Дневники. 1913–1919

17 мая. Среда. Утром на похоронах К. Н. Успенского. Огромная церковь Николы Явленного была полна; было много курсисток. Занес карточку В. И. Герье по случаю исполнившегося сегодня его 80-летия. Вечером у меня были М. К. Любавский, Готье, Егоров и Д. П. Кончаловский, заходивший к Егорову и затем зашедший ко мне. Сидели на дворе, наслаждаясь тихим теплым вечером. Был у меня также наш приходской священник с приглашением принять участие в собрании для выборов делегата на съезд духовенства.

18 мая. Четверг. Душный, жаркий день с утра. После завтрака – первая гроза и ливень. Гроза быстро пронеслась, освежив воздух; затем опять ясное солнце. Не так над Русскою землею, где за грозой последовало какое-то длительное ненастье со слякотью. У нас завтракала моя бывшая ученица Менцель, приезжавшая на учительский съезд. Вечер дома за корректурой Псковской статьи и за «Блаженным Августином» И. В. Попова, книгой, которую читаю с наслаждением. Много работал над биографией.

19 мая. Пятница. Утро прилежно за биографией. После завтрака заходил в Архив МИД, чтобы повидать приват-доцента Сергиевского, заведующего университетской кооперацией, и попросить его о дровах. Очень спешил, боясь не захватить его в Архиве, и действительно потерпел неудачу – не застал. В Архиве вообще пустыня, и в зале присутствия я не нашел буквально никого. Впоследствии появился Н. В. Рождественский. Оттуда я прошел в магазин Аралова на Тверской купить бумаги и купил ее стопу; цены на нее растут, а качество ухудшается, и, может быть, скоро ее совсем не будет. Аралов объяснил мне причину дороговизны. Делают ее сейчас исключительно только в Финляндии, а финны требуют расплаты своими марками, которых дают 190 за 100 рублей, вместо 400. Неся большую тяжесть в виде стопы бумаги, заходил в типографию Левенсона отдать корректуру Псковской статьи, оттуда домой также пешком до Кудрина, где мог сесть на трамвай. В 61/2 я был в церкви Спаса на Песках128 для выбора выборщиков на съезд духовенства, в каковые и сам попал благодаря должности профессора Духовной академии. Встретил там Н. И. Мурзина, нашего гимназического надзирателя, служащего в 5-й гимназии вот уже 39 лет. 40-летие исполняется 7 августа 1918 г. Если доживем, надо попомнить.

20 мая. Суббота. Кронштадт отделился от России, образовав самостоятельную республику с Советом рабочих депутатов во главе129. Вышел в отставку министр торговли и промышленности А. И. Коновалов, началоположник революционного движения, созывавший у себя совещание в Москве, на котором и было принято требование министерства из людей, «общественным доверием облеченных»130. Трубачом этого совещания, провозгласившим затем лозунг в Думе, был Челноков. Теперь Коновалов пожинает, что посеял. Отставку свою он объяснил так же прямо и искренно, как и Гучков, – полным отсутствием какой бы то ни было власти у Временного правительства и развалом промышленности. Гучков сказал о развале армии, Коновалов – о развале промышленности. Итак, развал и развал повсюду. Прочие кадеты пока держатся, но, видимо, дни их сочтены, и мы изумим мир социалистическим министерством.

Звонил ко мне П. И. Новгородцев по делу Веселовского, о чем вчера говорил со мною А. Н. Филиппов. Сегодня представление юридического факультета о возведении его в степень доктора honoris causa131. Но факультету нежелательно, чтобы дело это слушалось без меня, дабы не показалось, что его протащили, воспользовавшись моим отсутствием, и потому они решили ждать моего возвращения. Однако т. к. мое утверждение затягивается, то П. И. [Новгородцев] просил меня, не найду ли я возможным уполномочить его передать мою точку зрения. Я сказал ему, что, будь я в Совете, я бы дал объяснение по поводу рецензий, но в заключение все же примкнул бы к решению юридического факультета. В самом деле, теперь уже невозможно говорить о том, на чем я настаивал тогда: т. е. на возведении его с докторским диспутом, так как дело пришлось бы откладывать до осени, а Бог знает, что будет к тому времени. Такое внимание юридического факультета меня очень трогает, да и для Веселовского приятнее избежать нареканий, что проскользнул без меня. Держал корректуру второго листа Псковской статьи и затем относил ее в типографию. Вечер дома за биографией и за книгой И. В. Попова.

21 мая. Воскресенье. Троицын день. Идя с Миней к обедне к Успению на Могильцах, увидел М. М. Покровского на крыльце дома, где он живет, в утреннем домашнем костюме, беседующего со швейцаром. Он возвестил мне, что мое утверждение состоялось, как о том заявил Чаплыгин вчера в заседании Совета. Только бумага из попечительской канцелярии не успела еще прийти в Университет. Итак, моя разлука с Университетом, продолжавшаяся с 12 марта – 2 месяца и 9 дней, кончилась. Тяжелые были первые дни, но много было получено и неожиданного удовлетворения. Известие было приятно. Был с визитами у Мальмберга и Челпанова, с которым поговорили о делах. Вечером у нас Богословские, Егоров и М. К. Любавский. Мрачные взгляды на будущее. М. К. [Любавский] передавал свою беседу с А. И. Гучковым.

22 мая. Понедельник. Утро за биографией. В четвертом часу я отправился на собрание выборщиков для избрания делегатов на съезд духовенства и мирян в Епархиальном доме132. Надо было избрать 3 священников, 1 диакона, 1 псаломщика и 5 мирян. Было много сумбура и бестолковщины, а также ораторских выступлений, вызываемых исключительно желанием поговорить. Очень бестактно держал себя бывший доцент Академии, пресловутый В. П. Виноградов, набросившийся на миссионера Варжанского133 и вообще слишком много говоривший. Я разговаривал с двумя батюшками, моими бывшими учениками, о политическом положении. С 4 часов до 71/2 не могли еще кончить выборов; я не вытерпел и ушел, устав ужасно от этого безделья. Сколько времени тратится у нас теперь зря на это толчение воды в виде всякого рода выборов, съездов, резолюций и пр.!

23 мая. Вторник. Утро за биографией и за корректурой последних гранок Псковской статьи. Затем относил корректуру в типографию. Часу в 7-м ко мне зашел в крайне расстроенном состоянии профессор Академии Д. И. Введенский. Оказывается, что в Академии получена бумага, чтобы профессора, назначенные в Академию с нарушением действующего устава, подали прошение об отставке. Он опасается, как бы ему не пришлось потерять место. Я его всячески утешал и успокаивал, говорил, что я сам только что пережил тяжелые дни удаления из Университета и что я стою и буду стоять на том, чтобы всякие бывшие нарушения формальностей были исправлены, но чтобы наш состав оставался нетронутым, без всяких изгнаний. Иначе что же будет: то правые изгоняли левых, теперь левые будут изгонять правых, т. е. действовать тем же методом, которым так левые в свое время возмущались. Довольно той резни, которая произошла в Московском университете. Д. И. [Введенский] совершенно убитый человек. Жаль еще то, что ему предстоит ждать выяснения своего вопроса до августа, и он все будет думать и думать об одном. Размышлял о наших социалистах, возводящих на пьедестал «пролетария». Западные социалисты стремятся достигнуть равенства, сравнявшись с богатыми людьми, разбогатев, наши желают равенства, разорив богатых и сведя их на положение пролетариев. Вечер провел у Богословских.

24 мая. Среда. Русской земле, очевидно, нужно переболеть социализмом, как дети болеют корью или скарлатиной. Эта болезнь, протекавшая в скрытой форме с 1870-х годов, теперь вышла наружу. Бациллы должны, развившись, и покончиться, изжив сами себя, как это бывает с культурами бацилл. Может быть, потом и выздоровеем. Ушли Верховный главнокомандующий Алексеев и главнокомандующий Гурко134. Не могут мириться с развалом и беспорядком. У нас был С. К. Богоявленский. Они уже больше недели живут в деревне и наслаждаются воздухом. Утро я работал над биографией и весь день провел дома.

25 мая. Четверг. До 4 часов писал биографию. Затем была у меня А. С. Шацких с вопросом, как ей быть, продолжать ли начатую работу или сделаться «агитатором» кадетской партии и разъезжать по провинции. Для меня, конечно, и вопроса такого не может быть, о чем я сказал ей довольно резко. После нее пришел А. М. Фокин для совета по поводу магистерской программы. Он рассказывал грустные вещи об отношениях в деревне. Крестьяне держат себя вызывающе нагло по отношению к помещикам, всячески притесняя и оскорбляя их.