Тайны погибших кораблей (От Императрицы Марии до Курска)

- Да, попадались, - говорит бывший мичман, старейший севастопольский водолаз Владимир Дмитриевич Корпус. - Впервые я натолкнулся на такую банку в Северной бухте, против Инкермана. Опустился на грунт, застропил ящичную мину, стал обходить ее по радиусу; вдруг задел галошей обо что-то твердое. Пригляделся - из ила другая торчит, краешком едва выступает...

Значит, спаренные мины - не просто предположение.

"По заданию комиссии, - заканчивает свое письмо А. Тусменко, - была проведена серия экспериментов: поочередно взрывали все известные мины, состоявшие на вооружении немецкого флота. Но ни одна из них не смогла произвести и половинного разрушения того, что было на "Новороссийске". Взрыв нескольких мин носил совсем иной характер - объемный, а не направленный".

Ударная струя раскаленных газов пробила борт и вышла вертикально вверх, проделав в корпусе линкора русло в виде латинской буквы "L". Кумулятивный выброс идет только в одном направлении. Если бы мина была обращена своей выемкой к борту, то форс взрыва прошил бы линкор от борта к борту, но ведь огненный смерч главную свою разрушительную работу проделал по пути вверх. Почему?

Запомним все же эту букву - "L".

"Минная версия" проста и удобна - она снимает ответственность за взрыв с начальников различных ведомств, - и, видимо, потом все-таки именно ей и отдали предпочтение в заключительном акте комиссии. И все же она неубедительна.

Случайно застопорился долгосрочный часовой механизм мины, причем именно у той, которая случайно была снаряжена всеми необходимыми приборами. Случайно эта мина оказалась в соседстве с другой, у которой была кумулятивная выемка. Случайно ее задел якорем линкор и случайно подтянул ее к себе под борт к одному из самых уязвимых мест - в район артпогребов с самыми мощными зарядами и снарядами. Случайно часовой механизм, проснувшийся после 11-летней спячки, сработал в самый безмятежный для экипажа заполуночный час...

Не слишком ли длинна эта цепь случайностей?

Сказав в своем очерке в "Правде" лишь об одной случайно задетой донной мине, я невольно вызвал поток писем, яро и доказательно оспаривавших это объяснение и выдвигавших другое - диверсия. Среди авторов писем были весьма авторитетные офицеры-моряки и адмиралы. Многочисленных сторонников этой версии неожиданно поддержала "Красная звезда", опубликовавшая на своих страницах отрывок из записи по поводу "Новороссийска" покойного военно-морского министра Адмирала Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецова: "...До сих пор для меня остается загадкой, как могла остаться и отработать старая немецкая мина, взорваться обязательно ночью, и взорваться в таком самом уязвимом месте для корабля. Уж слишком то все невероятно..."

"За короля, за честь знамени!"

Вскоре после того, как в 1988 году газета "Слава Севастополя" опубликовала мою документальную повесть "К стопам Скорбящего Матроса", в зале севастопольского отделения общества "Знание" на улице Воронцова состоялась читательская конференция, которая, по сути дела, вылилась в первый легальный митинг памяти жертв "Новороссийска". В огромном переполненном зале сидели и стояли сотни севастопольцев - седые отставники и безусые курсанты, вдовы и дети погибших, жители города и его окрестностей... Все они внимали выступавшим - участникам и очевидцам трагедии.

К концу знойного дня разразилась гроза, в окна ударили струи ливня, и кто-то громко заметил: "Ну, вот... Это Севастополь заплакал".

Стол на просцениуме был завален цветами и записками. Одну из них, неподписанную, я отложил себе в блокнот.

"Н.А.! Известен ли Вам такой факт? Утром 29.10.55 г. крейсер "Молотов" выходил в море. Сигнальщик старшина 2-й статьи Панкратов и командир крейсера увидели перископ подводной лодки. Об этом рапортом было доложено Пархоменко. О чем говорил командир крейсера с Пархоменко, не ведаю, но только после этого разговора наш командир отказался от своих слов и сказал, что это была, наверное, швабра".

После конференции ко мне подошел пожилой человек.

- Капитан второго ранга запаса Ганин. Бывший сотрудник особого отдела. У меня есть для вас интересная информация.

Он назвал свой адрес, и на другой день я приехал к нему.

- Знаете что, - сказал Дмитрий Павлович, - я бы мог рассказать всю эту историю сам, но вам, наверное, интереснее услышать ее из первых уст. В нашем доме живет бывший боцман торпедного катера мичман Селиверстов. Давайте заглянем к нему.

Петр Васильевич Селиверстов - серебристые волосы, золотые зубы, владимирский говорок - хозяином оказался радушным, но скупым на слова.. Все же историю, ради которой мы пришли, он поведал.

- В шестьдесят четвертом году я обучал в Алжире тамошних катерников. В этом же порту так же, как мы, инструкторами, работали и итальянцы. Они готовили водолазов, точнее, боевых пловцов.

Однажды мой стажер, алжирский офицер, кивнул на одного итальянского инструктора и сказал: "Вон тот взорвал ваш линкор". Я удивился, откуда это известно. Стажер пояснил: "Хвастался среди наших офицеров, что, мол, отомстили за честь итальянского флота". Меня, конечно, это взбесило работать с таким гадом бок о бок?! Но что поделаешь - мы оба иностранцы, я инструктор, он инструктор, у каждого свое начальство. Доложил я куда следует. Говорят, до Хрущева довели. На том и кончилось. А что сделаешь? Фактов-то прямых нет...

Фактов прямых нет.

Тем же вечером, разбирая в гостиничном номере читательские отклики, я извлек из груды конвертов письмо от контр-адмирала запаса Григория Петровича Бондаря:

"В 1955 году я командовал эскадренным миноносцем "Безотказный", который, как и линкор "Новороссийск", входил в состав эскадры.

28 октября наш эсминец возвратился с моря через два часа после линкора, который уже стоял на бочке № 3 у госпиталя. С разрешения оперативного дежурного эскадры "Безотказный" прошел в глубь бухты и стал под заправку топливом. Было около 21.30.

Мне обязательно нужно было проведать больную жену, которую я не видел более десяти суток, и с разрешения старшего я сошел на берег, заказав катер к Минной стенке к 24.00.

Когда я возвратился на Минную пристань, катера не было. Вместо него около часу ночи за мной пришел корабельный баркас. Оказалось, что на полпути катер вышел из строя, и потребовалось время, чтобы вернуться и спустить баркас.

Мы уже отошли от причала на 2-3 кабельтова, когда дежурный по соединению эсминцев, офицер Двоешерстов, попросил меня вернуться, чтобы принять и доставить по пути донесение о запасах кораблей оперативному дежурному эскадры. Дежурный находился на крейсере "Дзержинский".

Мы прошли вдоль южного берега бухты мимо линкора и уже миновали его корму, когда заметили, что погас флагманский огонь на крейсере и зажегся на "Новороссийске". Развернувшись, мы подошли к трапу линкора и узнали, что оперативный дежурный перешел на него. Отдав донесение вахтенному офицеру на юте, мы снова развернулись и продолжили путь на свой корабль.

Добирались до эсминца еще минут 12-15 и ничего подозрительного не наблюдали. Когда подошли к кораблю, вахтенный офицер доложил, что получен сигнал: "Все плавсредства к борту "Новороссийска". Это не удивило меня, я предположил обычную тренировку. Только после возвращения баркаса, около 05.00, мы узнали о гибели "Новороссийска".

Следовательно, взрыв произошел за время следования баркаса от линкора к эсминцу, учитывая, что ОД эскадры успел дать сигнал о вызове плавсредств.

Если бы этот взрыв произошел под килем корабля, на глубине, в иле, наш баркас это бы почувствовал: гидравлический удар гораздо сильнее воздушного. Но все дело в том, что взрыв произошел не под днищем, а в носовой части корабля, по левому борту, на 1,5-2,0 метра ниже ватерлинии. Это сходится с рассказами очевидцев - участников спасательных работ: рваная пробоина длиной 12-18 метров вдоль борта.

Этим же можно объяснить тот факт, что мы на баркасе не слышали ни взрыва, ни удара воды по корпусу баркаса - все заслонил от нас огромный бронированный линкор. И потому даже в кормовых кубриках корабля удар казался глухим и далеким. В то же время, по рассказам очевидцев, во многих зданиях госпиталя вылетели стекла окон и взрыв был слышен далеко в городе.