Дневник помощника Президента СССР. 1991 год

Неправильно, что он не разбирался в людях. Он редко ошибался, давая личную характеристику тому или иному человеку. Но почти всегда назначал их почему-то «не туда» или очень медлил с перемещением или увольнением.

А что касается непосредственно его окружения, ближайших последователей и помощников, то обычно среди главных называют Яковлева и Шеварднадзе. Это особая тема. Одно скажу: роль Яковлева слишком сильно преувеличена, главным образом, его собственными тщеславными стараниями, развернутыми в международном масштабе. Роль Шеварднадзе представлена не совсем правильно, хотя она была (в определенном, ограниченном смысле) значительной.

Третий критерий. Личные качества лидера.

Было ли чувство «призвания», «избранности»? Не думаю. Он мне говорил: знаешь, когда умер Черненко и в Политбюро опять, как и после смерти Андропова, стали шептаться: выбирать ли Горбачева, я для себя решил: выберут — не откажусь. Потому что — кто же тогда… в этом ареопаге наполовину маразматиков?

Итак, было чувство ответственности, долга. Оно очень высоко в нем развито. И частично объясняет его сверхчеловеческую работоспособность и активность.

Политический «стиль». Да, новизна стиля сразу всем бросилась в глаза. Сначала в партии и в обществе заговорили как раз о «стиле», а не о содержании выдвинутого политического курса, который, кстати, воспринят был в традиционном русле — как естественное желание новою начальства «поднять», «повысить», «улучшить» и т. д.

Но суть-то «стиля» была проста: быть самим собой, не надуваться, не важничать, уважать людей, заставлять себя их выслушивать, словом, быть демократом — это ему удавалось…

Эмоциональность. Склонность вспыхивать, взрываться… от негодования. Впрочем, редко когда он позволял себе действовать под влиянием таких взрывов чувств. Но бывало.

Способность в решающие моменты к мощной концентрации энергии. И тогда он демонстрировал великолепные экспромты своеобразного атакующего красноречия. В первые годы они приносили ему неизменные победы в любой аудитории — будь то пленум ЦК, партийная конференция, массовый митинг или съезд народных депутатов, парламент…

Ему очень нравились эти частичные победы, он потом буквально наслаждался своим мастерством… Но они же и мешали ему иногда видеть кратковременность, иногда эфемерность таких мгновенных успехов… Обнаруживал он это с опозданием…

В его своеобразном красноречии и выразительной убедительности, в изобретательности как полемиста, в находчивости ума — секрет и его политического обаяния.

Редкая способность «не унывать» (или как он сам говорит — «не паниковать»). Поразительно быстро он восстанавливает душевное равновесие, даже после очень тяжелых случаев и больших неприятностей. Это свойство к быстрой «реабилитации» удивляет до сих пор… Я почти ни разу не видел его в угнетенном состоянии, разве что в Форосе, «на другой день».

Ставшая «легендарной» склонность к компромиссу, страсть всех мирить. И отсюда — лукавая готовность соглашаться с тем, с чем он на самом деле не был согласен. Но… надо было унять, утихомирить оппонента, предотвратить какие-то нежелательные с его стороны выводы и поступки. Потом, мол, все «образуется», «договоримся». В этой черте Горбачева — и сила, и слабость его как политика и личности.

Четвертый признак лидерства, по Веберу, — «революционный» характер образа действий. «Революционный» по отношению к традиционным и бюрократическим методам и ценностям. Авторитет такого лидера, согласно Веберу, носит больше иррациональный характер, опирается на пренебрежение правилами.

Это, пожалуй, не характерно для Горбачева. Он не любит иррациональных поступков… А что касается «революционности», то правилом он считал для себя: революционная по сути цель, но эволюционные методы. В этом он с Ельциным и разошелся.

Он очень быстр на инициативу, склонен к острой постановке вопроса, внимателен ко всякой новизне, уважает оригинальность мышления, даже когда не согласен с самими мыслями.

Пятое — нестабильность призвания лидера, т. е. ограниченность отпущенного срока для выполнения замысла.

Горбачев переоценил свои возможности довести начатое дело до очевидного успеха. Он был инициатором. В этом его подвиг. Но ему не хватило какого-то внутреннего импульса ограничить «срок» своего подвига и вовремя отойти в сторону, когда стало ясно, что процессы, вызванные им самим к жизни, перехлестывают через него и начинают «топить» его образ лидера. Помешали обостренное чувство долга и избыточная активность натуры.