Наше всё. Футбольная христоматия

 Я постарался паренька успокоить: «Все нормально, дружище, доставай свои буклеты». «Дружище» полез в пакет за маркером и журналами, а я смотрю, у него руки трясутся так, что он ничего ими сделать не может. Тогда я сам стал доставать из пакета шарфы, майки, флаги и оставлять на них надписи. После каждого моего автографа мальчуган произносил: «Вау!» Я расписывался минут десять и каждый раз слышал это загадочное «вау». Мальчик в порыве восторга осмелел и даже поведал о том, что в школе все теперь сойдут с ума, когда он расскажет об этой встрече и покажет всю «освященную» атрибутику.

 Я практически никогда не отказываю болельщикам в их безобидных просьбах, а уж детям и старикам подавно. Это особая категория людей: они эмоциональны и чувствительны. Они все воспринимают острее, чем обыкновенные взрослые. И осознание того, что я могу поднять им настроение и сделать их хотя бы чуточку счастливее, позволяет мне общаться с ними «без напряга» даже тогда, когда я совершенно не расположен к какому-либо общению.

 Почему-то так получается, что старички и старушки особенно часто подмечают меня у газетных киосков. Опять-таки сегодня с утра объясняю продавщице, какие издания мне нужны, а сам периферическим зрением замечаю, что кто-то застыл рядом. Оказалось, бабулька лет семидесяти пяти. Она улыбалась такой светлой улыбкой, что мне тут же захотелось сделать для нее что-то доброе. Бабушка отреагировала на мой взгляд и попросила: «Егорушка, родненький, можно автограф для внучека?» — «Да, какие вопросы, конечно, можно! Сколько угодно!»

 И тут женщина проявила такую прыть, что я даже опомниться не успел. Она чуть ли не на полкорпуса влезла в окошко киоска, купила там ручку и спортивную газету и даже не позволила мне за нее заплатить. Бабушка очень сильно волновалась, и я дружески взял ее за руку. Мы постояли чуть-чуть, поулыбались друг другу. Я написал ее дорогому внуку послание и пошел к машине. Когда сел в автомобиль, бабушка продолжала стоять на том же месте, а мое сердце переполняли чувства, и эти чувства трудно объяснить. Было настолько приятно, настолько тепло и настолько волнительно, что хотелось позвать старушку, вместе с ней поехать к ее внуку и с этим мальчуганом поиграть в футбол.

 У каждой медали, как известно, две стороны. И оборотная сторона народной любви заключается не только в том, что ты должен контролировать каждый свой шаг, а прежде всего в том, что ты не можешь всем людям ответить такой же любовью. Наверное, мне хотелось бы стать черствее и обезопасить свою душу от лишних переживаний, но не получается. Иногда мне бывает так кого-то жаль, что не знаю, куда себя деть.

 Лет десять назад, когда мне стали приносить почту мешками, я изучал все письма до единого. Иной раз видел обратный адрес, и сердце уже сжималось, ведь многие живут в такой глуши и в таких условиях, в которых и выжить-то можно с трудом. Открывал конверт, а на измятом листочке пятнышки от слез. Маленький человечек пишет, что «Спартак» его единственная отдушина, и искренне делится своей радостью — как ему удалось достать вырезку из газеты с моей фотографией. Умоляет прислать мое цветное фото с автографом. На первых порах меня просто шокировали вложенные в конверты снимки, на которых разные детишки были запечатлены в комнатах, полностью обклеенных моими плакатами и постерами. Читал послания от них, и выяснялось, что ребенок в буквальном смысле недоедает: деньги от школьных завтраков тратит на портреты Егора Титова. Сотни, тысячи писем, одно другого трогательнее. И мне было очень непросто смириться с тем, что у меня нет возможности ответить всем и хоть как-то им помочь.

 Единственное, что я мог — так это оставлять себе на память то, что мне присылали. Но уже году в 1999-м весь мой номер на базе оказался забит весточками и подарками от болельщиков. Мягких игрушек было столько, что мне самому места в комнате уже не находилось. Если бы мне было суждено вернуться назад, я бы обязательно создал «отдел писем», где специальные люди покупали бы конверты, наклеивали марки, занимались отправкой ответов, а я на этих ответах ставил бы свои автографы и приписывал бы какие-нибудь занятные слова. Да и подарки все многочисленные тоже хранил бы по сей день.

 До сих пор иногда меня одолевает порыв откликнуться на призыв кого-нибудь из юных болельщиков и набрать указанный в послании номер телефона. Но всякий раз себя одергиваю: понимаю, что никто не поверит, если услышит в трубке: «Здравствуй, это Егор Титов. Ты просил(а) позвонить, вот я и звоню». Человечек наверняка решит, что кто-то потешается над его футбольным увлечением.

 По улице просто так я стараюсь не ходить, особенно после 2004 года, — узнают. Но совсем-то изолироваться от общества не получается, поэтому все равно каждый день «попадаюсь». Ну вот, например, абсолютно привычная картина: вышел на заправке. Бейсболку надел так, что сам ничего не вижу. Оплатил бензин. Возвращаюсь к машине, а уже весь персонал в очередь за автографами выстроился. И такая ситуация везде — в магазине, в ресторане. И маскироваться бесполезно. Частенько незнакомые люди при встрече откровенно говорят: «Егор, вы нас, конечно, извините, но черные очки вас не спасают».

 При всем при этом я до сих пор стесняюсь быть узнаваемым. И слушать гул «О, Титов!» я все еще не научился. Не люблю, когда собирается толпа, а толпа в нашей стране, замечу вам, собирается моментально.

 Узнали тебя один-два человека, вежливо попросили сфотографироваться, привлекли внимание окружающих — пронесся шепоток, люди стали стягиваться, просить автографы. Остальные присутствующие, далекие от футбола и меня не узнавшие, подошли полюбопытствовать: кто это? Выяснили, что Титов, футболист «Спартака». А за «Спартак» у них кто-нибудь обязательно болеет, и вот они уже выстраиваются в очередь: Егор, распишитесь для брата, свата, друга, дяди и так далее.

 В ресторане, случается, ужинаешь с семьей, и вдруг официант приносит бутылку какого-нибудь элитного вина: подарок вон от тех господ, сидящих за соседним столиком. Тоже ситуация щекотливая. И отказать нельзя, и отблагодарить как-то нужно.

 В целом народу нас с годами становится более воспитанным. Многие обращаются на вы. Тут же, как правило, предлагаю перейти на ты. Я все-таки открытый человек, без пафоса и комплексов, мне проще, когда по-свойски, без пиетета. Единственное — не терплю панибратства и бестактности. Они меня напрягают и всегда напрягать будут. Идешь куда-нибудь с женой и дочкой, и вдруг кто-то пьяненький: «О, извини, я выпил, но давай поговорим о футболе…» А я-то в кои веки выбрался с семьей как раз от футбола отключиться! Но «пьяненькому» дел до этого никаких нет, он решил объяснить мне, как играть нужно. Огрызаться я не люблю, хамить тоже. Если человек не понимает, стараюсь побыстрее уйти и не связываться.

 Обычно мне хватает одного взгляда, чтобы определить степень интереса человека и его намерения по отношению ко мне. Даже вскользь улавливая какое-то движение, знаю, что за этим последует. Опыт!

 Разумеется, никакой опыт не застраховывает от курьезов. Сейчас такая мода — на одежде швы снаружи. Я стою покупаю в киоске газеты вот в такой модной футболке и в нахлобученной на глазах бейсболке, а сам боковым зрением вижу, что кто-то на меня пристально смотрит. Поворачиваюсь — женщина лет шестидесяти широко мне улыбается. Но улыбка какая-то хитрая. А это как раз после поражения от ЦСКА было. Ну, думаю, сейчас опять начнутся разговоры: что ж вы не смогли?! А она: «Сынок, ты майку наизнанку надел. Иди переоденься в машине, а то ходишь как балбес». Я ее успокоил: мода, говорю, такая. Просветил женщину, она меня еще и поблагодарила.

 Вообще забавные случаи происходят чуть ли не каждую неделю. Особенно занятно, когда с кем-то из таких же узнаваемых футболистов (Аленичевым, Тихоновым, Парфеновым) оказываемся в местах, где болельщики нас увидеть никак не ожидали. Люди столбенеют. Глаза у них вылезают из орбит. И если кто-нибудь из нас такого наблюдателя заметит, то непременно скажет другим. Нам становится весело. Мы все можем к человеку повернуться и демонстративно ему подмигнуть. И здесь нужно не переусердствовать, потому что велика вероятность повергнуть «наблюдателя» в самый натуральный шок.