Линкольн

Лэймон запротестовал:

— Недалеко то время… когда республика окажется без довольно-таки респектабельного президента.

9. Человек в Белом доме

Белый дом создавал представление о времени. Перед главным портиком стояла статуя Томаса Джефферсона в пятнах плесени и яри-медянки. В первые годы президентства Линкольна сад перед домом внешне выглядел очень мирно. Однако в кустах пряталась вооруженная охрана, а в полуподвальном этаже всегда находились солдаты с примкнутыми к ружьям штыками. Два стрелка, притаившиеся в кустах, должны были брать на мушку каждого человека, проходившего от главных ворот к входу в здание.

Чарлстонский «Меркюри» перепечатал 14 октября 1862 года заметку из нью-йоркской «Геральд»: «По мнению многих местных жителей, жизнь президента находится в опасности… охрана личной безопасности президента требует наибольшей бдительности». Президент считал, что единственный эффективный способ избежать риска — это запереться в железный ящик, где он будет лишен возможности исполнять свои обязанности.

Рота 150-го Пенсильванского полка волонтеров, дежурившая на первой неделе сентября, некоторым образом стала составной частью семьи президента, так как солдатам пришлось сторожить козликов Теда^ и заниматься домашней работой. Президент интересовался здоровьем солдат и иногда ходатайствовал о разрешениях на отлучку или о предоставлении отпуска.

Кабинет Линкольна, находившийся на втором этаже, был размером 25 на 40 футов. Его украшал большой белого мрамора камин с высокой медной решеткой. В кабинете стояли большой дубовый стол для заседаний, несколько стульев, две софы. Комната освещалась газовыми горелками под стеклянными колпаками, а в некоторых случаях керосиновыми лампами. Высокие окна открывали вид на юг, на незаконченный монумент Вашингтону, на здание Смитсонского общества, на реку Потомак, на Александрию и склоны, пестрящие белыми палатками, крупным рогатым скотом, фургонами и солдатами. Между окнами стояло огромное кресло, в котором президент сидел за столом во время работы. Ему стоило дернуть за шнур, и по звонку из соседней комнаты приходили Николаи или Хэй. У южной стены стояла высокая конторка с большим количеством гнезд для бумаг. Среди книг можно было видеть законы США, библию и трагедии Шекспира. Иногда большой стол загромождали трактаты об искусстве и науке ведения войны. Две или три карты в рамках были испещрены синими и красными булавками, отмечавшими места, где армии стояли лагерем, передвигались, вели сражения.

Однажды во время приема посетителей секретарь принес бумаги на подпись. Президент попросил гостей Извинить его:

— Подождите немного, мне нужно подписать эти документы, чтобы правительство могло продолжать функционировать.

К концу рабочего дня он иногда говорил секретарям:

— Мальчики, думаю, на сегодня хватит. Пора закрывать нашу лавочку.

Бывало, с нижнего этажа доносился плач ребенка, и президент посылал кого-нибудь, чтобы узнать, что нужно женщине с ребенком. Или внизу кто-то орал: «Я хочу повидать старину Эйби!» Изредка кто-то, добивавшийся контракта, ораторствовал: «Президенту нужно дать понять, сэр, что на него смотрит весь народ, сэр!»

Одна женщина требовала назначения ее сына полковником не из милости, а по праву.

— Сэр, мой дед дрался под Лексингтоном, мой отец воевал под Новым Орлеаном, мой муж был убит под Монтереем.

Она ушла, хорошо запомнив слова отказа:

— Я полагаю, мадам, что ваша семья достаточно повоевала за страну. Пора дать эту возможность другим.

Часто президента заставали за работой у письменного стола задолго до семи утра. Как отметил Хэй, сон у Линкольна был «легкий и капризный». Кровать президента в Белом доме имела 8 футов в длину. На черном дубе кровати были вырезаны кисти винограда и летающие птицы. Рядом стоял столик с мраморным верхом и четырьмя ножками в виде аистов. Между ножками в центре висело гнездо из черного дерева, наполненное маленькими деревянными птичьими яйцами.

В начальный период президентства Линкольну ежедневно в девять часов утра к завтраку подавали сводку новостей. Впоследствии он обычно сам шел в военное министерство, читал телеграммы, обсуждал с Галлеком и Стентоном положение дел; по возвращении в Белый дом он вместе с секретарями просматривал почту. По вторникам и пятницам он проводил заседания кабинета министров.

Хэй писал: «В другие дни (кроме вторника и пятницы) президент в этот час (в полдень) приказывал открывать двери кабинета для всех дожидавшихся приема. Врывалась толпа, она заполняла узкую комнату, и посетители один за другим спешили изложить свои просьбы…» Некоторые приходили просто пожать руку президенту, пожелать ему успеха, другие просили о помиловании близких, кое-кто задерживался, жался к стене в надежде, что ему удастся поговорить с президентом наедине.

На массовых приемах Линкольн сидел за загородкой, иначе толпа бы его смяла.

«На завтрак ему подавали яйцо и чашку кофе; на ленч ему обычно хватало сухого печенья и стакана молока; в шесть часов обедал. Он ел умеренно: обед его состоял из одного или двух блюд; он почти не употреблял вина… и никогда не курил. Под вечер он выезжал на прогулку. Официально он начинал работать в десять утра, но в действительности все приемные и холлы были полны народу задолго до этого часа — каждый хотел попасть на прием первым. Он работал без какой бы то ни было системы. Мы с Николаи боролись за то, чтобы установить с его согласия определенный порядок, но он его сам незамедлительно нарушал. Он был против всех мер, которые мешали доступу народа к нему. Сам он писал не более полудюжины писем в неделю, читал одно из пятидесяти полученных, подписывал написанные мною ответы, не читая их. Весь день в доме толпился народ. Изредка он закрывался в своем кабинете и никого не принимал. Он почти не читал газет, разве только если я обращал его внимание на какой-нибудь абзац или статью. Он любил говаривать: «Я знаю больше их».

В начальный период Линкольн намеревался во все вникать, все делать сам. Но вскоре он научился распределять и переадресовывать дела. Когда сын Сьюарда Фред в первые дни президентства приносил Линкольну бумагу на подпись, он ее клал на стол, разглаживал и внимательно прочитывал. Вскоре он от этого метода отказался. Торопясь, он задавал вопрос:

— Ваш отец говорит, что здесь все в порядке? Ну что ж, ему и карты в руки. Где мне подписаться?

Прошло несколько месяцев, и ему на подпись стали попадать документы, лишь тщательно проверенные и в значительно меньшем количестве.

Однажды во время перерыва в работе Линкольн познакомился с новым посыльным; президент спросил, как его зовут, сколько ему лет, где родился, жива ли его мать, посылает ли он ей деньги. Потом он назидательным тоном стал говорить о том, как хорошо матерям, у которых хорошие сыновья, и как трудно матерям, у которых бессердечные и не заслуживающие доверия сыновья. За несколько дней до этого юноше предложили взятку в 100 долларов, чтобы он дал возможность ознакомиться с бумагами президента, которые он должен был передать министру. Юноша потребовал большую сумму, и, когда ему уплатили 200, он выхватил револьвер и арестовал взяткодателя; позже он узнал, что взятку ему дал тайный агент полиции, чтобы испытать его.

Конгрессмен А. Кларк из Уотертауна в штате Нью-Йорк ходатайствовал за своего избирателя: одного его сына убили в бою, другой сын умирал в плену и третий лежал в госпитале. Мать от горя сошла с ума. Рядом с конгрессменом сидел отец и беспрерывно плакал. Конгрессмен просил Линкольна отпустить больного юношу домой, — а: вдруг это поможет вылечить мать. Линкольн слушал, не задавая никаких вопросов, потом написал: «Демобилизовать такого-то»

Это несколько примеров, взятых из огромного количества случаев. Поток людей пробивался через порог Белого дома, истачивал перила, полировал шарообразные ручки дверей. Когда Линкольну сказали, что, вероятно, выслушивание всех этих просьб и требований утомляет его, он ответил, что таким образом он «окунается в общественное мнение».