Жалеючи, упрашивал Музу мою:
Куда же ты рвешься?
Погибнешь в бою…
Тебе, легконогой, — дороги земли?
Ведь, этой дорогой
Солдаты прошли!
Ведь, эти на части тебя разорвут!
Ведь, это — несчастье, —
Быть Музою Смут!
Не будет пощады от этих и тех.
Зачем ты? Не надо!
Одна против всех…
Подымет с тоскою упрямую бровь.
Не знает покоя
Славянская кровь!
И песню, как порох взорвет от огня,
На вражеский шорох,
На топот коня!
Кого беспокоишь? Спокойны кругом.
Кого ты прикроешь
Прозрачным крылом?
Налево-направо: темно, как в бору.
Погибнешь без славы!
За правду умру…
Ты пой, словно птица: о нежном, простом,
Нет, наши границы
Прикрою крылом!
Порвешь и изранишь крыло о штыки.
Ударят! — не встанешь
От вражьей руки…
Не вам уговаривать Музу мою:
Она рождена —
Для победы в бою!
15 марта 1936 г.
Люди те же, но другие дни.
И тогда такими люди были.
Понимаешь, это ведь они
Александра Пушкина убили.
Был талантливей и ярче всех,
Умный и по-русски простодушный.
И за это, как за тяжкий грех,
Он толпой затравлен никчемушной.
На людей смотрю я в наши дни:
Тоже лучших мучают без цели.
Узнаю: да это ведь они
Пушкина убили на дуэли!
Те же лица и повадка та,
Те же — пошлость, злоба, самомненье.
Так же липнет грязью клевета.
Все, как раньше. Все — без измененья.
И зачем о Пушкине писать
Сотни книг… А жить ему не дали?!
Лучше бы живого охранять
От нужды, от злобы, от печали.
Родина, скажи мне, отчего
Губишь злобно ты свою же силу?
Ты за что поэта своего,
Лучшего поэта затравила?
Жить на свете с каждым днем больней.
Отчего же так всегда бывает,
Что поэты родины моей
Очень молодыми умирают?
Душит нынче и меня тоска,
Как петля, захлестывая туже.
Этот слабый крик из тупика
Никому не слышен и ненужен…
И пускай. Ведь речь не обо мне.
Есть другие, ярче и нужнее.
Говорю о них я той стране,
Той стране, что сердцу всех роднее,
Поберечь бы надо их, живых,
От нужды, от злобы, от печали.
И совсем не важно, чтобы их
После смерти славой увенчали!
Да кому ж я говорю, кому?
Тем, кто ныне Пушкина лелеет?
Нужно это мертвому ему?
А живых никто не пожалеет…
Думаю: такие же они,
Лучше люди и сейчас не стали.
Если Пушкин жил бы в наши дни,
То его бы снова расстреляли!..
11 февраля 1937 г.
Одиночество и бесстрашие рядом,
Словно два неизменных друга.
Это что, «в рядах» да «с отрядом»
Повстречаться с людскою вьюгой!
Это что! Ты один попробуй
Устоять под напором резким,
Повстречавшись с людскою злобой
Чтоб один… Чтобы было не с кем
Говорить о том, что дороже
Для тебя и жизни и счастья.
Чтоб кругом не лица, а рожи,
Чтоб вокруг не страхи, а страсти!
Напряженьем души и тела
Ты на жизнь завоюешь право.
И над грозным твоим уделом
Зашумит недобрая слава.
Одиночество и бесстрашие рядом.
Два крыла, две незримых силы,
С двух сторон для сердца ограда,
Чтоб оно бестрепетным было.
2 ноября 1936 г.
Тяжело с побежденными быть,
Тосковать об утраченной силе,
Но упрямо желать победить
И бороться, пока… не убили!
И обида заставила вновь
Обрести и решимость и твердость,
Взбаламутила русскую кровь,
Возмутив Московитскую гордость!
И, с тоской в помраченных глазах,
Но с нестынущей волей к победе.
Даже… Еле держась на ногах…
За рогатину! И на медведя!!
31 июля 1936 г.
Пусть колышется дым папиросный.
Устремясь, не тускнеет в дыму
Неподвижный мой взор, безвопросный,
Пронизав безответную тьму.
В облаках папиросного дыма
Снова труд, над которым сгорю.
Вновь о самом святом и любимом
Я с людьми по ночам говорю.
Ничего, что вчера еще ропот
Буйно рвался из сердца и рос,
Что вчера мне нахмуренный опыт
Незабвенные раны нанес.
Видит Бог, появилась недаром
Серебристая прядь на виске.
Суждено ль мне упасть под ударом
С заготовленным камнем в руке?
Поднимусь! С головою разбитой
И с расколотым сердцем в груди…
Ни пощады не жду, ни защиты, —
Голод, холод и враг впереди…
Поднимусь, чтоб не быть дезертиром…
Чтобы снова стоять часовым
На границах Прекрасного Мира.
Где родился я крепким таким!
13 января 1937 г.
