Жизнь Ленина. Том 2

«Везде «маленькая» оговорка: мы-де, коммунисты, имеем свою коммунистическую программу (III Интернационал), но считаем все же своим долгом как купцы поддержать (пусть Vio 000 ш^анса) пацифистов в другом, т. е. буржуазном лагере (считая в нем 2 и 2V2 Интернационалы).

«Будет и ядовито и «по-доброму» и поможет разложению врага. При такой тактике мы выиграем и при неудаче Генуи. На сделку, невыгодную нам, не пойдем. С ком. пр. Ваш Ленин».

Ленин был прав, когда предполагал, что «они» могут разогнать Генуэзскую конференцию, как только она начнется. Его подозрения и объясняют поведение советской делегации в Генуе и подписание ею договора с Германией в Рапалло. Конференция была обречена на неудачу с самого начала.

Идея Генуэзской конференции родилась в плодотворном воображении премьер-министра Ллойд Джорджа, чей коалиционный либерально-консервативный кабинет раздирали политические противоречия и личное соперничество. Он не предполагал, что осенью 1922,года консерваторы порвут с ним, кабинет падет, а сам он, 59-летний, находчивый, влиятельный, полный сил, проиграет выборы и доживет до 1945 года, так никогда и не вернувшись на правительственный пост. Этого он предвидеть не мог, но он был политиком, и он чувствовал, что для того, чтобы остаться на Доу-нинг-стрит 10, несмотря на неприятности в Индии, неприятности с профсоюзами, неприятности в либеральной партии и потерю Ирландии, ему нужна блестящая победа в области международной политики. Главными мировыми проблемами была германская и русская. Он надеялся разрешить обе в Генуе, где, как он говорил, «большие люди встретятся с большими людьми». Поэтому «гражданин Ленин» был лично приглашен участвовать в конференции.

Успех требовал активной помощи со стороны Франции, а также США. Администрация Гардинга—Гувера—Хьюза приняла политику карантина по отношению к России. Кроме помощи голодающим, она не хотела никаких контактов с большевиками. Поэтому Америка воздержалась от участия в Генуэзской конференции.

Французский премьер и министр иностранных дел Аристид Бриан желал плодотворного исхода конференции, чтобы укрепить свое шаткое положение. В январе 1922 года Бриан с Ллойд Джорджем за игрой в гольф в Каннах пришли к предварительному соглашению о Генуэзской конференции. Эти их разговоры, конечно, не записаны. Но известно, что Бриан просил британской гарантии на случай немецкой агрессии взамен той англо-американской гарантии, которую Франция должна была получить, но не получила, так как президент Вильсон не добился согласия Сената на заключение мирного договора. Ллойд Джордж предложил гарантию на случай неожиданного нападения, но не мог пообещать постоянных консультаций между Генеральными штабами обеих держав, которых требовал Раймонд Пуанкаре. Пуанкаре к тому же считал неприемлемым ведение переговоров с Германией о послевоенных репарациях. У него была своя идея, как получить эти репарации: оккупировать Рурскую область (что и произошло в январе 1923 года). В вопросе о России Пуанкаре с Ллойд Джорджем тоже не ладили. И вот, по вызову президента Франции, Бриан должен был прервать игру в гольф и дипломатию в Каннах, вернуться в Париж и передать пост премьера Пуанкаре. Жан-Луи Барту стал министром иностранных дел и председателем французской делегации в Генуе. Это, как и нож, приставленный к горлу Ллойд Джорджа его лондонскими коллегами, предвещало конференции мало хорошего. Поэтому Ленин поручил Чичерину при первой же возможности провозгласить на конференции «пацифистскую программу».

В программе говорилось: «...международные политические и экономические формы в настоящее время служат постоянными фиговыми листками для хищничества империалистов и, в частности, орудием против нас. Лига Наций есть просто орудие Антанты, которая уже использовала ее против нас». «Вы сами указывали,— продолжал Чичерин, обращаясь к Ленину,— что арбитраж невозможен между буржуазными и советскими государствами, однако, арбитраж есть необходимая часть пацифистского арсенала... Мы должны ввести в привычные современные международные формы что-то новое, чтобы помешать превращению этих форм в орудие империализма... В результате мировой войны усилилось освободительное движение всех угнетенных и колониальных народов. Мировые государства начинают трещать по швам. Наша программа должна вводить в международную схему все угнетенные колониальные народы. За всеми народами должно признаваться право на отделение или на гомрули... Новизна нашей международной схемы должна заключаться в том, чтобы негритянские, как и другие колониальные народы, участвовали на равной ноге с европейскими народами в конференциях и комиссиях и имели право не допускать вмешательства в свою внутреннюю жизнь. Другое новшество должно заключаться в обязательном участии рабочих организаций» в международных конференциях. Третьим новшеством Чичерина было предложение об экономической помощи сильных стран слабым. «Одновременно мы предложим всеобщее сокращение вооружений... дополнение правил войны разными запрещениями: упразднение подводных лодок, химических газов, минометов, пла-менеметов и воздушной вооруженной борьбы... Мы предложим капиталу передовых стран построить сверхмагистраль Лондон—Москва—Владивосток (Пекин), и мы объясним, что этим откроются для всеобщего пользования неисчислимые богатства Сибири... мы предложим распределить планомерно золото, лежащее в настоящее время втуне, в кладовых американских банков. Это планомерное распределение золота по всем странам должно сочетаться с планомерным распределением заказов, торговли, продовольствия, топлива и товаров.

В приписке к своему одобрительному отзыву о программе Чичерина Ленин добавляет: «Почему нам не съядовитничать (и «по-доброму») еще дополнительно: мы предлагаем отмену всех военных долгов и пересмотр версальского и всех военных договоров... Осрамим и оплюем их «по-доброму...» Предложил Ленин и компенсировать, в виде исключения, мелких держателей русских займов, поскольку удастся доказать точно, что это... мелкие, трудовые держатели».

Ленин явно предчувствовал, что Россия в Генуе не сможет выиграть ничего, и поэтому ничего не потеряет, если Чичерин огласит свою «пацифистскую программу». С такими предписаниям главные советские делегаты — Чичерин, Литвинов, Красин, Иоффе, Ра-ковский, Рудзутак, Преображенский, Сапронов и Боровский — прибыли в марте 1922 года в Берлин, по пути в Италию.

Большевистские делегаты, особенно Чичерин, питали сильнейшее отвращение к Лиге Наций и к двум великим западным державам (Англии и Франции), так что они немедленно вступили в оживленные переговоры с немцами, имея в виду заключение негласного союза с Германией. Эти парии Европы, проигравшая войну Германия и московские революционеры, готовились сплотиться против денежного мешка западных завоевателей. Восточная, прорусская школа политиков, традиционно могущественная еще при кайзере, теперь еще усилилась, благодаря разгрому Германии на западе. Чичерин был в своей стихии.

Вскоре текст условий, превратившихся впоследствии в Рапалльский мирный договор, был составлен. Чичерин советовал приступить к подписанию. Рате-нау, германский министр иностранных дел, западник, философ, автор, либерал и бывший директор немецкой Всеобщей электрической компании, колебался. Он все еще надеялся, что в Генуе будет улажен болезненный для Германии вопрос репараций, и верил в создание «Международного консорциума», предложенного Францией для восстановления России. После того, как

Америка отказалась к нему присоединиться, «Международный консорциум» стал «Европейским». У англичан были свои расчеты. Лесли Уркарт, пытавшийся получить концессию на экспроприированные у него сибирские рудники, стал членом британской делегации в Генуе. Группа «Ройал-Датч Шелл» ожидала нефтяных концессий на Кавказе. Англия предпочитала не смешивать своих экономических усилий и экспортно-импортных предприятий с затеями других иностранцев. Но Ратенау все-таки думал, что идея консорциума может победить. Его надежду разделили председатели нескольких больших германских банков. Но в первую очередь Германия просто хотела вернуться на международную сцену, и Ратенау опасался, со всеми на то основаниями, что подписание договора с Советами накануне конференции поведет к исключению Германии из ее состава.