Воспоминания

После восшествия на престол императора Николая он был возведен в чин генерал-адъютанта, а когда в Оренбурге в 1832 г. неожиданно после двухлетнего пребывания в должности генерал-губернатора скончался граф Павел Сухтелен, Василий Перовский стал его преемником. Начальником своего штаба он назначил моего кавказского друга и спутника многих путешествий Платона Рокассовского.

Новый генерал-губернатор имел многочисленный штаб, составленный из образованных военных и гражданских чиновников, и первый срок его губернаторства в этом крае - с 1832 по 1842 г. - считался золотым веком Оренбурга. Свободно распоряжаясь значительными денежными средствами, генерал Перовский много делал для развития края и города; он, например, построил для башкир вышеупомянутый караван-сарай, а также соорудил грандиозное здание Дворянского собрания; автором обоих проектов был знаменитый в то время архитектор Александр Брюллов{67}. Так как жара летом в Оренбурге почти нестерпимая, то он каждое лето уезжал на кочевку (выражение, взятое из жизни кочевых башкир и киргизов). Вскоре после своего приезда он выбрал в живописном гористом районе Башкирии, богатом лесом и водой, в 80-100 верстах от Оренбурга, место для летней резиденции (кочевки); здесь он приказал построить для себя и своей многочисленной свиты дюжину коттеджей и постоянно приглашал к себе гостей обоего пола, которых как щедрый и любезный хозяин прекрасно принимал. Ежедневно совершались поездки или прогулки верхом по великолепным окрестностям кочевки, часто устраивались фейерверки, скачки башкир и другие увеселения; мы очень приятно проводили там время. Губернатор не был женат и находился в расцвете сил, а потому не удивительно, что он имел множество поклонниц и пленил немало сердец. В течение долгой зимы, как упоминалось выше, ежедневно устраивались танцевальные вечера; кроме того, генерал-губернатор ежегодно давал один или несколько балов, для которых он как галантный кавалер выписывал дамам из Петербурга бальные платья и часто дарил им дорогие украшения.

Сразу после его приезда в Оренбург я имел с ним личную встречу. Он принял меня очень дружелюбно, расспросил о моем пребывании в Персии, об осаде Герата и пр. Наконец, речь зашла о смерти несчастного Виткевича, который до 1837 г. был адъютантом у В. Перовского. Я рассказал ему изложенные в седьмой книге{*54} данные о деятельности и смерти молодого человека, и Перовский никак не мог взять в толк, что толкнуло его на этот крайний шаг; я сказал, что, по моему мнению, это случилось из-за болезненного самолюбия Виткевича. Затем Перовский сообщил мне, что я буду находиться в его распоряжении, после чего я удалился.

В это время в Оренбург съехались представители обоих посольств, которые были назначены следовать в Хиву и; Бухару. Я познакомился с ними, и мы часто виделись у генерала фон Генца, который помогал им добрым советом как председатель пограничной комиссии. Между тем наступила пасха, и я впервые праздновал ее в провинциальном городе. К полуночи в соборе собрались все военные и гражданские чиновники; после утренней службы мы отправились на квартиру генерал-губернатора, где нас ждал великолепный завтрак с шампанским, завершивший семинедельный пост. Пасхальное воскресенье было использовано для визитов. Мы ехали по грязным улицам, и казалось, что этому не будет конца. В то время (да и теперь еще), особенно в провинции, существовала священная обязанность наносить в этот день визиты всем знакомым, преимущественно начальникам. Везде, куда бы мы ни приезжали, был богато накрытый стол: тут были жаркое, яйца, пироги и всякие лакомства, и повсюду любезно приглашали чего-нибудь откушать.

Снег сошел, однако я был поражен тем, что на здешних, улицах на солнечной стороне он таял и появлялась пыль, в то время как на северной стороне около домов еще лежали высокие снежные сугробы. Урал освободился от ледяного покрова. Вода прибывала так быстро, что совсем затопила небольшой лес на левом берегу и разлилась почти до большого менового двора в степи, но скоро она пошла на убыль, и к 1 мая был восстановлен мост, перекинутый на левый берег. Жители Оренбурга в этот день обычно совершали поездку к расположенной в 5 верстах западнее города возвышенности, называемой Маяк, которая находилась недалеко от впадения Сакмары в Урал; там пили чай, гуляли по близлежащему лесу. В этом месте всегда собиралось много публики всех рангов.

Тем временем я закончил первую часть моего описания Персии и представил ее генерал-адъютанту Перовскому. Он был настолько добр, что позднее переслал ее тогдашнему военному министру, моему покровителю графу Чернышеву. В первых числах мая я был официально извещен о том, что назначен командиром подразделения, которое должно было сопровождать обоих посланников{*55} по Киргизской степи до Сырдарьи. Для меня началась активная жизнь. В Оренбурге был набран отряд из 400 уральских казаков, который пока расположился на вышеупомянутом Маяке, так как трава в степи была слишком низкая и молодая, чтобы уже теперь выступать в поход. Кроме того, в Оренбургском гарнизоне была отобрана пехотная рота (160 человек); ей были приданы четыре 3-фунтовых орудия с прислугой. Наконец, для перевозки пятимесячного запаса провианта, кибиток и багажа была выделена тысяча верблюдов, остаток тех 12 тыс. голов, которые участвовали в Хивинской экспедиции. Продукты питания состояли из черных сухарей, упакованных в прямоугольные ящики из древесной коры, из овса, крупы, муки в двойных мешках, из множества шестиведерных бочонков с крепкой водкой (esprit-de-vin{*56}), а также из уксуса, табака, соли, перца и т. д. Чтобы совершить длительный переход по бескрайней степи, с собой нужно было везти буквально все. Мы захватили сотню легких деревянных корыт, чтобы поить лошадей, верблюдов и убойный скот (150 голов) из колодцев пустыни Каракум; приобрели множество войлочных одеял для кибиток и джуламеек, лопат, мотыг, металлических ведер, веревок; у нас была полевая кузница с необходимым количеством древесного угля и другое снаряжение. В то время такая военная колонна рассматривалась как кочевая колония, которая везла с собой все необходимое, даже мелочи.