Страсти по Максиму (Документальный роман о Горьком)

На этой же чаше весов, думается, лежал и непонятный Горькому характер Сталина. Во время встреч с Рыковым в 1923 году и в переписке с ним, а также во время встречи с Каменевым в Сорренто в конце двадцатых между ними и Горьким несомненно шел разговор о Сталине. Часть писем Рыкова, Каменева и Бухарина Горький, возвращаясь в СССР, оставил вместе с частью своего архива М.И.Будберг, жившей в Лондоне. Эту часть архива вместе с письмами Рыкова и Бухарина Сталин впоследствии страстно возжелал получить и, по всей видимости, получил от Будберг. Сталин как человеческий тип не мог нравиться Горькому. От Сталина разило восточной деспотией, а Горький был «интеллигент», «западник». Но Сталин ценил литературу и, в отличие от Ленина, не «отсекал» Горького, а, напротив, «заманивал». Это хотя и льстило, но настораживало. Тем самым облегчало груз на второй чаше весов.

Но эту же чашу весов давил продолжающийся в стране террор, уже не такой наглый и откровенный, как в первые годы революции, но ничуть не менее страшный. И, пожалуй, более масштабный. Разорение деревни ради «индустриализации». Процессы над «вредителями». Планомерное истребление всяческой «оппозиции». Только Сталин, в отличие от Ленина, не бежал с утра в женевскую библиотеку, чтобы собирать материал для книги «Материализм и эмпириокритицизм». Сталин расправлялся с «оппозиционерами» физически. Он их уничтожал, как волк режет овец. Как турки вырезали армян, бежавших в Грузию и оседавших в том числе и в родном Сталину городе Гори. Впрочем, старых большевиков Сталин пока не трогал. Он сделает это немедленно после смерти Горького.

А пока, в 1927 году, внезапно исключается из партии Лев Каменев, наиболее культурно близкий Горькому человек из большевистской верхушки. Еще раньше, в 1925 году, он был объявлен одним из организаторов «новой оппозиции», в 1926 году выведен из Политбюро.

Казалось бы, это был очень весомый груз на второй чаше весов. Но здесь-то и проявилась хитрость Сталина, которой даже умный Горький не разгадал. Сталин сделал так, что его борьба с «оппозицией» и выдавливание старых большевиков из властной верхушки послужили как раз в пользу возвращения Горького. Восточный деспот легко карает, но и легко милует. В 1928 году, когда Горький первый раз приехал в СССР, Лев Каменев был восстановлен в партии. В 1932 году его снова исключили и отправили в ссылку, как в царское время. Но в 1933 году благодаря заступничеству Горького Каменева вернули в Москву и сделали директором издательства «Академия», созданного по желанию Горького.

Сталин был безупречен в исполнении просьб Горького. Он не называл, как Ильич, эти просьбы «пустяками» и «зряшной суетней». Неожиданные на первый взгляд взлеты и падения Томского, Бухарина, Радека объясняются именно хитрой сталинской игрой, в которую, как король в шахматах (самая слабая, но самая важная фигура), был втянут Горький. Сталин использовал его, а Горький думал, что обыгрывал Сталина.

Видный советский чиновник, один из создателей Союза писателей, автор термина «социалистический реализм», И.М.Тройский потом вспоминал: «Сталин делал вид, что соглашается с Горьким. Он вводил в заблуждение не только его, но и многих других людей, куда более опытных в политике, чем Алексей Максимович. По настоянию Горького Бухарин был назначен заведующим отделом научно-технической пропаганды ВСНХ СССР (затем главным редактором газеты «Известия». – П.Б.), а Каменев – директором издательства «Академия»».

После смерти Горького обоих казнили.

Свой шестидесятилетний юбилей в марте 1928 года Горький отмечал за границей. Его чествовали писатели всего мира. Поздравительные послания пришли от Стефана Цвейга, Лиона Фейхтвангера, Томаса и Генриха Маннов, Герберта Уэллса, Джона Голсуорси, Сельмы Лагерлёф, Шервуда Андерсона, Элтона Синклера и других литераторов с крупными именами.

И в то же время во многих городах и селах Советского Союза точно по мановению волшебной палочки открылись выставки, посвященные жизни и творчеству Горького, состоялись лекции и доклады, шли спектакли и концерты, посвященные юбилею «всенародно любимого писателя».

20 мая в Риме Горький, как уже говорилось, встречается с Шаляпиным и безрезультатно уговаривает его ехать в СССР. 26 мая в 6 часов вечера из Берлина он поездом выезжает в Москву. В 10 часов вечера 28 мая он сходит на перрон станции Негорелое, где для него уже организован митинг. Горький вернулся. Но «условно».

Одним из главных условий соглашения между Горьким и Сталиным был беспрепятственный выезд в Европу и возможность жить в Сорренто зиму и осень. В 1930 году Горький даже не приехал в СССР по состоянию здоровья. В 1931 году он «как бы» вернулся окончательно, но на том же условии. Сталин соблюдал его до 1934 года, пока окончательно не понял, что использовать Горького в полной мере ему не удается. С другой стороны, Горький понял политику Сталина в отношении себя и «оппозиции». Отношения между ними натянулись. И тогда Горького «заперли» в СССР.

Фактически посадили под домашний арест.

Конец Горького

О последних годах жизни Горького, о его роли в культуре и внутренней политике в СССР и, наконец, о его отношениях со Сталиным написано немало. Не найдется ни одной серьезной книги о Сталине, где так или иначе не присутствовало бы имя Горького. И наоборот: говорить о конце Горького вне связи его со Сталиным невозможно.

Смерть Горького породила устойчивый слух о том, что Горький умер не естественной смертью, а был отравлен по приказу Сталина. Версий «отравления» существовало множество, начиная от версии, согласно которой Горький был отравлен конфетами, которые Сталин презентовал ему, и кончая последней на сегодняшний день версией, высказанной горьковедом В.И.Барановым, утверждающим, что Горького по заданию Сталина отравила возлюбленная писателя М.И.Будберг.

Одним из первых заговорил об отравлении Горького революционер-эмигрант Б.И.Николаевский. Затем эта версия претерпевала различные изменения, но суть ее оставалась неизменной: Горький был опасен для Сталина, и тот поспешил его «убрать». Загадочные смерти Фрунзе, Кирова, Орджоникидзе, жены Сталина Надежды Аллилуевой и весь контекст начала сталинского правления как будто говорят в пользу этой версии.

Но именно здесь следует быть предельно осторожным. Обстоятельства смерти любого великого русского писателя всегда важнее обстоятельств его рождения, хотя бы в силу того, что «пасхальное» начало в православной культуре доминирует над «рождественским», о чем замечательно написал пушкинист B.C.Непомнящий. Случай с Горьким не исключение. Горький мог писать о России гневно и несправедливо, но он весь, как верно отметил после его смерти Шаляпин, имел один главный исток – «Волгу и ее стоны». Горький при всех сложных хитросплетениях его разума всегда был глубоко русским человеком и исконно русским писателем. Отсюда и особое отношение к его смерти.

Слухи о том, что Сталин убил Горького, по сей день остаются бездоказательными. Версия с конфетами не выдерживает никакой критики. Горький не любил сладости, зато обожал угощать ими гостей, санитаров и, наконец, своих горячо любимых внучек. Таким образом, отравить конфетами можно было кого угодно вокруг Горького, кроме него самого. Только идиот мог задумать подобное убийство. Но ни Сталин, ни Ягода не были идиотами.

В версии В.И.Баранова есть что-то почти шекспировское. Если Горького действительно отравила женщина, которую он любил едва ли не больше всех в своей жизни, которой он посвятил свое «закатное» произведение «Жизнь Клима Самгина», то есть от чего вздрогнуть. Но в версии В.И.Баранова видны, как минимум, две существенные нестыковки. Да, Будберг была одной из немногих, кто оставался с Горьким наедине перед его смертью. Да, она была заинтересована в том, чтобы доходы от посмертных зарубежных изданий Горького поступали ей. Собственно, этого она и добилась, неотлучно дежуря возле Горького. Но о том, что Горький выплевывал какую-то таблетку, которую давала ему Будберг (что в качестве доказательства ее вины приводит В.И.Баранов), мы знаем из воспоминаний самой же Будберг, продиктованных А.Н.Тихонову через несколько дней после смерти Горького. Какой смысл убийце рассказывать о том, как она убивала Горького? И по письмам М.И.Будберг к Горькому, и по книге о ней Нины Берберовой «Железная женщина» можно судить о незаурядном уме этой удивительной спутницы Горького.