Клан Кеннеди

Именно поэтому Кеннеди считал неправильным балансирование на грани войны. Он был убежден, что любое, даже незначительное военное столкновение с СССР или каким-либо из его сателлитов может, даже без желания сторон, как бы случайно, стихийно привести к термоядерной войне. Позже такой подход получил условное наименование «эффекта младшего лейтенанта», то есть низкого армейского чина, способного отдать роковой приказ о запуске ядерной ракеты в сторону неприятеля ^{509}.

Кеннеди в то же время должен был учитывать сильные антивоенные настроения в самих США, население которых традиционно и с полным основанием волновали внутренние проблемы, прежде всего связанные с жизненным уровнем, с обеспечением совершенствования качества жизни.

К таким полуизоляционистским настроениям прибавлялись позиции левонастроеннои интеллигенции, в частности профессуры и студенчества ведущих университетов страны, особенно из так называемой «Айви-Лиг» («Лиги плюща») — группы самых старых и наиболее престижных университетов. Там полагали в основном, что внешняя политика Трумэна и Эйзенхауэра носила реакционный характер, вела к превращению США в «международного жандарма». В связи с этим университетская общественность требовала проведения последовательного курса на мирное сосуществование с СССР и другими странами советского блока.

Именно в этих условиях в самом начале избирательной кампании произошел международный скандал. 1 мая 1960 года над территорией СССР в районе Свердловска ракетой был сбит американский самолет-разведчик У-2, летчик капитан Френсис Пауэре, служивший в ЦРУ, выбросившийся с парашютом, был «взят с поличным». Ведущие американские политики выступили с противоречивыми заявлениями, а затем Эйзенхауэр по-солдатски отрезал: разведывательные полеты проводились и будут продолжаться. В результате оказалось сорванным совещание на высшем уровне, намеченное в Париже. Не состоялся и предполагавшийся вслед за совещанием визит Эйзенхауэра в Москву [33].

Кеннеди просто не мог остаться в стороне от этих событий, хотя любое его резкое заявление неизбежно оттолкнуло бы от него часть избирателей, особенно тех, которые считали, что достоинству США как великой державы причинен ущерб. И всё же Джон проявил твердость. Он недвусмысленно заявил, что президенту Эйзенхауэру следовало выразить сожаление по поводу инцидента — ведь от этого зависело проведение совещания в верхах ^{510}. Иначе говоря, предполагаемый кандидат в президенты от Демократической партии фактически солидаризовался с советским лидером Н.С. Хрущевым, который требовал от американского президента извинений, а когда тот отказался их высказать, хлопнул дверью, уйдя с совещания.

В кругах Демократической партии возникли бурные споры. Многие осуждали поведение сенатора Кеннеди. Но в то же время и те, кто склонялся к поддержке непримиримой позиции президента-генерала, отдавали долг Кеннеди, вспоминая пассажи его книги «Мужественные профили», где рассказывалось о нестандартном поведении американских государственных деятелей прошлого.

Лишь немногие из демократов, включая лидера партийной фракции в сенате Линдона Джонсона, недвусмысленно осудили его позицию. Джонсон, по существу дела, поддержал Эйзенхауэра, заявив: «Извиняться за У-2, как предложил Кеннеди, — значит пойти на умиротворение» ^{511}.

Джон, в свою очередь, воспользовался замешательством и в стане противников, и среди полудрузей, чтобы поставить точки над «i». В середине июня он выступил в сенате с речью, в которой экстраполировал злосчастный полет на значительно более широкий круг проблем. «Я не намерен возвращаться к печальной истории с “У-2”, — говорил он. — Срыв совещания в верхах был подготовлен не полетом Пауэрса, а тем, что мы не смогли за последние восемь лет (то есть за годы правления Эйзенхауэра. — Л. Д., Г. Ч.) создать такую сильную позицию, которая необходима для успешного ведения переговоров» ^{512}.

Естественно, активная внешнеполитическая деятельность была неразрывно связана с наращиванием вооружений, а это означало новые и новые заказы крупнейшим концернам. Помимо того что этот курс обеспечивал проведение активной внешней политики, он соответствовал прямым интересам крупного бизнеса и компенсировал те возможные потери, которые кандидат в президенты мог потерпеть в этих кругах в связи со своей либеральной активностью касательно положения внутри страны.

Так формировался тот политический курс, который получит в риторике Кеннеди название «новых рубежей». Этот термин, явно навеянный «Новым курсом» Рузвельта, когда тот впервые баллотировался на президентский пост в 1932 году, пока еще не имел каких-либо четких очертаний. Сделает это кандидат, и то лишь в самых общих контурах, уже после того, как станет официальным номинантом Демократической партии.

Партийный съезд, которому предстояло выдвинуть кандидата в президенты, открылся в Лос-Анджелесе 11-го и завершил работу 15 июля 1960 года. Съехалось около сорока пяти тысяч человек, в том числе 4509 официальных делегатов. Еще добрых пять тысяч составляли журналисты. Остальные — это политические помощники, родственники, друзья и просто заинтересованные наблюдатели, а также многочисленный обслуживающий персонал.

Штаб Кеннеди располагался в отеле «Билтмор», старом здании, скромном, но обладавшем необходимым оборудованием для надежной связи со всей страной. Здесь работали примерно 40 человек, составлявшие ядро штаба, который был одновременно мозговым и организационным центром политической борьбы.

Эффективная предварительная работа, надежные связи со штатами, преодоление разного рода сомнений (прежде всего по поводу религиозной принадлежности и возраста) обеспечили выдвижение Джона Фицджералда Кеннеди на пост президента уже в первом туре. Кеннеди получил 806 голосов (62,9 процента), Джонсон 409 (26,8 процента), Саймингтон 86 (6,6 процента), Стивенсон 79,5 (5,2 процента). Незначительное количество голосов взяли еще несколько кандидатов. Повторим: может показаться странной половинка голоса, но такова американская реальность — некоторые штаты посылают на съезд двух делегатов с одним голосом, причем они могут голосовать за разных лиц. В любом случае победа Кеннеди была блестящей ^{513}.

Высказывались, правда, сомнения, причем весьма авторитетными людьми. Бывший президент Гарри Трумэн, выступая в библиотеке собственного имени в городе Индепенденсе, штат Миссури, посоветовал Джону «отодвинуть в сторону» свои амбиции по причине тревожной ситуации в мире. Демократы, заявил он, нуждаются в политике «более зрелом и опытном». Но 76-летний Трумэн жестко не настаивал на другом кандидате, и его слова многими участниками съезда даже были восприняты как косвенная поддержка Кеннеди ^{514}.

Тем не менее Джон счел необходимым ответить бывшему президенту, выступив вначале в Нью-Йорке, в огромном зале Центрального железнодорожного вокзала, а затем во время съезда с заявлениями о том, какой вклад в процветание страны внесли политики, чей возраст не достиг сорока четырех лет. Среди них были названы Джордж Вашингтон, Томас Джеффер-сон, Джеймс Медисон, Александр Гамильтон. А завершен был этот пассаж упоминанием имени Христофора Колумба, который открыл Америку, когда ему только исполнился 41 год ^{515}.

По существу дела, этот выпад был направлен не против Трумэна, который спокойно пользовался благами и почетом экс-президента и в политической борьбе не участвовал, а против Линдона Джонсона, человека, на восемь лет старше Кеннеди (ему в 1960-м исполнилось 52 года).