Любовь диктаторов. Муссолини. Гитлер. Франко

Муссолини поначалу пытался убедить Леду в том, что ему якобы нужна только помощница, а не любовница. Некоторые его биографы даже полагают, что за полтора года знакомства они так ни разу и не оказались в одной постели, и подтверждают это предположение множеством писем (более 40) Бенито к Леде, которые она опубликовала после его гибели. Состоявшие по большей части из нескольких строк, эти послания отражали неуемное стремление Муссолини овладеть объектом своей страсти. Но это вовсе не означало, что ему так и не удалось добиться желаемого. Рафанелли слыла женщиной, не обремененной пуританскими представлениями об отношениях полов, что было вполне типично для людей ее круга. Не будучи красавицей, вряд ли она была настолько избалована вниманием мужчин, чтобы стать неприступной крепостью для атакующего Муссолини, привыкшего любой ценой добиваться цели и практически не знавшего поражений. В каждой мало-мальски интересной женщине, с которой его сводила судьба, он видел прежде всего потенциального полового партнера, а уж потом все остальное. Секс, дружба, революция сливались в едином, бурном порыве общения с Ледой Рафанелли, которое продолжалось вплоть до выхода Муссолини из социалистической партии, чего она не смогла ему простить.

Это произошло осенью 1914 года. В Европе уже бушевала Первая мировая война, но Италия не принимала в ней участия, хотя была связана союзническими обязательствами с Германией и Австро-Венгрией. Социалистическая партия, следуя давней антимилитаристской традиции, выступала против войны и предлагала правительству занять позицию «абсолютного нейтралитета». Муссолини, в то время уже признанный лидер левого крыла социалистов, которому доверяли десятки тысяч членов ИСП, поначалу также призывал к нейтралитету. Однако вскоре тон публикаций в «Аванти!» изменился: он приобрел явно выраженный антигерманский и антиавстрийский характер, да и сам Муссолини уже фактически не скрывал своих проантантовских симпатий. Он считал, что национальные интересы Италии диктовали необходимость отказаться от нейтралитета, встать на сторону Антанты и объявить войну Австро-Венгрии. «Только сумасшедшие и мертвецы не меняют идей», — оправдывал он свой отказ от пацифизма.

Поскольку эта позиция шла вразрез с официальной линией ИСП, Муссолини был снят с поста главного редактора «Аванти!», а затем исключен из партии. Когда он появился в здании народного театра, где проходило заседание миланской секции социалистов, на него обрушились выкрики «Иуда!», «Предатель!», раздался оглушительный свист, улюлюканье, в лицо полетели монеты. Но Муссолини не растерялся. Помня о том, что лучшая защита — это нападение, он начал обвинять в предательстве интересов социализма всех руководителей ИСП, договорившись даже до угрозы пустить в дело нож. Его наглость вызвала настоящий ураган, но до рукоприкладства дело все же не дошло. «Вы думаете, что теряете меня, — орал Муссолини, стараясь перекрыть шум в зале. — Вы заблуждаетесь. Вы ненавидите меня потому, что все еще любите. Я был и остаюсь социалистом… Невозможно изменить свою душу. Вопрос, разделяющий нас, волнует совесть каждого. Время покажет, кто был прав. Ухожу без обиды, без озлобления… но заявляю вам, что с этой минуты у меня не будет ни жалости, ни снисхождения по отношению ко всем уклоняющимся, ко всем лицемерам, ко всем трусам! И когда настанет час, вы опять увидите меня, хотите того или нет, рядом с вами!.. Вы не можете помешать мне оставаться в первых рядах борцов за дело социализма! Да здравствует социализм! Да здравствует революция!»

Псевдореволюционный пафос выступления Муссолини не должен вводить в заблуждение, ибо жонглирование словами — дело привычное для любого политика. Гораздо важнее другое — его отношение к бывшим соратникам по борьбе. Ключевой во всей этой тираде является фраза: «Вы ненавидите меня, потому что все еще любите». Она типична для менталитета и мироощущения Муссолини. Его отношения с теми социалистами, кто собрался в зале, как и с теми итальянцами, кто в недалеком будущем будет по его указке собираться на площадях, как и с теми фашистами, кого он будет назначать или увольнять с государственных постов, наконец, с теми женщинами, которые окажутся в его постели, строились преимущественно на эмоциональной, чувственной, а не на рациональной основе. Почти все они были далеки от дуче, который действовал по наитию и презирал их.

Для вульгарного прагматика, исповедовавшего крайний индивидуализм и считавшего собственную персону источником всякой веры, предательство социалистов было фактом сугубо внешним. Как и в отношениях с женщинами, которым он объяснялся в любви, а затем спокойно бросал, ренегатству политическому не предшествовала длительная внутренняя борьба, оно не сопровождалось мучительными переживаниями и сомнениями, не было и никакой трансформации взглядов. Интеллектуальный коктейль его мировоззрения, состоявший из представлений марксистов, анархистов, футуристов, разнообразных сторонников прямого действия и революционного насилия, позволял в любой ситуации выбрать именно то, что требовалось в данный момент. В этом смысле Муссолини сам себе не изменил. Он ни в малейшей степени не чувствовал себя предателем и верил в правильность принятого решения.

Разрыв с партией стал результатом поразительного сочетания в нем расчетливости и авантюризма. Когда началась война, он буквально нутром ощутил приближение крупных исторических перемен. Война вдохновила Муссолини разгулом насилия, которое он так долго воспевал, а насилие несовместимо с бездействием и нейтралитетом. К тому же его не покидала уверенность, что война серьезно дестабилизирует обстановку, облегчит осуществление социального переворота и захват власти. Какого именно переворота — неважно, но важно было другое — вакантное место лидера в грядущих событиях. Этот очевидный аргумент окончательно перевесил чашу весов.

Покинув ИСП, Муссолини сразу потерял общенациональную газету «Аванти!» и двух женщин: Анжелику Балабанову и Леду Рафанелли. Однако он не грустил по поводу этих потерь: тылы и на «революционном» и на амурном поприще были уже обеспечены.

Еще в ноябре 1914 года он познакомился с болонским издателем Ф. Нальди, имевшим устойчивые связи при королевском дворе, а также среди крупных промышленников и финансистов. Он предложил Муссолини помощь в создании новой, независимой газеты. Нальди выражал настроения правящих кругов Италии, которые намеревались втянуть страну в войну на стороне Антанты и считали необходимым подготовить к этому общественное мнение. Для этого нужно было «найти продажного социалиста», способного по возможности развеять антивоенные настроения масс и раздуть милитаристский психоз. Им требовались такие люди, которые могли бы для достижения личных целей поставить на карту собственную популярность.

Муссолини, как никто другой, подходил для выполнения этой миссии. Он умел блестяще воздействовать на настроения масс, был видным деятелем ИСП, не скрывал своих амбициозных устремлений. «Купить» его не представляло труда. Но речь шла не о деньгах. Муссолини никогда не отличался корыстолюбием, и деньги в тот период нужны бьши ему постольку, поскольку они способствовали завоеванию популярности, а ради этого он не брезговал никакими источниками. Он не мог и не пытался противостоять соблазну иметь собственную большую газету, которая в его руках стала бы мощным политическим оружием. Кроме того, он уже глубоко разочаровался в социалистической партии как в инструменте борьбы за власть.

Основными источниками финансирования новой газеты поначалу стали крупные промышленные компании. Впоследствии Муссолини получал субсидии из Франции, правящие круги которой были заинтересованы в скорейшем втягивании Италии в войну на стороне Антанты, а в марте 1915 года пытался выудить миллион франков даже у царского правительства, обещая взамен подготовить и провести крупную провокацию на итало-австрийской границе. Одним словом, деньги «нашлись», и Муссолини в считанные дни был обеспечен всем необходимым: бумагой, оборудованием, договорами и прочим.