Федор Толстой

Букет цветов, бабочка и птичка. 1820

Гуашь

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Нарциссы. 1817

Гуашь

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Разве можно назвать "обманкой" Смородину, которая равно очаровывает и неискушенного зрителя, и специалиста. Скорее можно воскликнуть вместе с Жуковским:

Что наш язык земной пред дивною

природой?

С какой небрежною и легкою

свободой

Она рассыпала повсюду красоту

И разновидное с единством

согласила!

Но где, какая кисть ее изобразила?..

Нельзя ли в мертвое живое передать?

Кто мог создание в словах

пересоздать?

Невыразимое подвластно ль

выраженью?

Две веточки смородины лежат на несуществующей поверхности. Ягоды, как драгоценные камушки, круглые, с плотной гладкой кожицей, блестящие, просвечивающие, с нежной мякотью, с крохотными черными "хвостиками", такие весомые рядом с крохотными гибкими веточками, естественно раскинувшимися около средней жесткой ветки. Вокруг веточек смородины Толстой оставляет лист бумаги чистым, заключает плоскость листа в изящную рамочку, подчеркивая, что Смородина - изображение, созданное художником. Карандашные линии рамки ровные, тонкие, четкие и вдруг... капли росы, выпуклые, прозрачные, в одной из которых, как сквозь увеличительное стекло, видна расплывающаяся и увеличивающаяся буква "О".

Подписывая натюрморты, Толстой каждый раз указывал, что рисовал с натуры. Художник запомнил свой первый натюрморт - веточку со светло-лиловыми цветочками, которую, сорвав в саду на даче в Царском Селе, он запечатлел на бумаге.

Птичка в кольце. 1819

Гуашь

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Цветок "Кавалерская звезда". 1828

Гуашь

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Цветы настурции и герани. 1824

Гуашь

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Выбирая для натюрморта цветок, ягоды, ветку или жучка, Толстой находит самый совершенный экземпляр и воссоздает его красоту на листе бумаги. Так появляются на его рисунках гибкие длинные листья и нежный атлас белых лепестков, окружающих резной узор хрупкого венчика нарцисса, сочная соблазнительная мякоть клубники, невесомость крылышек стрекоз и мушек, родниковая прозрачность сияющих капель росы, металлический отблеск птичьих перышек...

Гроздь винограда в натюрморте на столешнице липового дерева - упругий черенок листа и восхитительная грация тонкого, гибкого, - в каком сложном ракурсе! - перпендикулярно к плоскости написанного листа, изгибающегося, играющего очертаниями и переливами цвета, и тонкие, вьющиеся усики и ягоды - маленькие плотные и еще зеленые, побольше и крупные, налитые соком с опаловым сиянием. А рядом цветы в стеклянном сосуде и любимые ветки смородины.

Один из шедевров творчества Толстого Ветка крыжовника (1821) - крепкая веточка редкой красоты розовато-бордовых переливов и колючей бархатистости ягод крыжовника на фоне легкого узора его листьев.

Ветка липы в цвету. 1831

Гуашь.

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Цветы, фрукты, птица. Крышка стола. 1834

Гуашь.

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Художник любил писать натюрморты на цветной бумаге красками, которые приготавливал сам, чрезвычайно мелко растирая тщательно очищенные минеральные краски. Движения кисти его часто не различимы, он умело писал сплавленными мазками, создавая гладкую поверхность. Иногда мазки его красок, как мелкие стежки, но не шелковых ниток, а эмалевых, выпуклых - так художник иногда рисовал перышки у птиц. А однажды, рисуя бабочку, которая переливалась и меняла цвет (сверху она казалась коричневой, сбоку с одной стороны - синей, а с другой - зеленой), Толстой придумал особый способ рисования. Чтобы сохранить эффект изменчивости, он, работая с лупой, ставил выпуклую точку коричневой краски, а когда она подсохнет, с одного края добавлял синюю точку, а с другого - зеленую и так кропотливо создавал чудесную бабочку.

Толстой исполнил серию рисунков стрекоз для императрицы Марии Федоровны, серию рисунков бабочек для императрицы Елизаветы Алексеевны. Он создавал большие, нарядные натюрморты, объединяя цветы, фрукты, птичек, бабочек - все, что так красиво и так радует глаз, и на отдельных листах, и в альбомах.

Пушкин в романе Евгений Онегин упоминает эти альбомы:

...Великолепные альбомы,

Мученье модных рифмачей

Вы, украшенные проворно

Толстого кистью чудотворной

Иль Баратынского пером...

Рисовал художник и по заказу, вспоминая, как выручала его в тяжелые времена Смородина. У Толстого не было ни наследства, ни имения с крепостными крестьянами. Нарисованные им веточки красной и белой смородины очень понравились императрице Елизавете Алексеевне, и она выразила свое восхищение, подарив художнику бриллиантовый перстень. Этот перстень дал возможность семье Толстого переехать из домика около Смоленского кладбища, перед окнами которого каждый день следовали скорбные похоронные процессии, в дом на Петербургской стороне. Впоследствии всякий раз, когда императрица хотела подарить что-то особо изящное своим высочайшим родственникам, она просила Толстого нарисовать ей точно такую же смородину. Художнику и самому рисунок с веточками смородины очень нравился, и он с удовольствием и артистизмом повторял его много раз и получал в награду бриллиантовый перстень. "Тяжело мне приходилось, да меня тогда моя смородинка выручала!.. Если бы не она, не знаю, как бы я вывернулся... Можно не шутя сказать, что целая семья питалась одной смородиной"[1 М. Каменская, указ, соч., с. 62.], - не раз рассказывал художник.

Ветка сирени и канарейка. 1819

Гуашь

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Толстой вспоминал, что попробовать рисовать цветы ему предложила императрица Елизавета Алексеевна. Императрица получила в подарок альбом с изображением цветов работы знаменитого парижского художника и пожелала узнать мнение Толстого о его работе. Отметив мастерство и "французский шик" работы живописца, Толстой заметил, что "желание блеснуть эффектом" сделало цветы одинаковыми. Тогда же Толстой сформулировал свое представление о работе с натуры: "Со строгой отчетливостью переводить с натуры на бумагу копируемый цветок, как он есть со всеми малейшими подробностями, принадлежащими этому растению"[1 Записки графа Ф.П. Толстого, с. 207.].

Ветка крыжовника. 1821.

Гуашь.

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Тем не менее именно в этих натюрмортах Толстой проявил себя как истинный мастер классицизма. Художник удивительно чувствовал структуру природы. Все формы его натюрмортов очерчены и отточены, выступают на листе почти как барельеф, сохраняя определенный, локальный цвет.