Демобилизация

- Я тоже пойду, - поднялся Бороздыка и в большой комнате, полуобнимая Бориса, взял у него из рук бланк и положил перед секретаршей.

- Этого достаточно? - с сомнением посмотрела женщина на текст и достала печать.

- Я кое-кому скажу, - важно кивнул Бороздыка и увел лейтенанта из редакции.

- Такси! - поднял он у подъезда руку, подвез Бориса до улицы Калинина и не дал расплатиться с водителем.

- Не робейте, у меня здесь кое-какие связи, - кивнул на величественное здание Ленинки.

- Спасибо, - выдохнул лейтенант. Но билет ему выдали без всяких препирательств.

- Вот вы тоже научная личность, - усмехнулся Бороздыка, как бы намекая, что хотя лейтенант обосновался в привилегированном зале, дистанция между ним и кандидатом наук Бороздыкой никак не уменьшилась.

- Спасибо, - повторил Борис, надеясь, что Игорь Александрович останется в библиотеке, но тот вышел вместе с ним.

- Я к брату, - сказал лейтенант.

- Он уехал. Сегодня утром, за город с прокуроршей. Попытка примирения. Хотите, пойдем ко мне?

- Мне чемодан забрать надо. Я вроде бы демобилизовываюсь.

- А вот это зря! Армии нужны образованные люди. В армии вы абсолютно на месте. Что вы штатский?! Нуль! Неужели же при вашем образе мыслей подадите в аспирантуру?

- Не знаю. Еще не решил.

- Не играйте с собой в прятки. Вам, русскому человеку, в армии самое место. В вас я вижу черты истинного армейского офицерства.

- Это во мне? - удивился лейтенант.

- Да, в вас. Ваша судьба темно служить в далеком полку. Вы умны, не тщеславны. Вы - крепь России.

- Спасибо. Но это не так.

- Так, так, - воодушевлялся Игорь Александрович. - К Жорке несколько лет назад захаживал артиллерист, майор, потом, кажется, подполковник. Красавец детина. Сажень в плечах. Росту - на двоих достанет. А уже порченный. Уже с тухлинкой и на московских аривисток заглядывался. Вот это уже гнилая крепь. Пижон, голос лощеный. А поглядишь, когда молчит, ну, прямо, Георгий Победоносец. Забыл фамилию... Рагозин, Распевин...?

- Ращупкин, может? - неожиданно для себя выпалил Курчев.

- Кажется. А что? Знакомы?

- Встречался, - хмыкнул Борис.

"Ничего себе кино, - вертелось в мозгу. - Вон куда залез Журавль. Еще недостало, чтоб он ко мне в фатеру Ингу привел. А что? Вполне возможно?! Ведь звонил из автомата и ему не обломилось. А Инги как раз в Москве нет. Да нет, брось! Она за доцентом..."

- Чудно, - сказал вслух. - Вот уж не думал, что Ращупкин вхож в вашу компанию. По-моему, полная несовместимость.

- Безусловно, - согласился Бороздыка. - Фанфарон ваш подполковник. Но у Жорки кого не бывает?! Этот, кажется, через немку, учительницу свою, попал. Да вы ее знаете. Алексей Васильевич говорил, что вы на юг вместе ездили.

- Через Клару Викторовну? Ого! - засмеялся обрадованный лейтенант. Прямо, как в игру - тепло, горячо, жарко...

- Лохшваге? - понимающе скорчил рожу Бороздыка.

- Нет, не то... - отмахнулся лейтенант. Он случайно знал это жаргонное немецкое словцо. - Просто чудно, что Журавль оказывается так рядом. Я в общем-то с ним здорово знаком. Вот удивится.

- Большой ходок?

- Там, где он, не расходишься.

"Бедная Кларка, - подумал Борис, поднимаясь с не отстававшим от него Бороздыкой по бывшей Поварской. - Так вот он, праздник тела?! Н-да... Ничего не скажешь. Крыть нечем".

Ему немного было обидно, что не по своей воле пришлось соревноваться с командиром полка. Но в то же время новость, сообщенная Бороздыкой, вносила ясность в возобновленные отношения с переводчицей.

"Ну и фиг с ней. Звонить не буду".

"А причем она? - тут же перебил себя. - Почем она знала, что Журавль мой командир полка, если он тогда еще полком не командовал?"

- Да, гниловатая крепь, - будто опробовал голос, с удовольствием повторил Игорь Александрович. - Ваш брат метко его окрестил. Голиаф. В смысле - такой большой и такой ненужный.

- Чья бы корова... - не удержался Курчев.

- Что, не в ладах? А мне, признаться, последние дни ваш кузен нравится. Конечно, много наносного. Но внутри незамутненное, абсолютно русское нутро.

- Возможно, я так далеко не лазил.

- Я сам не думал. Человек занимается Западом, и вдруг такие исконные мысли и склад ума. И даже - трудно поверить - начатки религиозного воспитания.

- Он что, признался? - вздрогнул Курчев.

- В чем? Просто мы поговорили несколько вечеров и оказалось, что этот с виду англоман, мимошник, - весь в поисках, в смятении, но в то же время с чувством дороги...

- Это у него от семейных неурядиц. Еще Толстой писал, что в несчастливых семьях пробуждается либерализм.

- А чувство иконы - тоже от неурядиц? - перебил Бороздыка. - Я вам, лейтенант, если помните, в прошлый разговор объяснял, что у вас недоразвито приятие мистического. Вы ползете, а нужен полет. Вот в вашем кузене есть соборность.

- Почувствовали, или сам сказал?

- Такие вещи не расскажешь. Это есть или этого нет. В Алексее Васильевиче есть.

- Должно быть, - согласился лейтенант. - В Греции всё есть. Мне сюда, - кивнул на дом Сеничкиных.

- А мне дальше, - кивнул Бороздыка в сторону Садового кольца. Звоните. И запомните, я на выпады не откликаюсь. А по сути мы с вами единоверцы, - и Игорь Александрович двинулся к остановке троллейбуса. Вечером он был приглашен к родственникам Хабибулиной. Но, встретясь чуть позже с Ингой, ограничился простым: "сегодня я впопыхах". Бороздыка любил напускать туману.

- Ну и наплел, - бормотал меж тем лейтенант, поднимаясь мимо лифта по узкой, но довольно чистой лестнице. - Темно служи в полку. Тоже нашел Николая Ростова. А Ращупкин - хорош! Но, слава Богу, не с Ингой...

- А тебе разница? - тут же перебил себя.

- Разница, - сказал почти громко и позвонил в дверь.

7

Дядька стоял в столовой и допивал компот, сплевывая косточки в блюдце, которое держала тетка.

- Опоздал, брат. Раньше бы тебе прийти, - улыбнулся племяннику.

- Уже поздно, Вася. Торопись, - сказала тетка и подала мужу пиджак. Опоздаешь, - добавила, вытягивая у него из-за ворота салфетку.

- Я на минуту, штатское забрать, - сказал Борис. - Елизавета выехала.

- Ух ты! Поздравляю, - министр положил руку на плечо племянника, тетка сняла ее с курчевской шинели и сунула в рукав синего драпового пальто.

- Ну, что ты, Вася, как маленький? Борис еще придет.

- Я в отпуске, - сказал Курчев. Он прошел в кладовку и взял свой желтый кожаный чемодан, близнец того, что стоял сейчас на Переяславке, хотя куплены они были - один в Ленинграде, другой - в сельпо под Москвой.

- Подкинете? - спросил отпиравшего дверь дядьку.

- Давай, - сказал тот и хотел пропустить племянника на лестницу, но Ольга Витальевна и тут их разлучила.

- Езжай, Вася. Мне с Борисом побеседовать надо. Раздевайся, Боря.

Курчев с неохотой снял шинель, чувствуя неловкость, как в былые годы в деканате после прогулов.

"Полтора таксишных червонца не дала сэкономить! Может, шеф бы еще у магазина на Мещанке постоял". Идея потолочных обоев, на которых можно было намалевать какую-нибудь абстрактную чепуху, никак не покидала лейтенанта.

- Садись, - сказала тетка. - Или нет, пойдем.

Она повела его в соседнюю с ванной спальню, в которой лейтенант ни разу не был. Уходя или уезжая, Ольга Витальевна всегда запирала эту комнату.

"Золото у нее там или крест из алмазов?" - гадал когда-то Борис.

Спальня выходила во двор, но при двух больших окнах была необыкновенно светла. Мебели в ней было только две кровати, трюмо и два кресла по бокам низкого круглого столика.

- Садись, - толкнула его тетка, как первоклашку, в кресло, сама села во второе, но тут же поднялась и повернула ключ в замке.

"С чего это она? - подумал Борис. - Неужели гульдены хочет выдать, споловинив, понятно? Чёрт с ней. Половина больше нуля".

- Ты знаком с некоей Рысаковой? - вдруг спросила тетка.