История Фридриха Великого

   На другой день по прибытии в Берлин он отправился в Шарлоттенбургскую придворную церковь, где назначено было молебствие и панихида по падшим в брани. Вся придворная капелла и множество народа ожидали его появления. {416}

   Он тихо вошел в церковь и сел в уголку. Служба кончилась, раздался победный гимн Грауна; все взоры обратились на короля: победитель стоял на коленях, опустив голову на руки, и -- плакал.

   Но народ прусский имел достаточную причину радоваться. Семилетняя война возвела Пруссию в степень самостоятельного государства, пробудила в ней сознание самобытной национальности и уверенность в своих силах. Правда, она оставила опустошительный след в государстве, но это была беда домашняя, поправимая. Зато королевство Фридриха было свободно от внешних долгов и получило все средства развивать свои нравственные и физические силы из собственных источников, тогда как другие государства совершенно истощились и на долгое время результаты своей внутренней деятельности должны были употреблять на погашение иностранных займов. Кроме того, слава прусского оружия и громкое имя Фридриха, как полководца, поставили Пруссию на уровень с сильнейшими державами и сделали ее одним из важных рычагов европейской политики. Этой войне пруссаки обязаны образованием превосходных военачальников: принцев Брауншвейгских, Генриха, Клейста, Меллендорфа, Вернера и, в особенности героя Семилетней войны -- Сейдлица, имена которых надолго обеспечивали спокойствие и безопасность государства, отныне играющего важную роль в Европе.

{417}

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Внутренние учреждения Фридриха

   Фридриху надлежало много трудиться, чтобы водворить порядок и благосостояние в королевстве, расстроенном войной. Семилетняя упорная борьба стоила ему 200.000 солдат и вообще уменьшила народонаселение государства почти на полмиллиона. Несколько городов и селений были совершенно разрушены; многие страны походили на степь; большая часть путей сообщения были уничтожены. Только миллионами и столетиями можно было исцелить тяжкие раны государства. Но Фридрих, как мудрый врач, против сильных язв сумел найти сильные средства, и через десять лет Пруссия зацвела еще лучше, чем до начала войны.

   Семилетней войной Фридрих поставил свое государство на такую степень значения, на которой оно могло удержаться одной силой оружия. Он понимал, что и в мирное время оно могло предаться покою только во всеоружии, как боец, всегда готовый к обороне. Он вынудил мир у неприятеля истомленного, но враг мог отдохнуть. Надлежало быть уверенным в своих силах и для новой встречи. Поэтому Фридрих, прежде всего, занялся войском. Тотчас по заключении мира он распустил из армии 40.000 прусских кре-{418}стьян, которые возвратились к плугу. Несмотря на то, войско его пополнилось иностранцами, которые стекались со всех сторон, отыскивая чести служить под его победоносными знаменами. Строгая дисциплина связывала это разноплеменное войско крепкими узами. Ежедневные военные упражнения заставляли солдат думать только о своем деле а забывать обо всем постороннем. Королевское внимание и щедрые награды отличавшимся породили в них благородное состязание. Скоро новая армия стояла на той же степени совершенства, как и войско 1756 года.

   Постигая сердце человеческое, Фридрих избрал честь рычагом для своей армии. Это чувство старался он раздувать в своих воинах всеми возможными средствами, зная, что оно ближе всего граничит с воодушевлением и способно на всякое пожертвование. Военное звание получило новые привилегии в гражданском быту Пруссии. Одни дворяне производились в офицерские чины; преимущество рождения должно было вознаграждаться и всеми почестями военной службы. При этом король имел в виду и другую полезную цель. Слава прусского оружия была слишком заманчива; многие из гражданского быта поступали в полки, в надежде на возвышение. Оттого в королевстве умножался класс дворян, почитавших унижением каждое другое занятие, кроме государственной службы, а прочие полезные сословия уменьшались. По новому постановлению переход сделался невозможным, и башмачник оставался при своей колодке, как говорит немецкая пословица. Каждый член общества {419} не выходил из круга, в котором рожден, и следовал своему призванию, не увлекаясь мечтами честолюбия, всегда пагубным для людей среднего сословия.

   Чтобы ознакомить офицеров с особенными тактическими приемами, Фридрих сам написал для них курс, извлеченный из собственного опыта. Курс этот раздавали им в рукописи, под строжайшим запрещением отдавать в посторонние руки, чтобы иностранцы не могли узнать его содержание. Кроме устройства войска, король заботился и о других мерах к обороне. Все укрепления были исправлены и усилены; в Зильберберге, в Силезии, построена новая крепость; запасные магазины наполнились через край; ружейные и литейные заводы работали без отдыха. Через год Пруссия имела в десять раз больше пушек, чем утратила во всю Семилетнюю войну, а число артиллерийских полков удвоилось. Чтобы с детства приготовлять дворян к их назначению, к военной службе, Фридрих увеличил берлинский кадетский корпус и основал еще {420} два: один в Штольпе (в Померании), другой в Кульме (в восточ. Пруссии). Сверх того, в Берлине была открыта военная академия для офицеров; король выписал для нее отличнейших преподавателей из Франции. Обеспечив себя таким образом извне, Фридрих обратил все свое внимание на врачевание внутренних ран государства. Здесь он делал истинные чудеса. По его слову, как будто по мановению волшебного жезла, города роскошно восставали из развалин, строились деревни, болота осушались, пустыни превращались в цветущие селения.

   Не одна отеческая заботливость о благосостоянии подданных побуждала его к этим быстрым и напряженным возобновлениям. Он имел и тайную, политическую цель: ему хотелось показать миру, что Пруссия, несмотря на свое истощение, была еще так сильна и богата средствами, что в несколько лет могла восстановить все разрушенное продолжительной войной и залечить все свои раны, не прибегая к постороннему пособию. С этой же целью он тотчас по заключении мира начал строить в Сан-Суси огромный дворец; на сооружение его было употреблено до пятидесяти миллионов. Этой постройкой он хотел, кроме того, пустить деньги в оборот и поправить состояние рабочего класса. При отделке этого дворца замечателен случай, который свидетельствует о чрезвычайной скромности Фридриха.

   Он поручил знаменитому живописцу Ван-Лоо расписать потолок главного мраморного зала. Художник изобразил на нем Олимп с полным собранием богов и в самой середине картины представил Клио, передающую парящей Славе вензель короля. Фридрих был этим весьма недоволен и приказал уничтожить свое имя.

   -- Я трудился не для истории, а для моего народа, -- сказал он. -- Все, что я сделал, принадлежит государству, а не славе. Я не завоеватель, а только защитник прав моих подданных; я не великий человек, а только порядочный король. Исполнение долга не заслуга, а успех -- не подвиг!

   С большими издержками были снова выведены подмостки в зале, и Ван-Лоо, не желая переписывать своей колоссальной картины, закрыл вензель зеленой занавеской. И доныне еще богини славы держат в руках своих этот загадочный покров.

   Чтобы провинции, наиболее пострадавшие от войны, могли поправиться, с них были сложены подати: с Силезии -- на шесть месяцев, с Померании и Новой Марки -- на два года. Кроме того, {421} шесть миллионов талеров были розданы разным областям для вспомоществования обедневшим жителям, на выкуп заложенных дворянских имений и на поддержку и поправление фабрик и мануфактур, которые во время войны пришли в расстройство. Для земледельцев были назначены особые суммы. Король приказал выдать крестьянам из запасного провианта армии 42.000 четвертей зернового хлеба на посев, почти столько же муки для пропитания и 35.000 артиллерийских и обозных лошадей для обрабатывания полей. Вообще, по исчислению кабинетс-министра Герцберга, Фридрихом роздано подданным на восстановление государства, с 1763-го по 1786 год, 24.399.838 талеров. Но всего удивительнее, что все эти пожертвования были сделаны им из собственной казны, из частных его сбережений и контрибуций, собранных во время войны. Государственные суммы остались неприкосновенными. Такое уважение к народной собственности возвышает этого великого монарха еще более в глазах мира. Только с его гениальным умом, с его понятиями о чести и народных правах можно было достигнуть до таких изумительных и великих результатов.