Лютер

Учебная программа на факультете искусств отличалась энциклопедической широтой, поскольку обладатель диплома, прежде чем перейти на один из «профессиональных» факультетов (теологический, юридический или медицинский), должен был освоить все богатство мировой культуры. К «тривиуму», пройденному в Тривиалшуле, здесь добавился «квадривиум», разработанный еще Боэцием, а за тысячу лет до него самим Пифагором. В эту «четверку» входили такие дисциплины, как геометрия, арифметика, астрономия и музыка. Пожалуй, можно сказать, что если программу «тривиума» составляли гуманитарные предметы, то «квадривиум» тяготел к естественнонаучным дисциплинам, хотя строгого деления между науками, характерного для классического знания, в то время уже не существовало. Как мы видели, даже грамматика рассматривалась прежде всего с точки зрения рационального построения законов языка, так что «чтение» текстов опиралось не столько на знание правил, сколько на усвоение идей. Не удивительно поэтому, что грамматика считалась составной частью диалектики. В этом отношении Эрфурт имел богатые традиции, поскольку еще в начале XIV века, когда здесь существовала лишь школа, на базе которой впоследствии основали университет, некий Томас немало потрудился над распространением лингвистической теории Зигера де Куртре, магистра искусств Парижского университета и автора «Суммы модусов значений». Томас Эрфуртский опубликовал даже труд под названием «Умозрительная грамматика», авторство которого долгое время приписывали крупнейшему ученому-францисканцу Иоанну Дунсу Скоту, завершившему свою карьеру в Кельне. Главное содержание этого сочинения составляла идея о соответствии грамматических форм формам мышления, то есть философским понятиям.

философия и в самом деле пронизывала всю программу обучения свободным искусствам как в рамках «тривиума», так и в рамках «квадривиума». Так повелось с поры, когда на христианский Запад через мусульманских мыслителей проникли сочинения Аристотеля. Степень бакалавра искусств и, разумеется, следовавшие за ней степень лиценциата и магистра на самом деле соответствовали диплому философа. Поскольку же сама философия послушно следовала стопами Отцов Церкви (ученых, выбивавшихся из этой традиции, было меньшинство, и их почти никто не знал), то она неизбежно рассматривалась последними как орудие защиты веры, приносящее конкретную пользу. К доводам рассудка она обращалась лишь постольку, поскольку испытывала потребность в fides quaereus intellectum — разумном обосновании веры. Теология, опирающаяся на Священное Писание, обращалась за помощью к философии, опиравшейся на разум, лишь от случая к случаю. Таким образом, философия и в самом деле исполняла роль ancilla theologiae — служанки богословия.

Однако знакомство с творчеством Аристотеля пробудило у религиозных мыслителей интерес к вопросам, которые в Писании даже не ставились, не говоря уже о претензии на их решение. Речь шла не только об общих научных проблемах, связанных с мироустройством, но и о проблемах чисто богословского характера, например о Бытии Божием и взаимоотношениях между Богом и человеком. В это время появился целый ряд независимых мыслителей, которые, не считая себя богословами, задавались подобными вопросами. Не делая ни малейших поползновений к отделению от Церкви или хотя бы к спорам с Церковью, они все-таки пытались найти ответы на эти вопросы, исходя из ресурсов человеческого разума. Таким образом, этот этап развития христианской мысли оказался отмечен совершенно новой особенностью, которая заключалась в параллельном существовании двух научных направлений, имевших в дальнейшем все шансы слиться в единую теорию, но пока не находивших между собой никаких точек соприкосновения. Представители каждого из этих направлений, разумеется, считали именно себя единственно правыми. Итак, философская мысль в эти времена шла за разумом, а мысль богословская следовала за верой.

Одним из типичных мыслителей подобного толка стал в XII веке Пьер Абеляр, чье учение привлекало толпы восторженных поклонников. Предложенное им видение мира как нельзя лучше вписывалось в дух любознательности, свойственный той эпохе. Впрочем, довольно скоро на пути Абеляра возник другой мыслитель, мощью своего гения легко низринувший его. Речь идет о стороннике традиционализма св. Бернаре. Позже, в XIII веке, таким выдающимся религиозным философам, как св. Фома и св. Бонавентура, удалось нащупать точки соприкосновения между упоминавшимися двумя параллелями, однако развитые ими идеи так и не смогли помешать процессу раздвоения философской мысли, окончательно оформившемуся в XIV—XV веках. Философия, опирающаяся на умозрительные рассуждения, и богословие, не признающее иных доводов, кроме веры, существовали независимо друг от друга. Новейшее благочестие, впервые заявившее о себе в Виндешаймской школе, полностью оправдывало свое название. Оно, правда, вызывало некоторый интерес у философов, строящих свои концепции помимо Откровения, однако само, проникнутое духом сепаратизма, уходило уже в самую откровенную мистику, не имевшую ничего общего с рационализмом.

С этой поры факультеты искусств, прежде рассматривавшиеся как подготовительные отделения богословских факультетов или, в крайнем случае, как некая культурная база для будущих специалистов в области права или медицины, обрели независимость и смысл своего существования. Философия как предмет учебной программы здесь даже не упоминалась, но на практике все дисциплины, составлявшие «тривиум» и «квадривиум», по сути сводились именно к философии. С одной стороны, это объяснялось успехами в развитии рационализма, с другой — интересом к сочинениям Аристотеля, жившего, заметим, за четыре века до Рождества Христова и, следовательно, не способного ничем помочь в постижении тайны христианства. Этот процесс пробуждения мысли ни в коем случае не следует недооценивать, ведь его результатом стало открытие средневековыми философами, как до них древнегреческими, всего богатства человеческой природы и попытка его применения ко всем многообразным явлениям окружающей действительности. В рамках этой тенденции многие выдающиеся умы, от Ансельма Кентерберийского до Николая Кузанского, выступали за право свободного выражения человеческой мысли.

Не обошлось и без ложных обольщений. Заинтригованные, а порой и просто околдованные «Малой логикой» Аристотеля, а точнее, его искусством комбинировать суждения таким образом, чтобы из них с неизбежностью следовал логически убедительный вывод, университетские наставники так увлеклись этим способом рассуждений, что нередко принимали средство за цель, а поиск истины сводили к поиску аргументов. Так продолжалось до тех пор, пока папа Григорий IX, друживший со св. Франциском Ассизским, а затем и папа Иннокентий IV не наложили запрет на учение Аристотеля. Вот почему Братство общей жизни, не отказываясь от «философской» грамматики, в вопросах веры рекомендовало придерживаться простой, без затей, набожности.

Какие учителя учили Мартина Лютера на факультете искусств Эрфуртского университета? И главное, чему они его учили? Толкованием текстов древнеримских классиков со студентами занимались выдающиеся гуманисты того времени Матернус Пистерис и Иероним Эмсер. Последний был одновременно и специалистом по каноническому праву. Он придерживался достаточно передовых убеждений, чтобы обсуждать с учениками сочинения своего современника Рейхлина. Впоследствии он стал одним из противников Лютера. Греческий преподавал Николас Маршалк, первым издавший в Германии труд на этом древнем языке. Судя по всему, его уроков Лютер не посещал, потому что позже, в Виттенберге, он просил одного из бывших своих соучеников, Иоганна Ланга, заняться с ним греческим. Итак, Мартин изучал Вергилия, Овидия, Плавта, Теренция, Горация, Ювенала. Среди университетских философов особенно выделялись Герард Геккер, Ганс Гревенштейн, Варфоломей Арнольди Юзингенский, но главным образом ректор заведения Иодо-кус Трутветтер, позже прославившийся своими «Трактатом о логике» и «Суммой философии природы». Эти и другие наставники знакомили студентов с материями, близкими к учению Аристотеля и его средневековых последователей: логикой, физикой (именовавшейся философией природы), учениями о жизни духа. В полном соответствии с веяниями времени не забывали они и о таких вещах, как астрономия и математика.