Неповторимое. Книга 2

Хорош и заместитель командира полка подполковник А. Фомичев — второе лицо в полку. Ну, если у Белова чего-то там не хватало, чтобы сделать благородный шаг, то заместитель командира, которому в последующем вместе со мной служить, должен проявить такт и уважение. Но он сам даже не соизволил появиться. Оказывается, Михаил Иванович Белов гарантированно обещал Фомичеву, что именно он остается командовать полком, что все уже готово и т. д. Однако если даже и так, то разве можно вести себя подобным образом по отношению к офицеру, которого назначили сюда приказом. Эти действия свидетельствуют о том, что понятия о чести у них капитально размыты.

Забегая вперед, хотел бы кратко описать дальнейшую судьбу этих двух моих «благожелателей».

Михаил Иванович Белов, вырвавшись со 112-го километра, попал в штаб армии на должность заместителя начальника какого-то отдела. Со временем его выдвинули на пост начальника отдела. Через несколько лет он добивается, чтобы его послали в Группу Советских войск в Германии по замене. Попадает он в штаб 3-й Ударной армии в Магдебурге — самую большую армию в ГСВГ. В 1969 году я получаю назначение на должность командующего этой армии. Буквально на 3-й или 4-й день моего вступления в должность, как обычно, приезжаю на службу, выхожу из машины, смотрю — перед входом в здание, куда никого не пускали, кроме членов Военного совета и офицеров оперативного отдела штаба армии, прохаживается нарядная солидная дама. Увидев меня, она энергично приблизилась и, широко улыбаясь, заговорила так, будто мы с ней были знакомы тысячу лет:

— Здравствуйте, дорогой Валентин Иванович.

Я вопросительно смотрю на неожиданную визитершу, которая продолжала громко щебетать:

— Мы так рады, мы так рады, что именно вас назначили в нашу Группу войск. Заполярника! Кто не был в Заполярье, тот и службы-то настоящей не знает…

— У вас какие-то ко мне есть вопросы или просьбы? — Я вынужден был прервать ее.

— Да, нет, нет! Я просто хотела от нашей семьи Беловых выразить вам чувства глубокого уважения, как это было всегда. Вы же помните Михаила Ивановича Белова…

Я все так же вопросительно-непонимающе смотрел на сию весьма экспансивную особу, которая продолжала играть роль старинной доброй знакомой.

— Ну, Белова Михаила Ивановича, которого вы сменяли на полку? 112-й километр в конце 1959 года — помните?

— Да, ну как же, как же!

— Так вот он, бедняжка, дослужился только до начальника отдела и засох. Затирают! А ведь способный человек. Да вы лучше знаете. С вашим приходом мы воспряли. Появилась надежда. Ему бы на генеральскую должность, он оправдает. А, Валентин Иванович?

— Извините, вы же знаете, я только что приступил к руководству армией. Со временем разберусь, в том числе и с Михаилом Ивановичем. Желаю вам всяческих благ и всего хорошего. К сожалению, меня ждут. До свидания.

Поднимаясь к себе, я вспоминал, как после отъезда Михаила Ивановича из полка его же соратники занимались россказнями о том, что полком командовал не Михаил Иванович, а его жена. Я хоть и пресекал эти разговоры, но в душе разделял мнение тех, кто презирал мужиков, позволявших вмешиваться женам в свои служебные дела. Естественно, это не означало, что жена должна жить своим миром, а ты — своим. Нет. Но есть рамки, границы службы, которые должны быть неприкосновенными.

Как правило, такие чересчур «активные» жены в итоге приводят своего муженька в тупик или даже к краху, как это случилось с Горбачевым, хотя на пути к трону было все гладко!

Со временем на одном из совещаний офицеров управления армии мы встретились с Михаилом Ивановичем. В перерыве заговорили о Заполярье. Полк он не вспоминал, а так, в общих чертах… Потом попросился на прием. Перед этой беседой я переговорил с начальником штаба армии генералом Николаем Васильевичем Сторчем — прозондировал, что Белов может просить.

Николай Васильевич очень резко отозвался о Белове, как о слабом и ленивом работнике. Кроме того, он сказал, что срок его службы в ГСВГ подходит к концу, он должен в этом году уехать по замене. Соглашаясь со Сторчем во всем, я все-таки попробовал склонить его к тому, чтобы создать Белову какие-то условия пусть к небольшому продвижению, хотя это было и против моих принципов и у Белова не было объективных показателей для такого ходатайства. Но я подробно рассказал Николаю Васильевичу все о 61-м мотострелковом полку и выразил убеждение, что мое бездействие может быть расценено отместкой за прошлое. Он согласился и пообещал переговорить по этому вопросу с начальником штаба Группы войск. И решение было найдено: Белова отправили из ГСВГ, но не по прямой замене, а с повышением. Михаил Иванович звонил, прощался и благодарил. После этого все его следы я утерял.

Что касается Алексея Алексеевича Фомичева, то мы с ним, как и со всеми другими, работали хорошо. И не просто вытянули полк из болота, а сделали его передовым в дивизии. А когда меня ставили заместителем командира дивизии, я ходатайствовал, чтобы его назначили на полк, что и было сделано. Затем он уехал по замене. Через много лет, когда я уже командовал Прикарпатским военным округом, вдруг получаю письмо от полковника Алексея Алексеевича Фомичева. Он сообщал, что служит в Южной Группе войск начальником штаба дивизии, служба его подходит к концу, он будет увольняться. Но хотел бы обосноваться во Львове, где живут родственники его жены. Однако сложно с квартирой: «Помогите».

Мне удалось помочь — ему выделили хорошую большую квартиру с учетом состава семьи и в престижном районе. Он был доволен. Однако ни разу ко мне так и не зашел, хотя я командовал округом много лет.

Считаю, что в обоих случаях поступил правильно, хотя горечь обиды за их необдуманные поступки осталась. А сколько еще после этого было случаев разочарования в тех, в ком видел достойного, порядочного человека? Мы ведь привыкли верить людям, верить и доверять. И очень часто о других судим по себе и ждем, что если к кому-то относиться по законам чести, то и он ответит тебе тем же. Увы, жизнь не раз преподносила мне удары.

Но вернемся в 61-й мотострелковый полк. Все, что спланировали с начальником штаба, так и провели. Бывший командир полка полковник Белов не появился, а заместитель командира полка стоял в строю. Командовал начальник штаба. И хотя дисциплина строя была низкой, а прохождение торжественным маршем было очень далеким от устава и ничего торжественного в нем не было, я все-таки был доволен. Полк с этого часа знал, кто их командир.

Несколько мрачной получилась беседа с офицерами полка. Чувствовалось, что у них накопилось немало вопросов, и я пообещал буквально в течение недели рассмотреть все проблемы. Значительно лучше прошла встреча отдельно с командирами подразделений и начальниками служб. Возможно, на них повлияло мое вступительное слово. Я же сказал им откровенно, как своим товарищам по службе:

— Товарищи офицеры! Мне довелось служить и командовать полками, которые находились приблизительно в таких условиях, как наш 61-й мотострелковый. Никто к нам не приходил и никто не создавал необходимых условий. Это мы все делали сами, своими руками. Но чтобы принимать какие-то решения, конечно, необходимо знать истинную картину, причины такой тяжелой обстановки, в какую попал полк.

Поэтому всех, кто будет докладывать за свой участок, я прошу представить обстановку честно и оценить ее так, как считаете именно вы. Прошу иметь в виду, что, во-первых, за пределы нашего полка этот разговор не выйдет, и, во-вторых, никто не должен опасаться каких-то последствий. Только мы и все вместе решительно изменим обстановку в полку. Я вам обещаю это.

И доклады пошли резкие, откровенные, даже с некоторым выпадом в сторону командования полка. А командир 1-го мотострелкового батальона прямо заявил: «Батальон по огневой подготовке оценивается удовлетворительно. Но ведь мы искусственно натягиваем эту оценку. Фактически солдаты стреляют плохо. Почему? Да вы посмотрите, какое у нас стрельбище? Его фактически нет. Так же, как и классов по огневой подготовке».