Горячие точки

На самом верху перевала стоял пост: деревянная будка, шлагбаум. На звук приближающейся машины из будки неторопливо вышел солдат-афганец с карабином за спиной и стал нам махать рукой, предлагая остановиться. Подойдя к притормозившему в туче пыли (мы съехали на обочину) «жигуленку», солдат вдруг стащил с плеча карабин, наставил его на нас и с истошным криком: «Др-р-э-э-э-ш!» («Стой!») сделал выпад, как в штыковом бою, ткнув стволом чуть ли не в щеку сидевшего за рулем Коли.

Поведение солдата могло бы выглядеть для нас необычным и даже агрессивным. А свое дурацкое «Дрэш!» солдат вообще не успел бы произнести. Готовый к бою автомат лежал у меня на коленях, прикрытый курткой, и я мог бы моментально срезать этого клоуна, как только он потянулся за карабином. Но дело в том, что повадки местных военнослужащих нам были уже знакомы, поэтому мы спокойно сидели на своих местах и приветливо улыбались. На всякий случай я все же направил на солдата невидимый для него ствол своего автомата, а палец держал на спусковом крючке: вдруг он переодетый «ихван».

Однако солдат посчитал свою миссию по охране перевала и проверке всех проезжающих мимо машин на данный момент полностью выполненной, заулыбался, закинул карабин за спину и тут же жестами попросил у нас сигарету. Из будки выскочил в грязной нательной рубахе еще один солдат, который тоже получил сигарету.

Мы уже спускались с перевала. Я обратил внимание на то, что по склонам гор справа и слева, параллельно друг другу, как ступеньки, тянулись обработанные узкие участки земли с какими-то насаждениями. Кое-где виднелись сгорбленные фигурки крестьян, одетых в просторные светлые рубахи и такие же штаны. Потом я узнал, что эти участки земли называются террасы. Из-за недостатка пригодных к земледелию площадей местные жители долбили эти террасы в скалах, потом таскали туда землю в мешках, удобрения и прочее. Адский труд!

Наконец за очередным поворотом перед нами открылась привольно раскинувшаяся в чаше гор прекрасная зеленая долина. Из-за крон огромных деревьев выглядывали крытые красной черепицей и оцинкованным железом крыши каких-то дворцов.

– Это и есть дачи? – спросил я у Коли. – Ничего себе!

– О-о! Ты еще внутри посмотришь – ахнешь! – довольно смеясь, ответил Коля.

Петляя по узкой дороге между высокими глухими заборами, мы подъехали наконец к нужной нам даче. Там нас уже ждали.

Ворота открылись, и мы заехали во двор. Обливаясь потом, вылезли из раскаленной на солнце, пышущей жаром машины и осмотрелись.

Если где-то и был рай на земле, так это – здесь.

Перед нами стоял двухэтажный белокаменный дворец с колоннами, башенками и лепниной. Вокруг здания росли огромные деревья, раскидистые кроны которых давали спасительную тень и прохладу. В ветвях пели какие-то птички. Перед фасадом дома – просторная асфальтированная площадка. От площадки вниз по склону – дворец стоял на небольшом холме – вела широкая каменная лестница с перилами. По склону шли заросли немного запущенного плодового и декоративного кустарника. От цветников легкий свежий ветерок доносил благоухание роз. А внизу виднелась окаймленная вековыми деревьями Огромная круглая лужайка, засаженная газонной травой. Ее пересекал неширокий чистый ручей. Вся эта благодать была окружена высоким каменным забором с непременной колючей проволокой и битым стеклом по гребню.

На ступенях дворца нас встречал сам начальник объекта – полковник Хабиби. Лет сорока пяти-пятидесяти, с седыми висками и умными живыми глазами на смуглом худощавом лице, среднего роста, с хорошей военной выправкой, он выглядел внушительно и производил весьма приятное впечатление.

Приветливо улыбаясь, полковник поздоровался с нами за руку. Представились по именам. Беседа велась через переводчика Славу, который бойко лопотал на дари. Полковник представил нам и своего заместителя – худощавого капитана лет тридцати пяти. Звали его Ясир. «Рожа хитрая, глазки бегают, в глаза не смотрит. Прохиндей!» – решил я про себя.

Затем подошли еще двое сотрудников объекта: молодые ребята в военной форме без погон. Оказалось, что оба они хорошо говорят по-русски. Один – Абдулла – закончил в Союзе машиностроительный институт. Второй, по имени Ахмад, тоже учился у нас, но с началом событий в Кабуле в прошлом году был отозван партией для работы в контрразведке.

Афганцы были настроены дружелюбно. Обращались с нами очень уважительно, что было весьма приятно. Они услужливо подливали в бокалы холодную газировку, оказывали всяческие знаки внимания.

Рамазан еще не кончился, поэтому пить воду пришлось нам одним. Афганцы постились.

Мы обсудили технические вопросы процесса обучения, время начала и окончания занятий, с учетом того, что курсанты уже работают и проводят самостоятельные операции. Договорились, что заниматься будем пять раз в неделю. Два дня не занимаемся. В пятницу – «джума» – выходной день у афганцев. А в воскресенье – выходной день у нас.

Полковник заявил, что посещаемость занятий будет стопроцентной, так как курсанты направлены на учебу приказом самого министра безопасности Асадуллы Сарвари. Человек он строгий, требовательный, любит, чтобы все его приказы исполнялись точно и в срок.

В то, что министр безопасности требователен и строг, я охотно поверил, так как кое-что о нем слышал. Недавно в одной воинской части в провинции Джелалабад был очередной мятеж, который, кстати, достаточно быстро подавили. Но факт сам по себе был очень неприятный. Сарвари лично прилетел туда для разбирательства.

Уцелевших мятежников в окружении конвоиров построили перед министром. Их было человек тридцать. Сарвари прошел вдоль строя, вглядываясь в лица испуганных и ободранных солдат, что-то вполголоса коротко спрашивал. Следом за министром, чуть поодаль, следовала охрана и местное руководство. Там же был наш партийный советник и переводчик.

Вдруг Сарвари резко повернулся и выхватил из рук ближайшего к нему охранника автомат, клацнул затвором. Все шарахнулись в сторону.

Широко расставив ноги, Сарвари с бедра, веером, стал поливать из автомата мятежников. Когда кончились патроны, министр отбросил дымящийся автомат в сторону и, ни на кого не глядя, быстро пошел к машине. Вслед за ним поспешила свита. Конвоиры, восприняв действия Сарвари как приказ, добили оставшихся в живых.

Да, министр был строг! Поэтому на занятия уж точно будут приходить все.

А между тем в разговор влез наш Коля и стал рассказывать о подготовленном им плане теоретических занятий.

От нечего делать я стал рассматривать гостиную.

Напротив на стене висели два огромных фотопортрета Тараки и Амина. Изображения вождей нам уже примелькались, так как были развешаны по всему Кабулу.

Тараки изображался красивым (в восточном понимании этого слова) и мудрым пожилым мужчиной с благородной яркой сединой на висках, черными густыми бровями и толстыми могучими усами. Неизменно вид у него был очень нарядный, внушительный и одновременно добрый. Морщин на лице не присутствовало. На щеках – румянец. Направленный чуть в сторону и вверх взгляд – пронзительный и мечтательный, как бы пронизывающий времена и пространства, видящий то, что недоступно простым смертным. Встречались плакаты, где Тараки был с румяным и упитанным ребенком на руках в обрамлении ярких цветов на фоне голубого неба.

Впоследствии я воочию убедился, что парадные портреты всегда лгут. На самом деле Тараки внешне был малопривлекателен: глубоко посаженные глаза с желтоватыми белками, под глазами набрякшие мешки, рябое лицо (про таких у нас в деревнях говорят: «Черти на морде горох молотили!»). Когда вождь улыбался, то являл на обозрение огромные, кривоватые, широко отставленные друг от друга и желтые от никотина зубы. На голове редковатые, забитые перхотью и пегие от седины, как окрас у миттельшнауцера – «соль с перцем», – волосы.

Амин на портретах выглядел более скромно, но тоже красиво. Умный, понятливый и преданный «отцу народа» взгляд, приятный и горделивый разворот головы, аккуратная стрижка слегка вьющихся, красиво уложенных волос. На губах – мудрая и ласковая полуулыбка. Определение «мудрый и преданный» так и напрашивалось при виде его портретного изображения. Вместе с тем, присмотревшись, можно было уловить в чертах лица Амина некие признаки хитрости, изворотливости, склонности к быстрому принятию решений и настойчивости в достижении поставленных целей. Таким он и был. Умный, изворотливый, подхалимистый и одновременно беспощадный и мстительный, самовлюбленный и властолюбивый до крайности. Настоящий образчик восточного тирана. Такому поперек дороги не становись – сожрет с потрохами и не пожалеет на это ни времени, ни средств!