Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера

Поразительным примером избирательного подхода к фактам при описании исторических событий является так называемый «опыт вне тела» Альберта Шпеера, архитектора Гитлера, «его любимого министра и одного из возможных преемников».

В январе 1944 года Шпеер попал в госпиталь с серьезной инфекцией колена и легких. Время было не самое удачное: Геринг, всегда стремящийся ко все большей власти, интриговал против него и пытался добиться, чтобы Шпеер попал у Гитлера в опалу, для чего он использовал зловещего Мартина Бормана. Когда состояние Шпеера стало критическим, тот был помещен в оборудованный по последнему слову техники партийный госпиталь в Хохенлихен, неподалеку от Берлина. Этим медицинским учреждением руководил доктор Карл Гебхардт, группенфюрер СС и личный врач Гиммлера. Согласно Шпееру, Гиммлер дал Гербхардту указание устранить его. В своей знаменитой книге «Внутри Третьего рейха» Шпеер пишет: «Врачи подготовили мою жену к худшему. Но несмотря на этот пессимизм, я чувствовал необыкновенную эйфорию. Маленькая комната расширилась до размеров роскошного зала. Обычный шкаф, на который я пялился в течение трех недель, превратился в великолепный выставочный экспонат, выложенный редкими сортами древесины. Подвешенный между жизнью и смертью, я испытывал счастье, какое мне редко доводилось ощущать»³⁰⁰.

Из беседы Шпеера с Гиттой Серени мы узнаем, что же произошло в действительности: он, очень амбициозный, очень материалистичный и очень здравомыслящий архитектор, властный министр нацистской верхушки, получил опыт сознания вне тела! Серени воспроизводит беседу так. «Никогда в моей жизни я не был так счастлив», – сказал Шпеер. По его словам, он был «наверху» и глядел вниз на самого себя, лежащего на кровати. «Я видел все очень четко. Врачи и медсестры парили, и Маргарет [его жена] выглядела мягкой и тонкой, ее лицо было маленьким и бледным… То, что делали профессор Кох и медсестры, – продолжает Шпеер, – казалось мне молчаливым танцем. Комната была такой красивой… – он улыбнулся своему воспоминанию. – Я был там не один, там были еще фигуры в белом и в сером, и музыка… А потом кто-то произнес: “Не сейчас”. Я понял, они хотят сказать, что мне нужно возвращаться, и я сказал, что не хочу. Но мне дали понять, что я должен, мое время еще не пришло. Не знаю, как описать, что я почувствовал тогда. Это не было просто печалью или разочарованием – это было длительное чувство потери… До сего дня я считаю, что в те часы я испытывал такие вещи, которые, насколько я себя знаю, я не мог ни видеть, ни слышать, ни выразить. Могу сказать вам одно: с того времени я перестал бояться смерти. Я уверен, что это будет великолепно».

Почему же он не написал об этом в своих мемуарах? Шпеер отвечает: «Ну, считается, что я человек сверхрациональный, понимаете, пишущий авторитетнейшую книгу об этих ужасных временах, ставших историей. Как вы думаете, что сказали бы читатели, если бы в середине книги я заявил, что уверен – и уверен до сих пор, – что в ту ночь я умер и вновь вернулся к жизни? Представляете, как повеселились бы критики?»³⁰¹ Именно из этих или подобных соображений важнейшие переживания исключаются из «официальной» истории, которая подобна слою холодного пепла над расплавленной магмой действительности.

Как мы уже видели, человеческое существо, с нематериалистической точки зрения, по определению является оккультным, так как состоит главным образом из частей, которые обычные органы чувств воспринять не способны. Оно оккультно хотя бы потому, что большая часть его деятельности – мысли, чувства, импульсы, сновидения – является «оккультной», скрытой. То, что оккультизм так часто использовался всевозможными мошенниками и шарлатанами, не меняет справедливости сказанного. Индивидуальная жизнь – это большей частью оккультное переживание, более того, основы современного научного и материалистического мира пропитаны оккультизмом. Мы уже упоминали о магической составляющей Возрождения. Наитие, приведшее Декарта к переоценке основ западной философии, пришло к нему в трех сновидениях. Огюст Конт, теоретик позитивизма, создал новую религию человечества. Мысль Ницше, ориентированная главным образом на «этот» мир, исходит из и возвращается к положениям, не являющимся материалистическими. А развитие теоретической физики в течение последних ста лет привело к появлению «мифа материи».

В предшествующем абзаце мы обошли вниманием Исаака Ньютона. Благодаря прошедшему в 1936 году в Сотби аукциону «ученые впервые имели возможность оценить глубину и широту магических интересов Ньютона, – пишут Майкл Байгент и Ричард Лейгх. – Это оказалось поразительным открытием. Первым комментатором, опубликовавшим работы, которые до того времени замалчивались, был Джон Мэйнард Кейнс. Он пришел к заключению, что “глубочайшие интересы Ньютона были оккультными, эзотерическими и семантическими…” Согласно Кейнсу, “Ньютон не был первенцем века разума, он был последним из магов…” Пользуясь словами другого комментатора: “Можно уверенно утверждать, что алхимические идеи Ньютона так прочно покоились на базовых принципах, что он никогда не сомневался в истинности их главных положений. В каком-то смысле, вся его карьера, начиная с 1675 года, была одной долгой попыткой объединить алхимию с механической философией”»³⁰².

Николас Гудрик-Кларк назвал вторую главу своего труда об оккультных корнях нацизма «Оккультное возрождение в Германии в 1880—1910 годах». Он пишет об этом периоде следующее: «Оккультное учение старалось подчеркнуть тесную и глубокую связь человека и космоса в терминах “сущностного” соответствия микрокосма и макрокосма. При этом оно старалось противостоять материалистической науке, которая делает упор на феномены осязаемые и измеряемые, но пренебрегает невидимыми качествами, относящимися к духу и эмоциям. Эти новые “метафизические” науки давали человеку целостный взгляд на себя и на мир. Они давали ему чувство участия во всеохватном осмысленном миропорядке и с помощью предсказаний будущего позволяли планировать поступки в соответствии с этим миропорядком»³⁰³.

Гудрик-Кларк набрасывает картину быстрого распространения оккультизма в Германии. Он упоминает об издании в Лейпциге двенадцатитомной «Эзотерической библиотеки» (1898—1900), а также о выходе тридцатитомной серии «Теософских работ» в Веймаре (1894—1896). В 1906 году в Лейпциге было основано Теософское издательство, в результате чего появилась «целая волна оккультных журналов». Опираясь на свои данные, Гудрик-Кларк заключает, что новый пик выхода оккультной литературы приходился на период с 1906 по 1912 год. Расцвет оккультного движения в Германии окажет заметное влияние на немецкое население Австрии. «Импульс исходил главным образом из Германии: как Лист, так и Ланц черпали свое знание теософии из германских источников… Теософию в Вене после 1900 года можно описать как квазиинтеллектуальную сектантскую религиозную доктрину, импортированную из Германии и распространяющуюся среди людей, шатких в своих религиозных убеждениях, но тяготеющих к религиозному мировоззрению»³⁰⁴. Мы знаем, что Ланц и Лист вернут свой долг Германии сторицей, став непосредственными вдохновителями Germanenorden и нацизма.

Неудивительно, что трагические события Первой мировой войны – такого эффекта можно ожидать от всякого великого кризиса – породили новую волну интереса к оккультизму. В послевоенный период, пишет Ульрих Линзе, «многие психологически предрасположенные люди окунулись в вещи оккультные и мистические и оказались крайне восприимчивыми к различного рода внушениям. Хорошо известно, что сразу после войны появилось огромное количество гипнотизеров, магнетизеров, телепатов и им подобных. Они устраивали публичные выступления и демонстрировали свои “мистические” и целительские способности в ходе тщательно организованных шоу»³⁰⁵. Германский кризис затянулся на годы: после унизительного поражения последовали левые и правые революции, затем гиперинфляция. Это было время Терезы Ньюман со стигматами, спирита Вайсенберга Чёрча и знаменитого мага и шоумена Хануссена. В 1925 году масоны в Германии достигли абсолютного пика своей численности, насчитывая 82 194 брата в 632 ложах³⁰⁶. Нацизм тоже был частью общего поиска новых мощных, если не сказать чудесных, ценностей.