Михоэлс

События порой пытаются обогнать даже быстро убегающее время. Спустя три месяца в передовой статье газеты «Правда» о «деле врачей» и Михоэлсе можно было прочесть совсем иное: «…в этих провокационных целях они не останавливались перед оголтелой клеветой на советских людей. Тщательной проверкой установлено, например, что таким образом был оклеветан честный общественный деятель, народный артист СССР Михоэлс» (Правда. 1953. 4 апреля). Но обо всем этом Михоэлс уже никогда не узнает. А леденящий страх сковал уста многих, так что невольные свидетели событий боялись проронить хоть слово.

Но пришли иные времена, языки развязались. Журналисты, перебивая друг друга, стали писать небылицы о тайне убийства Михоэлса. Так, известный московский журналист в «Вечерке» заявил, что убийство Михоэлса совершилось на территории бывшего минского гетто. О гибели Михоэлса написаны романы, почти детективные. Конечно, с появлением книги Борщаговского «Обвиняется кровь» и выходом книги «Последний сталинский расстрел» многое прояснилось, но, увы, далеко не все. Будем надеяться, что завеса этой шекспировской тайны когда-нибудь будет поднята. Может быть, не совсем прав мудрый Дизраэли, полагая, что все вокруг — тайна, но «именно тот оказывается рабом, кто не пытается ее развеять». Сказано в Писании: «Нет ничего сокровенного, что не открылось бы; и тайного, что не стало бы явным». И еще сказано: «Все прощается, пролившим невинную кровь не прощается никогда».

ЭПИЛОГ

Если справедливо, что искусство имеет своих самовластных Цезарей, то сегодня мы можем с уверенностью утверждать, что Соломон Михоэлс был одним из них. Убийство Цезаря еврейской сцены повлекло за собой — что, несомненно, входило в планы убийц — гибель ГОСЕТа, центра еврейской культуры. 12 августа 1952 года были расстреляны ведущие еврейские писатели и поэты: П. Маркиш, Д. Бергельсон, Л. Квитко, Д. Гофштейн и многие другие. Расстрелян был движущий дух советского еврейства. Михоэлс, несомненно, являлся выразителем этого духа, был для советского еврейства, как точно написал Перец Маркиш, «и утешением, и эхом, и упреком». Ему свойственны были и ошибки, и слабости («Ибо праведника нет на земле такого, чтобы благотворил и не погрешил бы»), но и они, скорее, свидетельствовали о его мудрости и человечности, не затемняли образ. Михоэлс был истинным сыном своего времени, сыном народа, его породившего. На русскую сцену Михоэлса звали не только Юзовский, но и Л. Леонов, И. Козловский, Ю. Завадский. Его прекрасную русскую дикцию, знание русского театра отмечали многие выдающиеся современники. Его учитель Грановский мог ставить все, от Софокла до Третьякова, в любом театре и на любом языке.

Книгу о Михоэлсе мне хочется закончить стихами любимого мною поэта Моисея Цетлина:

И вспомнить слова великого артиста, друга Михоэлса И. С. Козловского: «Жизнь его в искусстве является примером для грядущих поколений… Трагичным он был в искусстве, трагедию всколыхнул и своей смертью. Но духовное его значение и величие живут».

Гибель Михоэлса не только «всколыхнула трагедию», но в значительной мере изменила историю евреев России, сделала ее иной. Как известно, когда в мае 1948 года было провозглашено государство Израиль, Михоэлса уже не было в живых. Первый посол нового государства Голда Меир прибыла в Москву летом 1948 года. Близился праздник Рош-Ашана, и она решила посетить синагогу. Незадолго до этого в газете «Правда» появилась явно заказная статья Ильи Эренбурга, в которой он, в частности, писал, что в СССР нет антисемитизма и уж тем более не существует еврейского вопроса, а государство Израиль, если и нужно, то только «для евреев капиталистических стран, где процветает антисемитизм».

Десятки тысяч евреев, вопреки логике и здравому смыслу, плотной толпой заполнили узкую и крутую улицу Архипова перед синагогой, куда направлялись Голда Меир и другие члены израильского посольства. А в толпе бурлила «радость со слезами на глазах» и возгласы «Живи и здравствуй наша Голда, наша гордость» заглушили крики: «Нет, мы не поедем в Израиль!» Вполне понятно, что встречавшие Голду Меир читали не только статью Эренбурга, но и речь А. А. Громыко в ООН, о которой упомянул Михоэлс в своем выступлении в Политехническом музее в декабре 1947 года. Выступление Громыко — одна из самых гуманных проповедей в истории XX века, не иудея, не еврея, но воинствующего атеиста и коммуниста…

Мне думается, что история евреев советской эпохи делится на два периода и границей этих периодов стала трагическая ночь с 12 на 13 января 1948 года. С той ночи прошло более пятидесяти лет. Жизнь продолжается, но след, оставленный в ней Михоэлсом, вечен. Это не то же самое, что тень пролетевшей птицы. Это вечный свет, излучаемый добрым и мудрым сердцем Михоэлса. Легенды, воспоминания, мифы о Михоэлсе давно переплелись воедино, а, как известно, еврейские сказания, истории обречены на вечность. Свидетельством тому — Священное Писание, Библия — Вечная Книга, в которой отражена и история еврейского народа, и его будущее.

ИЛЛЮСТРАЦИИ