухую землю да бренчали изредка стремена.

Впереди ехал Эктов на породистом красивом дончаке; но это был самый плохой конь, который только был в бригаде. Если бы даже наш пленник и захотел удрать, то далеко от нас на такой лошади он бы не ускакал!.. На ремне у него болталась кобура с револьвером, из которого мы вынули не только патроны, но и барабан. Рядом с Эктовым ехал Котовский, чуть поодаль — я.

Вдруг откуда-то сбоку, из кромешной тьмы, выскочил конник и во весь опор помчался вдоль колонны.

— Красные слева!.. Красные слева!.. — кричал он на ходу.

Вдалеке замелькали светлячки выстрелов, затрещала ружейная стрельба. Потом застрочили пулеметы. Наше прикрытие ответило несколькими залпами.

Этот «бой» был инсценирован нами с ведома командования. Обе стороны стреляли в воздух. Надо же было показать, что, идя на соединение с антоновцами, казаки с боем прорывались через расположение красных частей!.. Мы наверняка знали, что об этой ночной перестрелке сразу же доложат Матюхину его разведчики или связисты.

Глубокой ночью мы подошли к деревне Кобылинка. Бригада остановилась, а головной отряд вместе с Эктовым приблизился к черным силуэтам изб у околицы.

Эктов свистнул тихо и как-то замысловато, и минуты через две перед нами словно из-под земли вырос молодой парень.

— Сейчас же скачи к Матюхину и вели ему со всеми силами явиться сюда! — приказал Эктов.

Я протянул связному письмо, заранее написанное нами. Парень молча кивнул головой и бесшумно исчез в темноте.

Мы стали ждать, выставив вокруг колонны посты и дозоры. Прошел час, другой… Но вот в ночной тишине зашуршали быстрые шаги, и связной снова подошел к нам. Он подал записку от Матюхина, который сообщал: приказу он, конечно, подчиняется, но должен сначала убедиться в том, что приказ этот действительно исходит от Эктова, и с этой целью высылает своих делегатов.

Дело начинало осложняться с самого начала. Уж не догадался, не пронюхал ли Матюхин о том, какие «донцы и кубанцы» идут к нему на соединение?.. Котовский и я молча ждали, что скажет Эктов, какое решение он примет.

— Где делегаты? — спросил он у связного с нотками раздражения и недовольства в голосе.

— За деревней, в яру, — ответил тот.

Эктов обернулся к Котовскому:

— Атаман Фролов, прикажите построить часть!

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — отчеканил Котовский и молодцевато козырнул.

Через несколько минут появились матюхинские делегаты, и Эктов представил нас нашим «союзникам по борьбе с большевиками». Делегатами были два пожилых мужика и молодой парень. Уклоняясь от лишних разговоров, мы повели их осматривать «донцов и кубанцев», построенных на поляне близ дороги. Нам пришлось пройти мимо окраинных изб. Вдруг в одной из них с шумом отворилось окно, и хриплый голос крикнул:

— Сашка, да ты никак к красным подался?

Я насторожился. Сашка, молодой парламентер от Матюхина, от обиды покрыл обладателя хриплого голоса «трехэтажным» матом.

— Какие тебе красные! Это наши… Ладно, потом расскажу! — отмахнулся он и снова примкнул к нам. Его невидимый собеседник, надо думать, был вполне удовлетворен таким красочным ответом и захлопнул окошко.

Этот короткий разговор заставил нас еще больше насторожиться. Почему Сашку спросили о красных? Уж не проведали ли антоновцы что-нибудь?.. Сашку я решил взять под свое наблюдение.

Деревня спала, но я чувствовал, что за нами следили из-за каждого угла, из-за каждого забора…

Котовцы выстроились. Они стояли у голов своих коней… Парламентеры Матюхина медленно обходили фронт, пристально вглядываясь в лица, в оружие, в одежду… Один из них, хмурый кряжистый мужик с медвежьими глазками под нависшими бровями, недоверчиво хмыкнул и проговорил:

— Такой большой переход, а какие справные кони…

Сказал так, между прочим, а на его слова сразу же откликнулся другой матюхинец: