Личности в истории. Россия

Явление Христа живописцу Иванову Дмитрий Петров

В любом деле важно правильное начало. В любом – и в статье тоже. Как мне начать рассказ об Иванове – гениальном художнике, чье имя в русском искусстве стоит рядом с именем Андрея Рублева? Попробовать, может быть, так: «Александр Андреевич Иванов родился 16 июня 1806 года в Петербурге в семье художника. Отец его, Андрей Иванович, исторический живописец, академик и профессор Императорской академии художеств, был лучшим педагогом своего времени и имел большое влияние на сына. В 1817 году Александр Иванов поступил в Академию художеств и проучился там десять лет…» А можно, например, и так: «Иванов – один из самых глубоких русских художников, сумевших выработать целостное философское мировоззрение. Понять его непросто. Для этого нужны тишина и сосредоточенность, рядом с ним хочется остановиться, задуматься, затаить дыхание, перестать суетиться и мельтешить, выключиться из маленького времени, чтобы включиться в большое…»

Замечательно начал свое письмо о художнике Н. В. Гоголь: «Пишу к вам об Иванове. Что за непостижимая судьба этого человека!»

С. П. Постников. Портрет художника Александра Андреевича Иванова. Около 1873 г. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Короче, проще и яснее уж и не скажешь, поэтому, без лишних слов, я лучше отправлюсь смотреть на картины великого мастера.

* * *

Апрель. Воскресенье. Иду в Третьяковку. Выбираюсь из метро. Взгляд привычно упирается в мекку быстрого питания «Макдональдс». На «пятачке» у станции всегда кипит жизнь, но сегодня как-то особенно шумно и людно: бабушки, перекрикивая друг друга, настойчиво предлагают «гарачии пирашки», из ларьков раздается «умц, умц, умц, бум», студенты, примостившись на парапете, пьют свое утреннее пиво, у газетного киоска и приткнувшейся рядом с ним церковной лавки – равное оживление. На выходе меня тут же берет в оборот гражданин, обвешанный какими-то причиндалами, с табличкой на груди: «Святой странник». Ловко уворачиваюсь и ухожу налево, к Лаврушинскому. Хорошо, что уже не нужно носить шапку, и сугробы становятся меньше, и солнце так греет… Это весна.

Вот и Лаврушинский переулок, 12. Государственная Третьяковская галерея.

Поднимаюсь на третий этаж. Зал № 10, сердце галереи. Отсюда расходятся тропы, ведущие в искусство Крамского и Ге, Репина и Поленова. Здравствуй, Иванов!

Короткий привал на удобном диванчике – присядем на дорожку. Впереди целый день, и торопиться не надо. Сам Иванов говорил: «В моих картинах все должно быть тихо и выразительно».

Ну, в путь!

Вот «Приам, испрашивающий у Ахиллеса тело Гектора». Учебная работа, которую Александр Иванов пишет на предложенный советом Академии гомеровский сюжет в 1824 году. Картина получила вторую золотую медаль, юный автор удостоился одобрения знатоков искусства, которые единодушно отметили его способность «вдумчиво вникать в предмет свой».

Царь осажденной ахейцами Трои Приам проникает к Ахиллу, чтобы получить у него разрешение на погребение тела Гектора – своего сына, павшего в бою у стен Трои от руки Ахилла. Ахилл, потерявший Патрокла – любимого друга, сраженного Гектором, – воплощение печали и глубокого горя. Слова, прикосновение Приама возвращают его к действительности, но, кажется, он не до конца понимает, что происходит. В верхнем правом углу картины изображен скульптурный бюст Зевса. Великий бог как будто наблюдает сверху за этой сценой, полной ожидания и неопределенности. У подножия бюста – орел. Божественная птица обернулась к Зевсу и как посредник передает слова Приама своему покровителю. Что будет дальше? Чем закончится встреча двух соперников?

Уже в этой ранней работе – весь Иванов: уверенная кисть сложившегося мастера и размышления о выборе, величии в проявлении души, восстановлении нарушенной меры, нахождении самого себя, судьбе, которая в руках Бога и человека.

А вот «Аполлон, Гиацинт и Кипарис, занимающиеся музыкой и пением». Над этой картиной Иванов работал в Италии в 1831–1834 годах. Но так и не окончил ее.

В Италию молодой художник попал в 30-м. У этого приезда – своя история.

В 1827 году в качестве аттестационного шедевра по окончании Академии (по нашему – диплома) Иванов пишет картину «Иосиф, толкующий сны в темнице заключенному с ним виночерпию и хлебодару». Это произведение сейчас находится в Русском музее, в Петербурге. В «Иосифе» получили свое дальнейшее развитие не только идеи «Приама и Ахиллеса», но и отразились совсем недавние события 14 декабря 1825 года, потрясшие всю Россию. Расстрел мятежных полков на Сенатской площади был хорошо виден из окон Академии, где жил профессор Андрей Иванович Иванов с сыновьями. На всю оставшуюся жизнь восемнадцатилетний юноша запомнил эту страшную сцену. Над Россией сгущалась тьма. Образ египетской темницы стал символом эпохи.

Иванов размышляет о прошлом, чтобы понять свое время, о роке, перед которым нет правых и виноватых, о свободе – самой главной ценности для художника. «Русский исторический живописец должен быть бездомен, совершенно свободен… никогда ничему не подчинен, независимость его должна быть беспредельна», – скажет Иванов. Он никогда не изменял этим своим словам.

Несмотря на то что в картине увидели сознательный намек на судьбу казненных декабристов, Академия наградила Иванова большой золотой медалью. А это означало пенсионерскую поездку на три года в Италию на средства Общества поощрения художников.

Кажется, все прекрасно, лучшего и желать нечего! Но – Иванов влюблен. В дочь учителя музыки Академии художеств. А женатых за границу не пускают…

Это был трудный выбор для Александра Андреевича. Сомнения, любовь, ночь, мосты Петербурга, мольбы отца… В 1830 году он уезжает в Италию.

Небыстрая дорога через Германию, Австрию. В Дрезденской галерее художник копирует голову Сикстинской мадонны. Во Флоренции осматривает галереи Уффици и Питти. Восторг и трепет от первой встречи с давным-давно знакомыми по репродукциям шедеврами архитектуры, скульптуры, живописи. И пьянящее ощущение счастья и радости, как у всякого русского, пересекшего границу и отъехавшего от нее на расстояние пушечного ядра. Свобода!

В начале 31-го он в Риме. Предполагалось, что Иванов пробудет здесь три года, копируя творения мастеров Возрождения, изучая превосходную коллекцию антиков из сокровищ Ватикана, постигая вечный город с его руинами, соборами, дворцами. Но все случилось иначе. Не три года, а долгих 28 лет понадобится Иванову, чтобы вернуться домой.

Художник много путешествует по стране, изучает сотни зданий, изваяний и полотен, одновременно ища тему для картины, которая по возвращении на родину послужит отчетом о его успехах и даровании. Итогом итальянских впечатлений становится «Аполлон, Гиацинт и Кипарис, занимающиеся музыкой и пением». В этой картине уловлен, кажется, сам дух античности, в ней чувствуется живое дыхание древней Эллады. Аполлон, Гиацинт, Кипарис – три разных состояния души, три степени зрелости, три ступени восхождения. Атмосфера покоя, гармонии и вдохновения. Самое светлое творение Иванова.

Почему он не закончил «Аполлона»? Неизвестно. Может быть, причина в том, что, подобно своему кумиру Леонардо да Винчи, он ставил перед собой художественные задачи, которые были неразрешимы. Нам не дано это узнать.

Иванов не доводит до конца и другую «отчетную» картину, уже по библейскому сюжету, – «Братья Иосифа находят чашку в мешке Вениамина». Считают, что работа над «Братьями Иосифа» была самой плодотворной неудачей Иванова: следствием ее стал поиск сюжета «Явления Христа народу».

Однако, отложив в сторону «Аполлона» и «Братьев Иосифа», Александр Андреевич оказался в очень неловком положении перед теми, кто отправлял его в долгую заграничную командировку. Все сроки подходили к концу, а каков результат? Общество поощрения художников и Академия никак не могли взять в толк причин медлительности молодого художника. Иванова призвали к ответу.