Григорий Распутин

– Говори, бесов сын… правду ли про тебя говорил отец Илиодор?

«Старец» открыл рот, показал зубы, зашевелил губами, сел на диван, потом моментально встал, опять сел и наконец проговорил замогильным голосом со спазмами в горле:

– Правда, правда, все правда! Гермоген продолжал:

– Какою же ты силою делаешь это?

– Силою Божию! – уже более решительно отвечал «старец».

– О, окаянный! Зачем ты мучал так бедную невинную девушку – монахиню Ксению?

– Снимал «страсти».

Тут все свидетели тихо засмеялись, а Гермоген, схватив «старца» кистью левой руки за череп, правою начал бить его крестом по голове и страшным голосом, прямо-таки потрясающим, начал кричать: «Диавол! Именем Божиим запрещаю тебе прикасаться к женскому полу! Запрещаю тебе входить в царский дом и иметь дело с царицей. Разбойник ты! Как мать в колыбели вынашивает своего ребенка, так и святая церковь своими молитвами, благословениями, подвигами вынянчила великую святыню народную – самодержавие царей. А теперь ты, гад, рубишь, разбиваешь наши священные сосуды – носителей самодержавной власти. Доколе же ты, окаянный, будешь это делать? Говори! Побойся Бога, побойся этого животворящего креста!.. <…>».

Григорий, как пойманный на месте преступления вор, шел за Гермогеном, спотыкаясь и по-прежнему дикими, блуждающими глазами озираясь по сторонам. <…>

Гермоген по-прежнему дико закричал: «Поднимай руку! Становись на колени. Говори: клянусь здесь, перед святыми мощами, без благословения епископа Гермогена и иеромонаха Илиодора не преступать порога царских дворцов! Клянись. Целуй икону, целуй святые мощи!»

Григорий, вытянувшись в струнку, трясясь, бледный, окончательно убитый, делал и говорил все, что ему приказывал Гермоген…»

Так живописал все происходящее в Петербурге день в день за пять лет до убийства Распутина бывший иеромонах Илиодор, он же Сергей Труфанов. И каким бы ни был мерзавцем этот человек, в данном случае нет оснований сомневаться, что все примерно так и происходило. И будущий священномученик Гермоген скорее всего именно такие слова о церкви и самодержавии говорил.

С воспоминаниями Илиодора расходится именно настолько, насколько и должны расходиться неподложные мемуары, устный рассказ казачьего писателя И. А. Родионова, при том присутствовавшего. Этот рассказ воспроизводится в воспоминаниях Родзянко:

«"Ты обманщик и лицемер, – говорил епископ Гермоген Распутину (рассказ привожу со слов Родионова), – ты изображаешь из себя святого старца, а жизнь твоя нечестива и грязна. Ты меня обошел, а теперь я вижу, какой ты есть на самом деле, и вижу, что на мне лежит грех – приближения тебя к царской семье. Ты позоришь ее своим присутствием, своим поведением и своими рассказами, ты порочишь имя царицы, ты осмеливаешься своими недостойными руками прикасаться к ее священной особе. Этого нельзя терпеть дальше. Я заклинаю тебя именем Бога Живого исчезнуть и не волновать русский люд своим присутствием при царском Дворе".

Распутин дерзко и нагло возражал негодующему епископу. Произошла бурная сцена, во время которой Распутин, обозвав площадными словами преосвященного, наотрез отказался подчиниться требованию епископа и пригрозил ему, что разделается с ним по-своему и раздавит его. Тогда, выведенный из себя, епископ Гермоген воскликнул: «Так ты, грязный развратник, не хочешь подчиниться епископскому велению, ты еще мне грозишь! Так знай, что я, как епископ, проклинаю тебя!» При этих словах осатаневший Распутин бросился с поднятыми кулаками на владыку, причем, как рассказывал Родионов, в его лице исчезло все человеческое. Опасаясь, что в припадке ненависти Распутин покончит с владыкой, Родионов, выхватив шашку, поспешил с остальными присутствующими на выручку. С трудом удалось оттащить безумного от владыки, и Распутин, обладавший большой физической силой, вырвался и бросился наутек. Его, однако, нагнали Илиодор, келейник и странник Митя и порядочно помяли. Все же Распутин вырвался и выскочил на улицу со словами: «Ну, погоди же ты, будешь меня помнить», что он и исполнил с точностью, воспользовавшись следующими привходящими обстоятельствами».

Позднее эта скандальная история обрастала самыми фантастическими слухами. И вот уже протопресвитер Шавельский писал в свойственном ему несколько развязном тоне:

«Чтобы парализовать влияние Гришки, как обыкновенно в обществе называли Распутина, епископы Феофан и Гермоген провели в царскую семью другого „мастера“, „Митю“ косноязычного, но Митя скоро провалился, написав на бланке епископа Гермогена какое-то бестактное письмо Государю, обидевшее последнего. Митю больше во дворец не пустили; Гришка праздновал победу [33]. Решили тогда иначе расправиться с последним. Гришка был приглашен к епископу Гермогену, не прерывавшему еще с ним сношений.

Там на него набросились знаменитый Иллиодор, Митя и еще кто-то и, повалив, пытались оскопить его. Операция не удалась, так как Гришка вырвался. Гермоген после этого проклял Гришку, а Государю написал обличительное письмо. Кажется, главным образом за это письмо еп. Гермогена отправили в Жировецкий монастырь, где он и оставался до августа 1915 года, до занятия его немцами. (Некоторые причиной увольнения Гермогена считали его протест против проекта великой княгини Елисаветы Федоровны о диаконисах, но это неверно: Гермоген пострадал из-за Гришки.)».

Так или иначе, но попытка Гермогена и Илиодора остановить Распутина не удалась так же, как не удалась близкая по времени (осень 1911 года) попытка Феофана. И хотя нет никаких прямых доказательств того, что Феофан и Гермоген координировали свои действия, и никто из историков об этом хронологическом совпадении, насколько нам известно, не пишет, предположение о союзе двух епископов, более других осознающих свою ответственность за появление Распутина при Дворе, представляется вполне логичным. Гермоген выступил в Петербурге, попытавшись применить физическую силу, почти сразу же после закончившейся неудачей мирной миссии Феофана в Ливадии.

Вырубова писала позднее в мемуарах о людях, которые «смотрели на Распутина как на орудие к осуществлению их заветных желаний, воображая через него получить те или иные милости. В случае неудачи они становились его врагами. Так было с Великими князьями, епископами Гермогеном, Феофаном и другими».

По отношению к двум архиереям это в высшей степени несправедливо. В союзе с Распутиным ни Феофан, ни Гермоген никогда не искали личной выгоды, и после разрыва с ним ими двигала не месть, но чувство долга. Однако все, кто шел против сибирского крестьянина независимо от своих мотивов, терпели поражение. Это становилось дурной закономерностью, трагически прерванной лишь на исходе 1916 года.

В отличие от Феофана, фактически сложившего оружие и более в истории с Распутиным никак себя не проявившего, Гермоген еще пытался бороться, но уже не только против Распутина, а отстаивая самого себя. 3 января 1912 года епископ был уволен из Синода. Формальной причиной стало его резкое возражение против предложенного к введению института диаконис (примечательно, что Распутин также выступал против этого нововведения, предложенного Великой Княгиней Елизаветой Федоровной) и против поминовения в православной церкви инославных покойников. Свое несогласие Гермоген выразил в телеграмме на высочайшее имя, однако в данном случае Государь взял сторону не епископа, но Синода и потребовал от Гермогена немедленно вернуться во вверенную ему епархию. Подчиниться этому решению уговаривал попавшего в опалу епископа и ряд иерархов, в том числе и тогдашний архиепископ Кишиневский Серафим (Чичагов). Но Гермоген оставался в Петербурге и давал интервью либеральным газетам, которые еще недавно так резко осуждал.

«Я считаю главнейшими виновниками В. К. Саблера и известнейшего хлыста Григория Распутина, вреднейшего религиозного веросовратителя и насадителя в России новой хлыстовщины <…> Это опаснейший и, повторяю, яростный хлыст <…> Он свой разврат прикрывает кощунственно религиозностью», – говорил он корреспонденту «Биржевых ведомостей» 11 января 1912 года. И, как писали в прижизненной биографии епископа, «в этих беседах заключались резкие осуждения по адресу Святейшего Синода и Синодального обер-прокурора. 15 января Святейшим Синодом предписано было епископу Гермогену отбыть не позднее 16 января во вверенную ему епархию, вместе с иеромонахом Илиодором. Это не было исполнено. 17 января Гермоген был уволен от управления саратовской епархией, с назначением ему пребывания в Жировецком монастыре гродненской епархии».