Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.

– К сожалению, природа ко мне оказалась жестокой. Я очень плохо вижу, – говорит Евгения Григорьевна. – Книги вот на полках. Подойду к ним. А читать не могу. Сиротами без меня стоят…

Евгения Григорьевна протягивает руку к столу, находит небольшую фотографию в старой рамке.

На нас смотрит милая, юная девушка-толстушка, почти девочка.

– Вот такая была, когда начала прятать литературу. Я тут, – она показывает нам другую фотографию, – когда уже я была настоящим членом партии.

Молодое прекрасное лицо смотрит на нас.

Евгения Григорьевна вдруг светло и ясно улыбается:

– Молодежь теперь как дети. Все спрашивают: «Какие были билеты у членов партии?» Я говорю: «Вовсе не было». – «Как так?» – говорят. Не понимают. Или еще спросят: «Сколько подпольных собраний вы посетили?» Ну как им скажешь? Все они были тогда подпольные. Говорю им, как мы занимались. «Что делать?» Ленина был у нас один экземпляр. Зачитали его до дыр. Буквально. Каждый человек знал: за эту книгу тюрьма, ссылка. А читали…

Пора уходить: мы утомили гостеприимную нашу хозяйку.

Я говорю Евгении Григорьевне, как благодарны мы ей. Говорю, что велели кланяться ей и строители, и земляки мои. Говорю, что смогу теперь сказать товарищам, кто же это Левицкая, дорогой народу человек, которому Шолохов посвятил свой рассказ.

– И вы поклонитесь от меня товарищам, – говорит Евгения Григорьевна. – А обо мне что рассказывать… Спасибо, что зашли.

Петр Маяцкий

Рядом с Шолоховым

Я не писатель, не литературовед. Но мне посчастливилось работать бок о бок с Михаилом Александровичем Шолоховым без малого тридцать лет. И хочется мне написать о нем, добром наставнике сельских партийных работников, которых он называл районщиками. Кому-кому, а нам на всю жизнь запомнились проникновенные слова, сказанные Михаилом Александровичем Шолоховым на своем 70-летии:

– Мне приятно и радостно видеть всех собравшихся здесь. Приятно и то, что они не только разделят с нами тяготы неурожайного года, но и сегодняшний праздничный стол. Рад видеть здесь представителей сельского хозяйства, прославленных наших тружеников, рабочих наших заводов Вдвойне приятно мне видеть секретарей райкомов нашей Ростовской области. И вы поймете, почему: все-таки из 70 лет я пробыл в партии 45 и 45 лет я постоянно общался с руководителями Вешенского района. Коммунисты района – это близкий и родной мне народ. Вместе с ними я делил радости и тяготы нелегких 40-х годов. Вместе с ними я рос и мужал как коммунист, учился у них и помогал им осваивать богатства нашей отечественной культуры.

Словом, связь кровная и долголетняя. 45 лет – это немалый срок. Сейчас я смотрю на вас, теперь уже секретарей новой формации. Более грамотные, более культурные. Но они остаются той же славной великой когортой партийных работников, которые были в мое время. Я сейчас на положении старослужащего, ушедшего в отставку и спустя годы приехавшего в свою воинскую часть. Вроде новые бойцы, новые командиры, новая техника. Но старое знамя – старое и нерушимое знамя. Такое у меня ощущение – новые секретари, но то же знамя. То же знамя великой партии осеняет нас и сейчас и ведет к новым подвигам, к новым свершениям.

Как читатель я познакомился с М.А. Шолоховым в середине тридцатых годов, когда жил с родителями в селе Кудиновке под слободой Дегтево нынешнего Миллеровского района. Летними ночами мне со сверстниками часто приводилось пасти измученных за день в работе колхозных лошадей. Отправляясь в ночное, каждый захватывал что-нибудь из съестного – краюху зачерствевшего хлеба, несколько сырых картофелин, чтобы испечь их на костре, а я засовывал за пазуху томик только что появившегося в нашей избе-читальне шолоховского романа «Тихий Дон». Читал его с упоением своим товарищам под низким темным небом у ярко пылающего костра на берегу тихо журчащей речки Калитвы.

Помню, как дрогнул мой голос и на глаза навернулись слезы, когда дочитал до того места, где описывалась казнь подтелковцев. Щипало глаза и у ребят не от дыма костра.

– Что же ты замолчал? – сказал кто-то из них.

Проглотив подступивший к горлу комок, справившись с волнением, я произнес предсмертные слова Подтелкова так, как, думалось, сделал это он, – решительно и твердо:

– Глядите, сколько мало осталось, кто желал бы глядеть на нашу смерть. Совесть убивает! Мы за трудовой народ, за его интересы дрались с генеральской псюрней, не щадя живота своего, и теперь гибнем от вражьей руки! Но мы вас не клянем!.. Вы – горько обманутые! Заступит революционная власть, и вы поймете, на чьей стороне правда. Лучших сынов тихого Дона поклали вы в ту яму…

Горько пережили тогда мы, пятнадцати-шестнадцатилетние мальчишки, героическую гибель подтелковцев и тут же, у костра, поклялись отдать свои жизни, если потребуется, за правое дело Подтелкова, Кривошлыкова и их боевых друзей, за нашу Советскую Родину.

Когда мы не шли в ночное, Александр Евграфович Шкондин выписывал наряд на чтение «Тихого Дона» в своей бригаде № 2 колхоза «Большевистский путь». Люди собирались в конторе бригадного двора. Если она была занята, шли к нам в дом, несли склянки с дефицитным в то время керосином для коптящей трехлинейной лампы. Набивалось в две комнаты столько, что буквально яблоку негде было упасть. Читали мы поочередно с Георгием Голубовым и Николаем Балдиным. Тишина была такой, что слышно было, как муха пролетит.

Пожилые вспоминали про точно описанное Шолоховым свое житье-бытье. Для нас, молодых, шолоховские книги, без преувеличения, стали путеводными в жизни. Я имею в виду и «Поднятую целину», и его военную прозу – «Науку ненависти», и неоконченный роман «Они сражались за Родину». Ведь моим сверстникам пришлось сражаться за Родину, познать «науку ненависти» в тяжелые годы Великой Отечественной войны. А до того и после – строить, укреплять колхозы, совхозы. Многие из них стали прославленными механизаторами, полеводами, животноводами. Есть среди них и инженеры, агрономы, зоотехники, несмотря на почтенный возраст, многие работают и поныне в сельском хозяйстве. Немало таких, кто возглавлял и возглавляет колхозы и совхозы, став достойными преемниками незабываемого шолоховского двадцатипятитысячника Семена Давыдова.

Рано начался и мой собственный труд на селе. Прервался он призывом на действительную службу, потом войной. Служил на Черноморском флоте, на эскадренном миноносце «Бодрый». Участвовал в защите Одессы, Севастополя. Был направлен в армейскую разведку. Фронтовые версты оказались длинными. Заполярье. 4-й Украинский. После него 2-й Дальневосточный. И так до мая 1947 года.

Вернувшись на «гражданку», с год работал в аппарате Мальчевского районного Совета. В следующем послали на учебу в Ростовскую высшую партийную школу. Параллельно окончил пединститут. В 1950 году был направлен на работу в Мальчевский РК ВКП(б). В 1956 году был избран первым секретарем Боковского РК КПСС. В это время и состоялось мое личное знакомство с Михаилом Александровичем Шолоховым. А было это так.

В Вешенской организовали общественный просмотр только что отснятых двух серий фильма «Тихий Дон». На него пригласили преподавателей русского языка и литературы, участников гражданской войны, руководителей хозяйств и первых секретарей райкомов партии четырех районов: самого Вешенского, Верхнедонского, Мигулинского и нашего Боковского. Просмотр проходил в тесноватом старом здании кинотеатра. Вел его режиссер-постановщик фильма Сергей Герасимов. С ним приехали ведущие артисты П. Глебов, Э. Быстрицкая, 3. Кириенко и С. Бондарчук. С. Бондарчук никакого отношения к фильму Герасимова не имел и присоединился к его группе, чтобы встретиться с Шолоховым и получить от него добро на экранизацию «Судьбы человека».

После просмотра каждой серии шло ее активное обсуждение. Выступали все желающие. И, надо сказать, недостатка в них не было. Фильм приняли тепло. Замечания были доброжелательными. И все-таки Сергей Герасимов заметно волновался. Может, причиной тому было присутствие Шолохова, на которого он все время поглядывал вопрошающе. А Шолохов молчал.