Поднятые по тревоге

К вечеру 7 августа войска 5-й армии прочно закрепились вдоль железной дороги Коростень-Киев и держали здесь оборону до 20 августа. Это создавало постоянную угрозу флангу и тылу группы армий "Юг" и сковало на этом направлении семнадцать пехотных дивизий противника.

Но 19 августа в связи со сложившейся на юге Украины обстановкой Ставка Верховного Главнокомандования поставила перед войсками Юго-Западного фронта. задачу отойти на рубеж реки Днепр.

Корпус совершал марш, когда офицер связи доставил пакет непосредственно из штаба фронта. Содержавшийся в пакете приказ подчинял мне еще несколько частей и возлагал на меня ответственность за оборону Чернигова.

Оборону пришлось организовать в предельно сжатые сроки.

Авиация противника совершала частые налеты на Чернигов, сбрасывая сотни зажигательных бомб и множество листовок. Гитлеровцы стремились вызвать в городе панику, растерянность.

Когда я приехал в Чернигов, чтобы уточнить обстановку, город горел. Автомашина двигалась по разбитым улицам, между горящими домами. Никого из представителей местных властей разыскать не удалось: они занимались созданием партизанских отрядов.

Противник не заставил себя долго ждать. Не прошло и суток, как мы после марша заняли оборону, а передовые части гитлеровцев уже подступили к нашим оборонительным рубежам.

Начались упорные бои. В течение дня противник. предпринял несколько сильных атак, но успеха не имел. Ночью во всей полосе обороны корпуса не смолкал ружейно-пулеметный и артиллерийский огонь. Разведка доносила, что гитлеровцы сосредоточиваются для нанесения новых ударов.

Ночь была исключительно темной, в таких случаях говорят: "хоть глаз выколи". К тому же штаб корпуса располагался в густом лесу, где даже днем стоял полумрак. Ночью же вообще было трудно пройти от одной штабной машины к другой. Хорошо еще, что комендант штаба предусмотрительно распорядился положить вдоль тропинок светящиеся гнилушки.

И вот в эту самую ночь, когда ни на минуту не затихал бой, когда мы все знали, что противник неминуемо усилит натиск, я неожиданно получил телеграмму за подписью начальника штаба 5-й армии генерал-майора Писаревского. Мне предлагалось немедленно выехать в штаб фронта с личными вещами. Причина вызова не указывалась.

Телеграмма меня обеспокоила. Чувствовалось, что придется расстаться с корпусом, с боевыми товарищами.

Рано утром выехал в штаб армии. С командующим армией генерал-майором Потаповым и членом Военного совета дивизионным комиссаром Никишевым я был знаком еще со времени монгольских событий. Они встретили меня с большой теплотой. Генерал Потапов сказал, что, насколько ему известно, меня вызывают в Москву и, видимо, назначат командующим армией.

За обедом вспомнили Халхин-Гол. М. И. Потапов командовал тогда Южной группой, Никишев был членом Военного совета 1-й армейской группы, а я командиром 24-го мотострелкового полка 36-й мотострелковой дивизии, входившей в состав Центральной группы.

- Удачно мы провели тогда удары по флангам , - заметил генерал Потапов и, вздохнув, добавил: - Сейчас пока так не получается.

- Ничего, придет время, и опыт Халхин-Гола нам пригодится, - уверенно сказал Никишев.

- Конечно, - согласился Потапов, - но теперь нажимают на наши фланги фашисты.

- Почему, Михаил Иванович, вы не настоите на том, чтобы отвести армию на рубеж Сум? - спросил я. - Ведь над армией висит угроза окружения. Части сильно измотаны и обескровлены. Если противник нажмет с севера, ударит во фланг, трудно придется.

- Все это верно, - ответил Потапов. - Я и сам понимаю. Докладывал свои соображения штабу фронта, но никакого конкретного ответа не получил.

На прощание дивизионный комиссар Никишев сказал, крепко пожимая мне руку:

- Желаю вам успеха, Иван Иванович. Надеюсь, что на новом месте службы не забудете о традициях нашей пятой армии и Халхин-Гола, где вы получили звание Героя Советского Союза.

Больше я с Никишевым не встречался. В боях восточнее Киева этот умный, обаятельный политработник погиб, как герой, находясь в боевых порядках стрелковой дивизии.

Командующего Юго-Западным фронтом генерал-полковника Н. П. Кирпоноса я знал мало. Слышал только, что он был когда-то начальником училища в Казани, питом отличился в боях с белофиннами, получил звание Героя Советского Союза. Моя встреча с ним в штабе фронта в Прилуках была очень короткой.

Когда я на своей потрепанной, разрисованной желто-коричневыми полосами машине приехал в штаб фронта и доложил о прибытии командующему, он кивнул головой:

- Знаю, знаю. Вам надлежит убыть в Москву. Получите новое назначение. Самолетом лететь не рекомендую, опасно. Поезжайте лучше машиной.

На этом наш разговор закончился.

- Простите, я сейчас очень занят. Обо всем подробно договоритесь с начальником штаба, - сказал командующий, отпуская меня и углубляясь в чтение каких-то бумаг.

Начальник штаба фронта генерал-лейтенант М. А. Пуркаев обстоятельно расспросил меня о боях под Черниговом, о положении частей корпуса, а потом посоветовал:

- Зайдите в пошивочную мастерскую и подберите себе генеральскую форму, а то неудобно являться в Москву в таком виде.

Действительно, вид у меня был довольно неказистый. 12 августа мне присвоили звание генерал-майора, но генеральскую форму я еще не получил. По правде сказать, не очень-то и заботился об этом - не до того было. Ограничился тем, что прикрепил к петлицам генеральские звезды да заменил нарукавные нашивки.

В мастерской при штабе фронта мне подобрали готовую полевую генеральскую форму, так что в столицу я смог отправиться одетым как положено.

В Москве я прибыл к заместителю начальника Генерального штаба генерал-майору А. М. Василевскому (ныне Маршал Советского Союза).

- Здравствуйте, товарищ Федюнинский, - сказал он, - признаться, не ждал вас видеть живым и здоровым. Нам сообщили, что командир пятнадцатого стрелкового корпуса погиб, и я уже докладывал об этом Верховному Главнокомандующему.

Когда выяснили, в чем дело, оказалось, что в Ставку правильно сообщили о гибели командира 15-го корпуса, но речь в донесении шла не обо мне, а о полковнике Бланке, который после моего отъезда вступил в командование.

Жаль было этого энергичного и храброго офицера, проявившего так много воли и мужества при выводе из окружения полков 87-й стрелковой дивизии Полковник Бланк был смелым командиром, стремился лично присутствовать в самых опасных местах. Он и погиб, идя в контратаку на противника с винтовкой, как рядовой солдат.

Генерал Василевский подтвердил, что меня назначили командующим 32-й армией, которая входила в состав Резервного фронта

Я выехал в штаб армии, находившийся в лесу западнее Вязьмы.

Меня встретил начальник штаба армии полковник И. А. Кузовков. После первых бесед с ним я убедился, что дело свое он хорошо знает "Сработаемся, - с удовлетворением отметил я про себя. - По всему видно, человек вдумчивый, деловой и толковый".

Но работать с ним мне не пришлось.

32-я армия находилась во втором эшелоне. В первом эшелоне на нашем направлении оборонялась 16-я армия Западного фронта, которой командовал в то время генерал К. К Рокоссовский. Я решил побывать у него.

До штаба 16-й армии добрался поздно ночью, но генерал Рокоссовский еще работал в своем штабном автобусе. Мы вспомнили с ним нашу последнюю встречу в Ковеле накануне войны. Потом К. К. Рокоссовский начал знакомить меня с обстановкой.

Беседу прервал дежурный, который доложил, что на мое имя получена телеграмма. Меня опять срочно вызывали в Ставку.

Не заезжая в штаб 32-й армии, я поспешил в Москву

Принявший меня генерал Василевский сказал:

- Завтра утром полетите в Ленинград. Получите новое назначение.

Глава II. Фельдмаршал фон Лееб просчитался

Утром 13 сентября самолет Ли-2 поднялся с Внуковского аэродрома и под охраной звена истребителей взял курс на Ленинград. В самолете находились генерал армии Г. К. Жуков, назначенный командующим Ленинградским фронтом, генералы М. С Хозин, П. И. Кокорев и я.