Николай II

Через двадцать лет, уже находясь в изгнании, германский экс-император все еще был уверен, что «мягкосердечие царя» погубило «дело мира в Европе». Он писал: «Заключенное между мной и царем Николаем II в Бьерке соглашение заложило фундамент для мирного и дружественного сожительства России и Германии. Задача эта была близка сердцам обоих государей. Действие этого соглашения было уничтожено русской дипломатией, высшими военными сановниками, влиятельными членами Думы и политическими деятелями. Мировая война, к которой они так стремились, не оправдала их надежд, опрокинула их планы и стоила как царю, так и мне престола». Кайзер все еще не излечился от прошлого величия и возлагал вину на кого угодно, но только не на себя. Подобное самомнение, уверенность в собственной непогрешимости, в тот период, когда этот человек играл руководящую роль в политике крупной мировой державы, пользовался огромными властными правами, ненамного меньшими, чем русский царь, не могло стать фактором стабилизации мира в Европе. «Германия — превыше всего» — было не просто лозунгом, — девизом националистов. Сам кайзер придерживался подобного мировоззрения, пропагандировал его, отстаивал и защищал. Ослепление национализмом дорого стоило Германии и многим другим странам и народам.

Складывание системы коалиций в начале XX века не привело и не могло привести к стабильности и долговременному сохранению статус-кво. Имперские амбиции, претензии и интересы ведущих мировых держав вольно или невольно расшатывали хрупкое европейское равновесие. И хотя с окончанием франко-прусской войны и до самого начала XX века на Европейском континенте не было военных конфликтов, напряженность все время существовала. И главным центром подобной опасной напряженности неизбежно являлись Балканы. Именно здесь в начале XX века три раза возникали ситуации, грозившие перерасти в масштабное столкновение мировых лидеров. Четвертый такой кризис, в 1914 году, закончился мировой войной.

В 1908 году возник «Боснийский кризис», когда Австро-Венгрия аннексировала провинции Босния и Герцеговина, населенные сербами. Эти районы формально состояли в зависимости от Турции, которая в этот момент находилась в состоянии хаоса, вызванного революцией. Именно опасения, что эти территории отойдут к Сербии, стало главной причиной решения венского правительства. Обессиленная, не находившая нигде поддержки Турция начала с Австро-Венгрией переговоры и за денежную компенсацию признала состоявшуюся аннексию. Но другие страны Балканского полуострова на это согласиться не могли.

Особенно сильным было возмущение в Сербии и Черногории, двух государствах, с таким трудом избавившихся от османского порабощения и вновь оказавшихся на передовой линии противостояния мощной экспансии. Эти страны, населенные православными, издавна пользовались покровительством правительства и моральной поддержкой общественных кругов в России… Но Петербург оказать реальной помощи своим «младшим братьям» в тот период не мог. После недавней русско-японской войны и внутренней смуты страна еще была слишком слаба, чтобы показывать силу на мировой арене. Дело закончилось устными декларациями, демонстрациями протеста и дипломатическими нотами.

Через четыре года на Балканах разразился новый кризис, грозивший перерасти в общеевропейскую войну. К тому времени Турция все еще сохраняла обширные владения на Европейском континенте. Ей принадлежала Албания, южная часть Болгарии (Фракия), северные районы Греции (Эпир) и Македония. Турецкое иго было нестерпимым и в различных районах все время происходили возмущения, локальные восстания, которые жестоко подавлялись турецкими войсками. Сопредельные государства давно претендовали на «турецкое наследство».

В октябре 1912 года Болгария, Греция, Черногория и Сербия начали военные действия. Союзники выставили против общего врага более чем шестисоттысячную армию, и уже через несколько дней стало ясно, что Турции надеяться не на что. Ее армия потерпела ряд поражений и к началу ноября была почти разбита, а ее остатки укрепились недалеко от Стамбула. Турция просила мира и взывала к европейским державам, которые начали выказывать признаки беспокойства.

Россия не была заинтересована в том, чтобы Болгария, правящие круги которой придерживались прогерманской ориентации, завладела Стамбулом и стала хозяином Черноморских проливов. Петербург в жестких выражениях потребовал от Софии приостановить наступление. Австрия и стоявшая за ней Германия не могли примириться с усилением Сербии, и австрийские войска начали концентрироваться на границе. Развитие ситуации внушало тревогу. В декабре 1912 года воюющие стороны заключили перемирие. В Лондоне открылась конференция послов ведущих европейских держав, на которой были выработаны условия мира, фиксировавшие сложившуюся политическую ситуацию на Балканах.

Но в июне 1913 года в том же регионе разгорелся новый конфликт. Победители в Первой балканской войне недолго оставались союзниками и не могли договориться о приемлемом для всех разделе «турецкого наследства». На этот раз была создана коалиция против Болгарии, объединившая Сербию, Грецию, Черногорию и их «исторического врага» — Турцию. В числе союзников на этот раз оказалась и Румыния. Каждый из участников коалиции требовал от Болгарии, захватившей обширные районы, территориальных уступок в свою пользу. Болгарский царь Фердинанд I (Кобургский) и его правительство, опираясь на дипломатическую поддержку Берлина и Вены, слышать ничего не хотели об уступках. Болгарские войска напали на сербские и греческие позиции. Это случилось 30 июня 1913 года. В военный конфликт быстро втянулись все сопредельные государства. Перевес сил был на стороне каолиции. Болгария сопротивлялась недолго и 29 июля капитулировала. Вскоре в Бухаресте был заключен мирный договор, по которому Болгария теряла значительные территории на юге, западе и севере. Достигнутое равновесие сил на Балканах являлось временной передышкой. «Балканский узел» не был развязан, и европейские политики это понимали.

России удалось избежать военной вовлеченности в балканские дела благодаря ответственности дипломатии и твердой позиции царя, считавшего, что лучше пойти на уступки, чем рисковать сохранением европейского мира. Хотя, начиная с Боснийского кризиса, русское общественное мнение, как либеральная, так и консервативная печать, все время ратовали за «реальную помощь братьям-славянам». Председатель IV Государственной Думы М. В. Родзянко и лидеры крупнейших думских фракций неоднократно призывали Николая II вмешаться в войну. Но их призывы не возымели действия.

Несмотря на то, что балканские войны не переросли в общеевропейский конфликт, напряженность на международной арене не ослабевала. Германия и Франция уже несколько лет ускоренно перевооружались, Россия тоже втянулась в эту мировую гонку. Усиливались националистические тенденции. Весной 1913 года германский канцлер Бетман-Гольвег, обосновывая в рейхстаге необходимость новых кредитов на армию, заявил, что Германии угрожает «славянская волна». Но он лишь повторял своего кайзера, после Первой балканской войны сказавшего, что ему представляется неизбежной «борьба славян и германцев».

В отличие от «дорогого Вилли» русский царь придерживался иного мнения и не считал военный конфликт большого масштаба неизбежным. В мае 1913 года Николай II прибыл в Берлин, на свадьбу дочери кайзера принцессы Виктории-Луизы, выходившей замуж за герцога Брауншвейгского. Это был последний визит русского монарха в Германию. Царь имел намерение договориться с Вильгельмом II об улучшении русско-германских отношений. Он провел переговоры с кайзером и заявил ему, что Россия готова отказаться от своих претензий на Черноморские проливы и согласна оставить Турцию в роли «привратника», если Германия, со своей стороны, удержит Австрию от политики захватов на Балканах. Реакции на эти предложения в Берлине не последовало, а Вильгельм ограничился лишь разглагольствованиями на общие темы.

В январе 1914 года, принимая германского посла Пурталеса, царь с улыбкой сказал: «У меня теперь для Германии только приветливые улыбки». Читая доклад посла и встретив эту фразу, германский император сделал пометку: «Этого уже достаточно! Только это мы от него всегда и видели».