Первая мировая война в 211 эпизодах
Первая мировая война в 211 эпизодах читать книгу онлайн
Петер Энглунд известен всякому человеку, поскольку именно он — постоянный секретарь Шведской академии наук, председатель жюри Нобелевской премии по литературе — ежегодно объявляет имена лауреатов нобелевских премий. Ученый с мировым именем, историк, он положил в основу своей книги о Первой мировой войне дневники и воспоминания ее участников. Девятнадцать совершенно разных людей — искатель приключений, пылкий латиноамериканец, от услуг которого отказываются все армии, кроме османской; датский пацифист, мобилизованный в немецкую армию; многодетная американка, проводившая лето в имении в Польше; русская медсестра; австралийка, приехавшая на своем грузовике в Сербию, чтобы служить в армии шофером, — каждый из них пишет о той войне, которая выпала на его личную долю. Автор так “склеил” эти дневниковые записи, что добился стереоскопического эффекта — мы видим войну месяц за месяцем одновременно на всех фронтах. Все страшное, что происходило в мире в XX веке, берет свое начало в Первой мировой войне, но о ней самой мало вспоминают, слишком мало знают. Книга историка Энглунда восполняет этот пробел. “Восторг и боль сражения” переведена почти на тридцать языков и только в США выдержала шесть изданий.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Так прошел остаток дня: чехарда, встречи, телефонные беседы и переговоры. Представители солдат хотели знать, какое правительство признает фон Герих, и получили весьма уклончивый ответ: “Мне ведь неизвестны, каких взглядов они придерживаются”. При этом он добавил, что правительство “теперь одно”, и этот туманный ответ вызвал новые крики “ура!”. Он встретился с начальником дивизии, который был в шоке, “побледнел и начал заикаться”, узнав, что фон Герих позволил создать в своем полку солдатские комитеты. В штабе состоялась встреча, на которой отвечали на вопросы, касающиеся упразднения отдания чести и прочих изменений, одобренных военным министерством. Он встретился с другими командирами полков, которых солдаты отпустили только после того, как перерезали телефонные провода. И вот пришли инструкции от командира корпуса:
Незамедлительно докладывать обо всех переменах в настроении солдат. Не забывайте призывать на помощь священников, ибо они имеют большое влияние на массы. Избегайте любых несправедливостей при оформлении увольнительных, при наказании, при распределении продовольствия и снаряжения, разговаривайте спокойно, не сурово, заботьтесь об отдыхе солдат, об их развлечениях и религиозных потребностях. Если случаются эксцессы, принимайте все меры по защите телефонной связи и складов оружия.
Суббота, 24 марта 1917 года
Андрей Лобанов-Ростовский избран солдатским комитетом на офицерскую должность
Повсюду признаки разложения. Солдаты небрежно одеты, не отдают честь, потеряли всякое уважение. Он фактически оказался пленником в казармах, сидел и ждал решения батальонного совета. Одобрят ли они его кандидатуру?
Сегодня решение принято. Да, ему позволено быть их офицером. Но это не значит, что он сохраняет прежнее положение. Командир батальона объяснил ему так: офицеры — вроде конституционных монархов, у них есть формальная ответственность, но нет реальной власти. Но Лобанов-Ростовский все равно вздохнул с облегчением. Если бы его кандидатуру не одобрили, то его наверняка бы арестовали. Или сделали бы еще что похуже. Он пишет:
Получилось так, что вроде бы решающий голос отдал за меня сержант, который находился под моим командованием и рассказал комитету о том, что произошло под Режицей в 1916 году, когда я, под личную ответственность, вопреки приказу командира полка, разрешил своим людям взять отпуск и поехать домой. Сразу же после этого ко мне пришли два члена комитета и сообщили о принятом решении, а также очень вежливо спросили, не окажу ли я им честь и не останусь ли в батальоне. В тот же вечер мы узнали о пяти офицерах из Московского полка, которые только вчера были выбраны своими солдатами, а ночью ими же убиты.
Понедельник, 26 марта 1917 года
Рафаэль де Ногалес участвует в первом сражении под Газой
Почти двое суток Рафаэль де Ногалес не спал и теперь чувствует себя совершенно разбитым. Он перешел линию фронта во главе патруля, который получил приказ найти и взорвать трубопровод с питьевой водой, проложенный британцами от Суэцкого канала, через Синай, и вплоть до фронта перед старым прибрежным городом Газой. Тридцать шесть часов они передвигались по пустыне, прошли километров 150–160. Задание выполнить не удалось. Они не нашли водопровода. И когда он с остальными к вечеру добрался до лагеря, то мечтал только об одном: лечь и поспать.
Но в лагере неспокойно. Поступили сведения, что мощная британская группировка пересекает большое вади [234], которое находится прямо перед оборонительными рубежами у Газы, и теперь всем имеющимся соединениям приказано подготовиться к бою. Это известие вдохнуло новые силы в де Ногалеса: “Неимоверную усталость, которую я ощущал, словно ветром сдуло”. Сменив коня, он тут же отправился в путь, готовый к новым свершениям.
Сперва он получает приказ отвести в безопасное место большой обоз, со множеством верблюдов, вьючных лошадей и повозок. На месте они оставляют только белые палатки, чтобы по возможности замаскировать перегруппировку. Затем он возвращается к остаткам турецкой кавалерии, которая прикрывает важный пункт на большом вади, как раз там, где противник наверняка атакует левый фланг османских укреплений, — это всем понятно. Если враг здесь прорвется, он окажется у них в тылу и будет угрожать османской Ставке в Тель-эль-Шария.
Масштабное британское наступление — еще одно доказательство, что военная ситуация на Ближнем Востоке начала меняться. После того как прошлым летом провалилась вторая попытка османской армии отрезать Суэцкий канал, британцы перешли в контрнаступление. Горький опыт вынудил их тщательно подготовиться к попытке номер два. Внешняя и самая эффективная линия обороны Палестины, пустыня, была прорвана, когда там построили узкоколейную железную дорогу и к тому же внушительных размеров водопровод для питьевой воды, который так и не удалось найти де Ногалесу и уж тем более взорвать его.
Ночь выдалась холодная и туманная.
На рассвете в окрестностях Газы заговорила тяжелая артиллерия. Постепенно к ее грохоту прибавились пулеметный треск и хлопанье винтовок. Наступление началось.
Пришло первое донесение: по нескольким брошенным мостам британцы с неожиданной скоростью переправились через вади. Броневики, а за ними пехота, начали пробиваться в Газу, и одновременно с этим кавалерия растянулась вокруг города и теперь угрожает отрезать его сзади. Немецкий офицер, с которым говорил де Ногалес, был настроен пессимистично. Положение города безнадежно; может, он уже сдался? Когда рассвело, они смогли разглядеть вдали клубящийся дым от взрывов и пожаров, окружавший Газу.
Полки османской кавалерии по-прежнему ждут британского наступления. Но ничего не происходит. Тогда они получают приказ седлать коней и двигаться вдоль вади, по направлению к Газе. Де Ногалесу поручают отвести груз с боеприпасами в безопасное место, но он игнорирует это поручение, с тем чтобы отыскать заблудившееся соединение. Затем он неистово следует за ним в бой, и все вместе они несутся в наступление на Газу и на британские войска, окружившие город. Сам де Ногалес говорит, что, несмотря на усталость, он наравне со всеми остальными чувствовал прилив энтузиазма и нервического экстаза, которые “заставляли рваться вперед даже самых неповоротливых, под рев снарядов и сухой треск картечных гранат, взрывающихся у них над головами”.
В небе над ними появляются британские боевые самолеты: они сбрасывают бомбы. Вскоре глазам предстанет “великолепная панорама” — поле сражения под Газой, на тридцать километров вокруг затянутое плотным дымом, из-под которого вспыхивают алые языки пламени и гремят взрывы.
Только намного позже де Ногалес вспоминает о невыполненном поручении. Он оставляет поле боя и вместе со своим денщиком скачет назад, на поиски колонны с боеприпасами. Их лошади взмылены от усталости. Оба они находят конвой как раз в тот момент, когда его по ошибке начинает обстреливать, “с завидной скоростью и точностью”, одна из тех немецких батарей, которые находились в Палестине, чтобы оказывать помощь османской армии. Понеся значительные потери, в том числе в тягловой силе, колонна была спасена от дальнейшего артобстрела немецким же пилотом, заметившим ошибку и сумевшим подать батарее сигнал о прекращении огня.
В сумерках де Ногалес ведет колонну дальше, в Ставку в Тель-эль-Шарию. Там он встречает немецкого полковника фон Крессенштейна, который командует войсками на фронте под Газой. Немец нервничает и полностью поглощен тем, что рассылает направо и налево телеграммы. Он уверен, что сражение проиграно. И даже де Ногалес поддался его настроению, слишком велика была суматоха. Поэтому он был немало удивлен, когда уже было оседлал коня, чтобы возвратиться на поле боя, и тут услышал, что британцы по каким-то необъяснимым причинам начали отступать.
