Публицисты 1860-х годов

— Это человек, который вытащил меня из литературной грязи, где я мог погибнуть.

Соколов отклонил комплимент:

— Я только пытался вытащить его, но зто было невозможно. Бакунин сказал:

— Это прекрасный комплимент.

Соколов принадлежал в России к кругу Писарева, Благосветлова, Зайцева. Благодаря ссылке в России, рассказывает Ралли, он был совершенно деморализован, увлекся водкой и, когда приехал за границу, уже был не тем, что раньше. Большой, сильный человек, он не принадлежал (в эмиграции. — Ф. К.) ни к какому ярко выраженному течению, но примыкал к бакунистам, которые его также поддерживали. — Примеч. Неттлау.

Долго мы говорили, почти до 5 вечера. Затем пошли к Зайцеву на обед, по дороге купили различные продукты. Зайцев жил па берегу Lage Maggiore, в доме адвоката, с женой и дочерью. Соколов иногда приходил к нему четыре раза в день, несмотря на большие расстояния. Так он прожил больше шести недель, получил много ярких, прекрасных впечатлений, которые никогда не изгладятся из памяти. Соколов познакомился с итальянцами, испанцами и научился полностью понимать широкий, оригинальный, неукротимый характер Бакунина. Этот деспот, который называл себя анархистом, не переносил ни от кого и никогда возражений и сопротивления. Он не любил Соколова и не мог его любить, потому что Соколов не поклонялся ему, смеялся над ним и подшучивал. А прежде всего он знал его прошлую жизнь, которая уже была рассказана в письмах из Сибири в «Колоколе» в 1860 году [28] .

— Почему ты смеешься, животное? — говорил Бакунин, видя, что Соколов улыбается про себя. — Позволь мне узнать и сделай мне папиросу.

— А ты, Heroda, — говорил Соколов, продолжая смеяться до упаду. — Мастодонт, тюлень, как только носила тебя земля до сих пор.

— Черт вас побери, и особенно каждого в отдельности, всех вас русских, — отвечал Бакунин. — Я знаю только своих итальянских и испанских друзей. Вы все рабы и останетесь рабами с вашим царем. Недавно я выгнал Нечаева, который взял себе в голову называть себя революционером и хотел здесь натравить молодежь па буржуазию и устраивать убийства и грабежи па улице. Но я предостерег всех друзей и дал им совет порвать отношения с этим выскочкой… И они поступили соответственно.

Зайцев всегда присутствовал при этом. Тогда он писал под диктовку Бакунина его биографию. До него (Соколова) Зайцев записывал только два раза, и, как теперь известно, он довел эту биографию до 1848 года.

Примечательно, что Бакунин любил знать все о других, по сам избегал обычно рассказывать о себе. Эту черту многие отмечали в нем, но каждый объяснял ее по-своему.

Только Герцен понимал его настоящим образом, когда называл всю деятельность Бакунина революционным опьянением, а его самого — «Большой Лизой» [29] .

Так провел Соколов время со стариком, отвечая па его вопросы п рассказывая о разных разностях. Состояние здоровья Бакунина было тяжелое. По-видимому, or. страдал физически н морально. Прежде всего оп был раздражен злым преследованием Маркса, который не переставал ругать его всюду.

В последующие дни пребывания в Локарно Соколов обсуждал с Зайцевым вопрос, что написать и чем начать. Они порешили на том, что выпустят совместно серию брошюр об анархии. Но результатом был лишь выход книги «Государственность н анархия» (Бакунина. — Ф. К.) , в которой Соколов участия не принимал.

10 марта 1873 года Соколов вернулся в Цюрих, его проводили самыми добрыми напутствиями Бакунин и Зайцев».

Вернувшись из Локарно, Соколов жил в Цюрихе, по свидетельству Неттлау, с 12 марта но 20 мая 1873 года. «В своих мемуарах, пишет Неттлау, — он отразил прежде всего общее впечатление от визита к Бакунину. Он прибыл в мрачном настроении, неудовлетворенный поездкой». Его внутренняя оппозиция к Бакунину зашла так далеко, что он решает «отщепиться» от дела Бакунина. Имеются сведения, что он вместе с эмигрантом Озеровым, который до этого был ярым приверженцем Бакунина и в 1871 году, во время революционных событий в Лионе, где Бакунин играл заглавную роль, спас его от ареста, он решает издавать газету без Бакунина. Как сообщает Неттлау, мать Зайцева писала Бакунину из Женевы о предположительном создании русской газеты в Цюрихе, редакторами которой должны быть Соколов и Озеров. «Озеров сказал, что программа будет та, которая лежала в основе «Отщепенцев», а Соколов заместо Бакунина будет редактором, потому что Бакунин займется ненужной полемикой, — вроде той, которую он вел против Маркса». Слух этот до того встревожил Бакунина, что по его поручению Росс посетил Соколова с письмом от Зайцева и Бакунина, в котором они отговаривали автора «Отщепенцев» от этой затеи.

Нам неизвестно, насколько основательна версия о газете, где «Соколов заместо Бакунина будет редактором», но очевидно, что, заявив в письме Огареву 2 января 1873 года о безоговорочной поддержке Бакунина и бакунистов, после посещения патриарха анархизма Соколов изменил свое отношение к Бакунину. Вот почему, как бы оправдывая слова Росса, что «он не принадлежал ни к какому ярко выраженному течению» н лишь «примыкал к бакунистам», Соколов в «Автобиографии» настоятельно подчеркивает свою «нейтральность» в споре между бакунистами и лавристами. Он подробно объясняет историю своей драки с лавристом В. Смирновым для того, чтобы показать, что в драке этой он защищал интересы не Бакунина и бакунистов, но только свои. Историю этой драки он начинает с рассказа о первых днях пребывания в Цюрихе (еще до поездки к Бакунину)! куда он прибыл 22 декабря 1872 года, месяц спустя после бегства из России. «Соколов провел первую ночь у Росса. На следующий день он познакомился с А. Эльсницем, В. Гольдштейном и с разными русскими женщинами… В 11 часов у Росса собралось много народу; пришел и Смирнов — не ради дружбы, а по делам. Смирнов рассказал Соколову о переиздании «Отщепенцев» — все издание находится у него и он предоставляет его в распоряжение автора, т. е. Соколова. Соколов, поблагодарив, ответил, что оно принадлежит тем, кто его печатал. Росс сказал, что оно печаталось на деньги Гольштейна на добровольных началах, а потому должно стать собственностью коллектива библиотеки (русская эмигрантская библиотека в Цюрихе. Ф. К.) . Смирнов и Соколов были согласны. Это происходило в присутствии многих свидетелей… Библиотекарем была Розалия Христофоровна Идельсон, секретарем — Смирнов. Управление библиотекой состояло из 18–20 членов, в большинстве своем бакунистов, в то время как большинство читателей были лавристы. Соколову становилось ясным, что существует скрытая ненависть обеих партий, которая привела к полному расколу».

Далее Соколов рассказывает о причинах этого раскола, называя главной из них спор о направлении и редактировании печатного органа, который предполагали издавать русские эмигранты в Цюрихе («Вперед»). Издание это должно было выходить на деньги кружка чайковцов, и между бакунистами и Лавровым, которого чайковцы пригласили редактором, шла борьба за преобладание. «Когда Росс пришел к Лаврову, — рассказывает Соколов, — он от него услышал категорическое заявление, что журнал будет выходить под его личной редакцией. Таким образом, все мечты Росса возглавить это дело рухнули благодаря ловкости его врагов. С этого времени началась взаимная вражда, которая прорывалась на периодических собраниях библиотеки. Соколов, как совершенно новый человек, не посвященный в интриги, оставался нейтральным и не пытался присутствовать на собраниях друзей Росса. Праздновали Новый год — 1 января 1873 года, и в этот день окончательно решилось образование каждой партии. Несомненно, сила была на стороне лавристов, которые располагали большими денежными средствами и имели постоянные связи с Россией».

После этой встречи Нового года Соколов и решает примкнуть к партии бакунистов, как более близкой ему своими революционаризмом и анархизмом, о чем он сообщил Огареву 2 января 1873 года. 17 января он уехал к Бакунину в Локарно, а когда вернулся, разочарованный в главе русского анархизма, раскол в молодой цюрихской эмиграции зашел еще дальше. «Произошел полный разрыв после своего рода государственного переворота в библиотеке, благодаря которому лавристы хотели завладеть ей, — рассказывает М. Неттлау. — Подробностей я не знаю. На их стороне оставались читатели, секретарь и библиотекарша, и они парализовали дела библиотеки настолько, что во владении бакунистов осталось одно помещение; пришлось закрыть и его».