Гомер

новые небывалые черты, в то время как микенская религия продолжала развиваться на

материке своим чередом. Невозможно перекинуть четко построенный мост через эти 500

лет ввиду крайней скудости наших сведений из этой эпохи. Но микенскую традицию

Гомера, какие бы этапы она ни проходила и каким бы изменениям она ни подвергалась, не

отвергает в настоящее время ни один ученый (331-338). К Микенам Нильссон возводит

даже гомеровское представление о судьбе (338-344), хотя почтенный исследователь не

рассуждает здесь так расчлененно, как надо. Нильссон возводит к Микенам даже и

гомеровское очеловечивание богов (349), и с некоторыми поправками такое суждение тоже

можно считать правильным. Помимо Нильссона, можно привести еще много других

исследователей, которые ставят своей основною целью вскрытие разновременных

напластований у Гомера в тех или иных областях. Упомянем еще об одном исследователе,

А. Северине, который тоже находит у Гомера переплетение старых и грубых «ахейских»

обычаев с более поздними, хотя все еще далекими от классической Греции, критскими

обычаями, несравненно более тонкими и часто даже изощренными.

Поэтому гомеровский литературный стиль надо обязательно понимать не

неподвижно-метафизически, а находить в нем разновременные напластования и

переплетения.

А. Северин в своей книге «Гомер. Историческая обстановка»40) находит в

исторической основе гомеровских поэм отражение древнейшей жизни Крита, владычества

ахейцев и нашествия дорян. Северин приводит богатый материал из «Илиады» и

«Одиссеи», свидетельствующий (стр. 8-25) о типичных чертах быта критян. Это любовь к

удобствам, комфорту, ваннам, песням, пляскам, играм, изящным одеждам, ничего не

имеющим общего с классической греческой одеждой. Телемах, например, трижды

принимает ванну: у Нестора (Од., III, 464-468), у Менелая (IV, 48-51) и дома (XVII, 85-90).

Диомед и Одиссей после убийства Долона смывают грязь в море, а потом тоже

погружаются в теплую ванну (Ил., X, 576). Феаки, в которых автор видит прообраз критян,

управляются царицей Аретой, что соответствует исторической действительности Крита,

где женщины имели право власти и где были очевидны пережитки матриархата. Это

сказывается и в самостоятельной, умной, независимой Навсикае, дочери феакийских

царей.

Ахейцы, постепенно овладевшие Критом и утвердившие микенскую державу,

усвоили многое из критских обычаев, даже пытались приспособить критское письмо для

выражения своего индоевропейского языка. Северин красочно рисует ахейский

«феодальный» (по его собственному выражению) мир Гомера с его грубыми нравами, с

суровой жизнью, разбоем и угоном скота, междоусобицами. Автор считает, что

гомеровский мир это мир преимущественно ахейский (стр. 45). Об этом свидетельствуют

дома с мегароном, микенское оружие (маленький круглый щит, поножи, копья, кожаные

шлемы), украшения, богатые погребения, сопровождаемые иной раз человеческими

жертвами (например, погребение Патрокла, Ил., XXIII, 166-176, ср. с Нильсоном, Гомер и

Микены, стр. 155-156), страсть к охоте (Од., XIX, 429-454). Гомеровские женщины носят,

однако, одеяние, которое ахейцы заимствовали у критян: платья с воланами, на плотных

корсажах, на кринолинах, [221] поднимающие грудь и утончавшие талии. С этой точки

зрения Северин оценивает гомеровские эпитеты, прилагаемые к нарядным женщинам.

Эпитет callisphyros «прекраснолодыжная» свидетельствует о том, что платья носили

недлинные, так что видна была лодыжка, в то время как троянки именуются helcesipeploi

«длинноодетые». Эпитеты eydzōnos и callidzōnos «прекрасноподпоясанный» говорят о

типичном для крито-микенского костюма поясе. Эпитет bathydzōnos

«глубокоподпоясанный» указывает на любовь затягивать туго пояс для утоньшения талии,

как это видно на древних изображениях. Эпитет bathycolpos «с глубокой грудью»

характерен для женщин, носивших высокий корсет, как на изображениях второго дворца в

Тиринфе. Эпитет tanypeplos нельзя переводить как «длинноодетый». Его корень tany-

указывает на глагол «натягивать», т. е. платье, хорошо обтягивающее фигуру. Эпитеты

eyplocamos, calliplocamos «с прекрасными косами» напоминают характерные крито-

микенские прически с завивкой локонами, буклями. Костюм Геры (Ил., XIV, 169-188)

живо напоминает кносскую фреску «Женщины в голубом», но никак не одеяния

классических греков.

Северин, распределяя в хронологической последовательности гомеровских героев

(стр. 51-62), определяет их историческое место и географическое расположение их

владений в микенском мире. Поход под Трою рассматривается автором как экспансия

ахейцев в Малую Азию в погоне за железом, основным богатством хеттитов, за которым

охотились и египтяне и ассирийцы. Интересно, что союзники хеттитов, упоминаемые в

походе царя Хаттусила III против Рамзеса II в 1289 г., это Лука, Пидаса, Маза, Дардануи,

Каликиша Илиунна является не кем иным, как союзниками троянцев у Гомера, ликийцами,

педасийцами из Педаса, мизийцами, дарданцами, киликийцами, причем племя Илиунна,

возможно, означает жителей Илиона, (стр. 70 сл.). В царствовании Мернептаха в 1225 г.

акайваша (ахейцы) выступили против египтян. У Гомера, таким образом, можно найти

следы попыток ахейцев прорваться на север и юг Малой Азии (стр. 71).

Пережитки дорийского переселения также можно найти у Гомера. Дорийцы

принесли с собой еще более дикие нравы, чем ахейцы. Они прекрасно знали железо и его

обработку. Геометрический стиль и сожжение умерших также характерны для дорийцев,

не усвоивших крито-микенской цивилизации. Под давлением дорийцев часть ахейцев

ушла за море, в Ионию. Ионийцы (Iaones в Ил., XIII, 686), таким образом, имя которых в

форме Иауна и Иаван станет синонимом эллинов на Востоке, были в глазах этого Востока

наследниками ахейцев (стр. 83). Отзвуком нашествия дорийцев у Гомера явилось

изображение борьбы Геракла с пилосцами (Ил., XI, 690-693) и упоминание его сына

Тлеполема (Ил., II, 653-670).

Таким образом, и поздняя переработка эпоса и его ранние истоки прекрасно

свидетельствуются археологическими памятниками и памятниками изобразительного

искусства, не говоря уже о длительной военной и бытовой истории. И можно только

удивляться, почему исследования древнего строгого и, с другой стороны, позднего, т. е.

свободного и смешанного стилей у Гомера, так мало у нас популярны, и почему сама

проблема переплетения разных стилей у Гомера часто считается неясной и даже

ненужной. Изучение этих стилей в изобразительном искусстве уже давно стало обычным

и не нуждается ни в каком оправдании. Ученые исследуют по Гомеру и ахейцев, и критян,

и дорийцев,. и ионийцев, исследуют целую историю племенных переселений, исследуют

разные тонкие оттенки быта в течение целого тысячелетия. И только один литературный

стиль Гомера остается [222] вне всякого становления, остается вне всякого разделения на

более древние и на более новые пласты и остается в виде какой-то единой и неподвижной

статуи, прошедшей без всякого изменения через целое тысячелетие. То различие стилей,

которое мы наметили выше, имеет своей целью хотя бы до некоторой степени заполнить

этот пробел и начать работу исторического и историко-художественного исследования

гомеровского стиля и гомеровского мастерства в связи с мировоззрением поэта.

VI. Из современной литературы по мировоззрению и стилю Гомера

Прежде чем перейти от принципов стиля Гомера к анализу самого стиля Гомера,

будет целесообразно бросить взгляд на некоторые исследования, разрабатывающие Гомера

приблизительно в тех же направлениях, что и данная работа.