Василий Львович Пушкин

Хотя и не слушал Александр Пушкин речи арзамасцев, в которых они «отпевали» живых покойников-«беседчиков», но свое стихотворное послание к арзамасскому старосте написал в ключе арзамасской пародии надгробной речи: и он остроумно варьировал мотивы «успения», «воскресения», «забвения», «вечного сна» применительно к творчеству литературных противников:

Единственное сохранившееся письмо дяди племяннику было адресовано в Царское Село, в Лицей. Оно было написано в Москве 17 апреля 1816 года и явилось откликом на приведенное выше послание Александра Пушкина (это часть не дошедшего до нас его письма В. Л. Пушкину):

«Москва. 1816. Апреля 17

Благодарю тебя, мой милый, что ты обо мне вспомнил. Письмо твое меня утешило и точно сделало с праздником. Желания твои сходны с моими: я истинно желаю, чтобы непокойные стихотворцы оставили нас в покое. Это случиться может только после дождика в четверг. Я хотел было отвечать на твое письмо стихами, но с некоторых пор Муза моя стала очень ленива, и ее тормошить надобно, чтоб вышло что-нибудь путное. Вяземский тебя любит и писать к тебе будет. Николай Михайлович (Карамзин. — Н. М.) в начале мая отправляется в Царское Село. Люби его, слушайся и почитай. Советы такого человека послужат к твоему добру и, может быть, к пользе нашей словесности. Мы от тебя многого ожидаем. Скажи Ломоносову (Ломоносов Сергей, лицейский товарищ А. Пушкина. — Н. М.), что не похвально забывать своих приятелей; он написал Вяземскому предлинное письмо, а мне и поклона нет. Скажи, однако, что хотя я и пеняю ему, но люблю его душевно. Что до тебя касается, мне в любви моей тебя уверять не должно. Ты сын Сергея Львовича и брат мне по Аполлону. Этого довольно. Прости, друг сердечный. Будь здоров, благополучен, люби и не забывай меня.

Василий Пушкин.

П: П: Вот эпиграмма, которую я сделал в Яжелбицах». (В Яжелбицах мы нашли почтальона хромого, и Вяземский мне эту задал эпиграмму. — Прим. В. Л. Пушкина.)

В этом письме — весь Василий Львович: арзамасец-борец с «Беседой», даже в заданной ему эпиграмме, по существу — стихотворении на случай; почитатель Н. М. Карамзина, друг П. А. Вяземского, приятель молодежи (С. Ломоносов — ровесник А. Пушкина), любящий и заботливый дядюшка, чуждый зависти стихотворец, искренне признающий поэтическое дарование племянника, от которого он, как и другие арзамасцы, многого ожидает в будущем.

Единственное сохранившееся письмо племянника дяде было написано в Царском Селе, в Лицее 28 декабря 1816 года как запоздалый ответ, в стихах и прозе, остроумно и непринужденно:

«28(?) декабря 1816 г. Царское Село.

В письме Вашем Вы назвали меня братом, но я не осмелился назвать Вас этим именем, слишком для меня лестным.

Итак, любезнейший из всех дядей-поэтов здешнего мира, можно ли мне надеяться, что Вы простите девятимесячную беременность пера ленивейшего из поэтов-племянников?

Кажется, что судьбою определены мне только два рода писем — обещательные и извинительные: первые в начале годовой переписки, а последние при последнем ее издыхании. К тому же приметил я, что и вся она состоит из двух посланий, — это мне кажется непростительным.

28 декабря

1816 года

P. S. Напоминаю себя моим незабвенным. Не имею более времени писать; но — надобно ли еще обещать? Простите, вы все, которых любит мое сердце и которые любите еще меня».

Письмо Пушкина-лицеиста интересно для нас во многих отношениях. Это арзамасское послание, адресованное не только Василию Львовичу, но и другим друзьям, князю П. А. Вяземскому, шутливо именованному Шапелем Андреевичем (Клод-Эммануэль Люиллье Шапель — известный французский поэт конца XVII — начала XVIII века, которому подражали многие русские стихотворцы, не исключая и Вяземского). В письме Сверчка — литературный портрет «грозного Вота», старосты «Арзамаса», комплиментарное исчисление его боевых заслуг в сражениях с «Беседой» (еще бы, он ведь «защитник вкуса»). Но отмечая его заслуги полемиста, мастерство сатирика, вспоминая «Опасного соседа», Александр Пушкин не забывает и о том, что его дядя — еще и поэт прекрасного пола, включает его не только в литературный, но и в бытовой контекст, в конечном счете создает чрезвычайно симпатичный образ доброго стихотворца, который умеет не только писать, но и любить, и обедать, и (что совсем немаловажно) прощать. Существенно и то, что в письме выразился шутливый, но все же пиетет младшего — «ленивейшего из поэтов-племянников» перед старшим — «любезнейшим из всех дядей-поэтов здешнего мира». Ироническое отношение к дяде, не исключающее, разумеется, постоянной родственной любви, придет позже. А в пору Лицея дядя-поэт — один из литературных учителей поэта-племянника. Он — «дядя и на Парнасе», «Парнасский отец» (так назвал его Александр Пушкин в еще одном лицейском послании).

В 1817 году после окончания Лицея А. С. Пушкин был зачислен на службу в Коллегию иностранных дел с чином коллежского секретаря. Он спешит вознаградить себя за годы лицейского затворничества. Балы, театры, дружеские собрания и пирушки — вот жизнь Александра Пушкина в Петербурге. Увлечения светскими дамами и актрисами, невинные шалости и шалости политические (еще бы: расхаживая по рядам кресел, показывать литографированный портрет Лувеля, заколовшего 13 февраля 1820 года в Париже герцога Беррийского, сына наследника французского престола, да к тому же со своей надписью «Урок царям»!). И все же в шумной и суетной петербургской жизни поэта-племянника есть и творческий труд, поэзия. Ему некогда писать дяде; правда, в посланиях к друзьям он не забывает передать ему поклон и просит обнять его «за ветреного племянника». Василий Львович, напротив, живо интересуется всем, что с ним связано, — его здоровьем, проказами, знакомствами, его стихами, сетует на его молчание. Обратимся к письмам В. Л. Пушкина, адресованным П. А. Вяземскому: