Потемкин

Разные авторы приводят различные даты появления на свет светлейшего князя. Энгельгардт — 1736. Карабанов — 1739. Самойлов — 1742. Откуда взята первая дата, трудно сказать, возможно, это была просто описка или память изменила мемуаристу. А вот за второй и третьей стоит обычная канцелярская небрежность. Дворянские дети должны были время от времени являться на смотры в губернскую канцелярию и подавать о себе сведения. Когда Грица привезли на первый из таких смотров в 1750 году в Смоленск, его ошибочно записали «по 7-му году». В 1754 году юный Потемкин прибыл на второй смотр уже в Москву, и с его слов канцеляристы исправили неточность. В реестре к докладу по этому поводу сказано: «Недоросль Григорий Александров сын Потемкин явился ко 2-му смотру и показал: от роду ему 15 лет, грамоте российской и писать обучен, а ныне обучается арифметики и по француски. На первом смотре был в 1750 году в Смоленской губернской канцелярии по 7-му году, и по желанию для обучения российской грамоте читать и писать со основание отпущен в дом до 12-ти лет, то есть 1755 году до февраля месяца, ис которой дан ему пашпорт, который приобщил при скаске. А что он показан был в том 1750 году в Смоленской губернской канцелярии по 7-му году и то учинено ошибкою, а он тогда подлинно был под одиннадцатом году»38.

Итак, в 1739 году семья Потемкиных перебралась в Смоленск, где в сентябре у Дарьи Васильевны наконец родился мальчик. В историографии принято считать, что это случилось 13-го числа. Доискаться по документам, откуда взялась приведенная дата, невозможно. Скорее всего, перед нами пример историографической традиции. В письмах Екатерина II обычно поздравляла светлейшего князя «со днем твоего рождения и именин» 30 сентября39. Иногда она писала загодя — 24 или 26 сентября, чтоб послание успело дойти к сроку, но никогда раньше этих чисел. Вероятно, днем рождения Григория Александровича следует считать 30 сентября, совпадавшее с празднованием памяти священномученика Григория, епископа и просветителя Армении и преподобного Григория Пельшемского, Вологодского чудотворца.

По одной из семейных легенд, в ночь перед родами матери приснилось, что на нее катится солнце. Женщина вскрикнула от страха, проснулась и ощутила схватки40. Вещие сны роженице — распространенный фольклорный сюжет, он встречается в легендах многих народов и сопровождает приход в мир нового владыки. Сходную историю рассказывала мать Алексея Разумовского, Наталья Демьяновна. Накануне родов ей привиделось, будто под потолком ее убогой хаты собрались солнце, луна и звезды41. И Разумовского, и Потемкина считали тайными мужьями императриц Елизаветы Петровны и Екатерины II. А в мире устных преданий, где бытуют подобные рассказы, связь между чудесным рождением и царским венцом закономерна.

С годами старик Потемкин сделался болезненно ревнив и подозрителен. «Дарья Васильевна вела жизнь пре-несчастную, — сообщает Карабанов, — ей запрещалось разговаривать с мужчинами, ни один зять не смел подходить к руке, а иногда наказанная, сидя за замком, в слезах предавалась отчаянию. В последнее время жизни ревнивого старика двоюродный же брат его, Сергей Дмитриевич Потемкин, желая воспользоваться его имением, еще более клеветал на супругу и уверял, что сын был незаконнорожденный. Под руководством его подана была челобитная, опровергавшая брачный союз»42.

К счастью, у Потемкина, помимо корыстного брата-злодея, имелся добрый и проницательный брат-благодетель. Эдакий Стародум. Человек чиновный и высокопоставленный. Все как положено в назидательной комедии эпохи классицизма. «Александр Васильевич в двоюродном брате своем Григории Матвеевиче Козловском, Камер-коллегии президенте, имел не только что искреннего родственника, но и сильного покровителя, особливо же по делам тяжебным». Григорий Матвеевич «сведал» о подаче прошения по расторжению брака, «привез сумасбродного старика в присутствие и настоятельно потребовал возвращения челобитной с надписью»43.

Так, по словам мемуариста, маленький Гриц был спасен от клейма незаконнорожденного, а буйный ревнивец водворен к семейному очагу. Мы уже видели, что Карабанов — мастер живописать детективные сюжеты. Фамилия президента Камер-коллегии и покровителя семьи Потемкиных была Кисловский, а не Козловский. Историки задаются вопросом: как вообще Карабанов мог спутать фамилию собственного деда? Ведь его мать, Анастасия Григорьевна, была родной дочерью Кисловского. В. С. Лопатин высказал предположение, что в данном случае имеет место неверное прочтение издателями рукописи Карабанова. Вместо «Кофтыревой» М. И. Семевский расшифровал «Кондырева», вместо «Кисловский» — «Козловский». Карабанов умер в 1851 году и не мог поправить редактора «Русской старины» в момент публикации в 1872 году. Нам кажется вероятным также, что фамилия матери Потемкина могла быть написана на слух как «Коптырева», а буквы «п» и «н» в скорописи того времени трудно различимы.

Вернемся к нашему герою. Как бы то ни было, но детство Грица прошло под родительским кровом в Чижове. Когда он подрос, встал вопрос об учебе. И вновь мемуаристы дают самые разные сведения на этот счет. Иностранные авторы, писавшие вскоре после смерти Потемкина, ошибочно утверждали, будто отец хотел отдать ребенка в монастырь. Эту выдумку опровергает Самойлов: «Никогда отец не назначал его в иночество. Каждому россиянину известно, что в нынешнее время сего обыкновения у дворян нет, да и законы обязывали дворянство детей при достижении совершеннолетия их представлять в Герольдию и записывать в государственную службу…С рассудком несогласно, чтобы родители при пяти дочерях, имея единственного сына, положили бы посвятить оного в монашество»44.

В собрании анекдотов С. Н. Шубинского сохранилась любопытная история об отставном штык-юнкере (в другом варианте — сельском дьячке)45, учившем детей духов-щинских помещиков грамоте. К нему-то и попал Гриц. Мальчик был упрям, а ветеран вспыльчив и скор на расправу. Не раз пришлось будущему светлейшему князю пострадать от тяжелой руки учителя. По прошествии многих лет, когда штык-юнкер совсем состарился и не мог заработать себе на хлеб, он впал в крайнюю нужду. Никто из его прежних учеников не захотел ему помочь. Но старик прослышал, будто один из них выбился в Петербурге в большие люди, и отправился в столицу искать покровительства. В точности он не знал, кем стал Потемкин. Явился к нему во дворец и встал в толпе просителей. Вот в назначенный час открылись двери, и князь вышел в сопровождении свиты. Все бывшие в зале — и генерал в звездах, и министры — склонились перед ним. Старик совсем оробел, а когда князь, обходя собравшихся, приблизился к нему и с удивлением спросил: «Тебе чего надобно, старинушка?» — не мог толком ответить и только повторял: «Какой же ты молодец стал, Гриша! Какой молодец!»

Расспросив его о причине приезда, Потемкин пожалел ветерана и оставил у себя. Но гордый старик не привык даром есть хлеб и хотел непременно исполнять какую-нибудь работу. За дряхлостью лет князь ничего не мог ему поручить, но, чтоб не обижать, придумал занятие. Тогда в Петербурге только что поставили памятник Петру I. Потемкин приказал бывшему штык-юнкеру каждый день ходить на площадь и докладывать, все ли в порядке с Медным всадником. После этого старик по утрам являлся в кабинет Григория Александровича и, гордый важным поручением, доносил, что памятник на месте и стоит крепко46. Событие это, если оно вообще имело место, можно приурочить к 1783 году, когда Фальконе воздвиг свой знаменитый монумент.

Однако приведенная история, помимо колоритного штриха к портрету Потемкина — человека доброго и сострадательного, интересна своей сюжетной инверсией. У нее есть зеркальное отражение в «Записках» Богдана Тье-бо, французского литератора на прусской службе. Под пером этого автора она как бы вывернута наизнанку. Повествуется в ней не о старом учителе, а о вымышленном покровителе светлейшего князя.

«Потемкин, оставшись сиротою с детства, был так беден, что не имел иных средств к жизни, кроме благодеяний своего дяди, отставного полковника Березина, который принял его к себе и доставлял ему все необходимое. Полковник, оставивший службу за ранами, был сам небогат, потому что правительство еще при Петре Великом отобрало у него огромное количество земли, обещая постоянно владельцу заменить ее другою, но не выполнило этого обещания. Впоследствии, когда старый дядя узнал о блестящей карьере своего племянника, то извнутри Московии отправился в Петербург, в надежде добиться, наконец, какого-нибудь правосудия; но бывший его питомец принял очень дурно старика и… приказал не допускать более к себе этого просителя… В течение нескольких месяцев, ежедневно, почтенный старик томился, как бесприютный, в передних покоях своего неблагодарного и бездушного любимца». Наконец приятель Потемкина Л. А. Нарышкин попытался замолвить за него слово, но услышал в ответ: «Пусть убирается! Он давно уж мне надоедает». Так старый покровитель «побрел обратно в свою глушь»47.