Гневное небо Тавриды

Бывший штурман дивизии Петр Ильич Хохлов, также Герой, генерал-лейтенант, до ухода в запас руководил штабом ВВС Краснознаменного Балтийского флота, штабом авиации ВМФ. Это он в августе 1941 года первым бомбил Берлин. Затем оборона Ленинграда, бои на Черном и Баренцевом морях… Обо всем этом он рассказал в своей интересной книге — больше, конечно, о друзьях, чем о себе…

С командующим ВВС Северного флота Героем Советского Союза генерал-полковником авиации Иваном Егоровичем Корзуновым мне довелось долгое время вместе служить в Заполярье. Я был его первым заместителем — начальником штаба ВВС флота. Вместе с нами служил и неразлучный штурман Ивана Егоровича полковник Иван Иванович Филатов, возглавлял один из ведущих отделов штаба.

Много успел сделать Иван Егорович Корзунов для нашей авиации, для флота. В 1966 году с ним пришлось распрощаться…

Да, война веку не прибавляет.

Тем дороже нам те друзья, что живут. Живут, трудятся, иные еще продолжают служить. Хоть, конечно, летают уже только в качестве пассажиров. С тоской смотрят на небо. До конца, верно, будут смотреть…

* * *

И вот мы снова в Севастополе. И снова весна.

Яркое крымское солнце слепит глаза, выбивает слезу. После Балтики, Тихого, Заполярья. Потом — Ленинграда. Должно быть, отвык. Да нет, просто — молодость, то есть…

Может, не солнце и виновато…

Наряженные в кумач и цветы улицы, узнаваемые только по плану. По плану города — того, старого, пронесенного в памяти через всю жизнь. Кумач и цветы, и гирлянды — для нас. Праздничный город принимает гостей — своих защитников и освободителей…

На Приморском бульваре пряный аромат жасмина, белой акации. И запах моря… Нет, прежде печаль и радость. Щемящая радость узнавания. Сколько лет прожил, на скольких морях побывал, и только сейчас открыл, что запах у всех морей разный. Нет, у всех, может быть, одинаковый, но у Черного…

Запах молодости, А может быть, где-то еще застоялись дымы…

Потом — встреча. Встреча как встреча, как сотни таких же встреч. Сколько раз их описывали в газетах, показывали по телевидению. Узнаванья и неузнаванья, объятья и поцелуи, молодецкое похлопывание по плечу, возгласы радости и удивления. Сотни раз повторенные, беспомощные слова…

Кажется, никогда в мире люди так не нуждались в единственном нужном слове и никогда и нигде не были так бессильны перед ним…

— Да неужели ж это ты, Иван? Это же три Ивана!

— Сашка! А где же твой чуб?

— А двух наших Иванов помнишь?

— Пятеро внуков? Ого!

— Зато голова цела, что там прическа…

— Шестидесяти нет? Салага!

— О! Товарищ генерал! А помнишь… Иду на Малахов курган. Оттуда все видно. Главное — море. Небо и море. Но море сейчас главней.

Выбираю уединенное место на узенькой тропке, вьющейся меж молодых тополей.

Да, отсюда все видно.

…Где-то там, за горизонтом, за далью времени и пространства, пылающим факелом несся на вражеский эсминец торпедоносец Михаила Панина. Взорвался, не долетев, будто не выдержав гнева и ненависти, накопившихся в душе ведущего его человека, в душах троих с ним летящих в бессмертье людей…

…Где-то дальше еще, с чужих берегов, взмыл в небо огромный султан от другого взрыва: Борис Шеховцов на пробитой снарядом машине врезался в море, не успев сбросить все бомбы на вражеские корабли…

…Где-то взрывается низко летящий, над самой водой, торпедоносец Семена Самущенко…

Александра Ковтуна…

Александра Пресича…

…Обогнав свою торпеду, перелетев через обреченный фашистский транспорт, падает в море убитый в воздухе Коля Синицын…

Николай Зайцев…

Евгений Шарловский…

Александр Вальцев…

В воздухе, в море…

Дотягивали и до земли. Взрывались на ней, над ней.

Николай Александрович Токарев…

Андрей Кондрашин…

Борис Громов…

В море, над морем. На земле, над землей.

Всех не помянешь. Даже в одном только нашем полку. А сколько друзей, соседей, вместе летавших, не раз выручавших, спасавших…

На Приморском бульваре цветут каштаны. Да, они очень похожи на огромные, потемневшие от времени шандалы с нежно-кремовыми стеариновыми свечами. Свечи горят. Горят и при ослепительно ярком солнце…

Белокаменный город слепит глаза. Вновь и вновь обращает их к морю, к ровной, мягкой, спокойной его синеве. Удивительно гладкое море сегодня. Гладкое и просторное, каким, кажется, не было ни разу за войну.

"Герою воздушных просторов будущего". Что-то в этом роде написал я на маленькой карточке, подаренной в день выпуска из училища своему другу Коле Николаеву. Героем Николай стал. До будущего не дожил. Другие дожили. Пора идти к ним.

Герои, герои… Признанные, с Золотыми Звездами, мои однополчане Сергей Дуплий, Александр Жестков, Иван Киценко, Александр Толмачев, Георгий Черниенко…

И те, что не смогли сегодня приехать…

И те, что не смогут приехать уже никогда, чьи койки, аккуратно заправленные солдатскими одеялами, стоят навечно свободные в новых, светлых казармах и чьи имена выкликаются на вечерних поверках в сурово-торжественной тишине…

Десять воинов удостоились звания Героя Советского Союза в одном только нашем 5-м гвардейском минно-торпедном полку!

А сколько украшенных Звездами наших соратников по дивизии, по флоту, былых соседей по аэродрому, вместе с нами летавших на комбинированные удары, прикрывавших нас от смертельных атак «мессеров» и «фоккеров», разведывавших для нас вражеские конвои, скопления войск… Михаил Авдеев, Александр Гнедой, Борис Литвинчук, Иван Любимов, Георгий Москаленко, Николай Наумов, Владимир Наржимский, Владимир Снесарев, Владимир Скугарь…

Разве всех перечислишь!

А сколько героев без Звезд, но увешанных сплошь орденами, как золотыми щитами… А сколько героев без этих щитов…

Не надо считаться ни звездами, ни полками. Все мы — одна большая семья.

Торжественное шествие по улицам Севастополя…

Не знаю, какое впечатление оставил этот марш у жителей города, густо толпившихся на тротуарах. Мы, конечно, стеснялись. Давно не строевики. И это слепящее солнце, отблески от наград…

Страница памяти…

Страница истории?

Да. Вот что хотелось, что хочется больше всего — чтоб сохранилась эта страница. Оставить, оставить как можно больше им, здесь стоящим, гуляющим, молодым…

Что оставить? Только лишь память — о подвигах, именах…

Нет, наши помыслы, наши чувства. Ведь каждое поколение неповторимо.

Наше — вдвойне.

Вот о чем думалось и мечталось в тот ослепительно яркий день в ослепительно белом, праздничном, мирном городе…