Лубянка и Кремль. Как мы снимали Хрущева

С течением времени я склоняюсь к тому, что свадьба иностранца с русской женщиной могла быть составной частью заранее готовившегося плана. Если уж тогда Освальд знал, что вскоре снова вернется в Соединенные Штаты, то девушка Марининого типа была бы ему благодарна хотя бы уже за то, что он берет ее с собой. И даже если бы в будущем он ее оставил, уже после реализации разработанного плана, она не стала бы предъявлять к нему слишком больших претензий. Человек, твердо знающий, что он хочет у нас остаться насовсем, выбирал бы себе жену, наверное, намного старательнее.

Пребывание Освальда в Минске длилось примерно два с половиной года. В то время, когда он подал прошение разрешить ему вернуться за океан, в кабинете председателя КГБ уже управлял делами я.

Жизнь у нас Освальду перестала нравиться. Не по душе оказалась, и работа. Просто он ожидал чего-то иного, а не того, с чем ему пришлось столкнуться.

В тот момент, когда Грибанов сообщил мне о желании Освальда снова вернуться в Соединенные Штаты, я не сомневался ни минуты: сделайте все, чтобы он уехал как можно быстрее и чтобы больше наши пути не пересекались никогда. От таких людей следует держаться подальше. А если он хочет ехать вместе с женой, пускай едет. И скажите ему не «до свидания», а «прощай»! Таково было мое решение.

Об этом я сразу же сообщил в Президиум Верховного Совета СССР: тот давал Освальду политическое убежище, пусть сам и изменяет свое решение. Формальный акт был осуществлен быстро — МИД нас полностью поддержал. Освальд снова стал американцем и мог отправиться домой.

Если бы мы чинили препятствия и не позволили Освальду уехать вместе с женой, то такой человек, как он, вернувшись на родину, мог бы развязать бурную кампанию в печати, поднять против нас общественное мнение. К тому же не отпускать ее у нас не было никаких причин: она была далека от каких-либо наших секретов, а если уж ей приспичило пулей выйти замуж, так пусть получает, что хотела.

В тот момент окончательно оборвалась связь Ли Харви Освальда с Советским Союзом. Со спокойной душой и чистой совестью могу заявить, что ни его жену Марину, ни его самого КГБ никогда не стремился завербовать в свои агенты или использовать каким-либо иным способом.

Тем не менее предполагаемый «убийца» Кеннеди еще раз попытался приблизиться к нашим учреждениям. Спустя какое-то время он появился в советском посольстве в Мексике. Потом посетил и кубинцев. Вел себя странно, было непонятно, чего он добивается. Потом стало ясно, что ему хотелось создать впечатление, что его связи с русскими не были прерваны.

22 ноября 1963 года весь мир был потрясен сообщением о покушении на американского президента Джона Фицд-жералда Кеннеди в главном городе штата Техас— Далласе. Весть о том, что предполагаемый убийца — Освальд, шокировала нас не менее, чем американцев.

Прямолинейное утверждение, что за покушением стоит Советский Союз, даже поначалу не очень-то разделялось в мире— не хватало убедительного мотива. Кеннеди в свое время относился к числу принципиальнейших политиков с реальным взглядом на нашу страну и одновременно с чувством ответственности за поддержание мира. За более или менее удачное разрешение Карибского кризиса мы могли бы быть ему, скорее, благодарны, несмотря на критику, звучавшую со стороны экстремистов в высших американских кру-гах, коривших президента за якобы слишком мягкое отношение к Кубе и Кастро. Кеннеди все-таки добился своего. Чего нельзя с такой же уверенностью сказать о его преемнике Линдоне Джонсоне.

Удачное исполнение любого плана, в том числе и замысла убийства, никогда не бывает стопроцентно гарантированным.

Я не могу представить себе, чтобы кто-либо из советских руководителей мог взять на себя ответственность за смерть высшего американского государственного деятеля и за те катастрофическое последствия, которые для нас и для всего мира означало бы раскрытие подобной взаимосвязи.

А чего бы мы тем самым достигли? Ничего, кроме самого факта грязного устранения политика, с которым, в отличие от других, можно было договариваться, человека, против которого мы хотя и боролись пропагандистскими способами, но одновременно и ценили, и уважали больше, чем его конкурентов.

Американской общественности подобным покушением на высшего представителя страны мы продемонстрировали бы не силу, а лишь собственную тупость, а также безжалостность системы, которая после 1956 года наметила себе путь к гуманизации жизни и определила ее как свою главную цель. В любом случае ход событий обернулся бы против нас.

Многие американские журналисты все это понимали, и, хотя из числа потенциально подозреваемых нас никогда полностью не исключали, в серьезных средствах массовой информации эта антисоветская нота раскручивалась сравнительно мало. И если и звучал подобный мотив, то репортеры больших американских газет, влиятельных журналов и основных телевизионных корпораций сами никогда прямо не нападали на КГБ, а довольствовались лишь цитатами из обвинений, взятыми из небольших изданий и других источников второстепенного значения.

Насколько мне известно, за весь период «холодной войны» не было отмечено ни одного подлинного случая, когда бы ЦРУ предприняло попытку организовать покушение на высшего представителя Советского правительства или Коммунистической партии. И КГБ, в свою очередь, не предпринимал подобных попыток в отношении американских президентов. Если бы подобный план когда-либо существовал, даже задолго до моего прихода на Лубянку, я о нем непременно бы узнал. Просто такого плана не было в природе…

В сложной обстановке, наступившей после трагедии, поначалу мы ориентировались при помощи американской печати и других средств информации. Через два дня после событий в Далласе хаос возрос еще больше: некто Джек Руби убил Ли Харви Освальда.

Мы старательно анализировали все сведения, которые до нас доходили, и пытались в пестрой мозаике фактов проследить хотя бы какую-то логику. Не является ли абсурдным то, что в непосредственной близости от предполагаемого убийцы президента вдруг оказывается владелец ночных баров Руби с пистолетом в кармане? А куда же смотрела полиция? Почему здесь оказался именно Руби, который не был сообщником Освальда и стрелял не в полицейского, а именно в арестованного? Что столь опасного мог рассказать Освальд в ходе следствия и на суде?

Я распорядился, чтобы к нам из Минска привезли все материалы об Освальде. Его досье — записи бесед, фотографии — не было слишком объемным. В тонкой папке не содержалось ничего особенного.

Поговаривали, что в Минске якобы никто не смел рассказывать о пребывании там Освальда. Нет, я таких указаний не давал, однако не могу и исключить, что подобный запрет существовал. Он мог родиться по инициативе местных, республиканских или городских органов. Мотив его прост: до времени молчать, пока не выяснится что к чему, а то разговоришься с безответственными журналистами, а потом еще обвинят бог знает в чем и тебя самого.

Первая информация об Освальде из КГБ была передана прямо в руки Никиты Сергеевича Хрущева. С официальным заявлением по поводу убийства Кеннеди наша страна выступила очень скоро после событий, и все сведения об Освальде были абсолютно правдивыми. Телеграфное агентство Советского Союза (ТАСС) опубликовало заявление для печати, копии материалов получило и советское посольство в Вашингтоне. На основании наших материалов министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко проинформировал также наши представительские учреждения во всех странах мира, чтобы их работники имели под рукой необходимые материалы и могли своевременно и правильно реагировать на задаваемые вопросы.

Первому заместителю председателя Совета Министров СССР Анастасу Ивановичу Микояну, который возглавлял советскую делегацию на похоронах Кеннеди, я тоже перед его отлетом передал двухстраничную информацию об Освальде, о его отношении к нам и о нашем к нему. У нас не было ни малейших причин утаивать что-либо существенное. Больше того, сокрытием конкретных фактов мы бы подозрение против нас только усилили.