Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II

Обессилевший король махнул рукой на все и перепоручил государственные дела Дэнби. Он вернулся к своему обычному распорядку жизни, и как-то во время утренней прогулки по внешней галерее Уайтхолла ему передали письмо. Спускаясь по лестнице, Карл прочитал его и уже у ворот Сент-Джеймского парка подозвал к себе принесшего письмо курьера: как все это следует понимать? Кристофер Киркби (так звали этого человека) сказал, что против короля существует заговор, жизнь его в опасности, нападения можно ждать в любую минуту, даже сегодня утром.

— Какого именно нападения? — спросил король.

— Будут стрелять.

Не выказывая никаких признаков страха, Карл сказал Киркби, что переговорит с ним у себя в спальне после возвращения с прогулки.

Глава 16. ПАПИСТЫ-ЗАГОВОРЩИКИ

К лету 1678 года Англия созрела для заговора. В последние месяцы люди обеспокоенно поглядывали на небо — все явно указывало на приближающуюся беду. Произошло не менее трех солнечных и двух лунных затмений, а в начале года комета с пылающим хвостом возвестила «потрясения, огнь, катастрофы» наряду с «беспорядками среди больших людей и знати». Волнения наверху сопровождались растущей подозрительностью внизу. Слишком много было унижений, слишком много бед. Чума, пожар, война — все это подрывает дух людей, а страх порождает чудовищ. Эти чудовища нередко принимали облик католиков вообще, а иезуитов в особенности. И сколь бы ничтожную, исчезаю-ще малую часть населения они ни составляли, это был внутренний враг, коварная сила, готовая поставить на колени добрых протестантов.

С новой энергией звучали старые нападки на католические ритуалы. «Презираю эту смехотворную, абсурдную веру, — заявлял лорд Рассел. — Кусок хлеба, который преломляет священник, — и это наш Спаситель?!» Мало этого. «А что становится с хлебом, когда съешь его и переваришь, вы и сами знаете». — Лорду надо было все договорить до конца. На отвращение к разного рода предрассудкам накладывался страх перед политическими претензиями католицизма. «От папства идет понятие действующей армии и деспотической власти, — заявлял сэр Генри Кейпел. Раньше испанская корона, теперь Франция укрепляют среди нас корни папизма; надо их вырвать, тогда и деспотии конец». Такого рода высказывания порождали истерию, которую памфлетисты доводили до температуры кипения.

Перед глазами людей вставали страшные картины. «Посмотрите в сторону Смитфилда, — призывал своих читателей один автор, — и представьте себе, что вы видите своего отца, или мать, или кого-нибудь из самых близких и любимых родственников привязанными к столбу; их лижут языки пламени, глаза обращены к небу, они взывают к Богу, ради которого умирают. А ведь когда в нашей стране в последний раз утвердился папизм, такую картину можно было увидеть сплошь и рядом».

Уберечь людей от целенаправленного уничтожения, считалось, способна лишь протестантская монархия. Вот фон, на котором Карл договорился о встрече с Кристофером Киркби, человеком, случайно попавшимся ему на дворцовой лестнице. Вернувшись с прогулки, король спросил, что Киркби известно о предполагаемом покушении на его, Карла, жизнь. Тот сказал, что двое католиков — бенедиктинец Томас Пикеринг и иезуит брат Джон Гроув поклялись застрелить его. Если не получится, король будет отравлен врачом своей жены сэром Джорджем Уэйкменом. Карл недоверчиво спросил Киркби, откуда тому все это известно, и в ответ на заверение, что источник сведений надежный, велел привести носителя этого источника во дворец в тот же день, между восемью и девятью вечера.

Информатором Киркби оказался полубезумный священник-пуританин Израэль Тонг. В молодости Тонг выказывал способности к исследовательской деятельности, работал в Оксфорде, получил степень доктора богословия. В годы Реставрации он влачил довольно жалкое существование, перебиваясь кое-как, пока наконец в 1666 году не получил место в церкви Св. Марии в самом центре Лондона. Три месяца спустя надежды и жилье Тонга сгорели в Большом пожаре, а вместе с ними сгорел и его разум. Он теперь был убежден, что иезуиты не только подожгли город, но и покушаются на страну в целом. В доказательство этого Тонг принялся за перевод огромного труда под названием «Иезуитские нравы», но стиль оказался настолько тяжел, что издатель, поняв, с кем связался, остановил публикацию, не дожидаясь появления третьего, самого пухлого тома. Этот удар лишь еще более помрачил разум бедняги. Тонг целиком погрузился в создание чего-то похожего на историю иезуитов, но как раз в этот момент в его жизни появился человек, готовый, кажется, укрепить самые безумные из его страхов.

Титус Оутс был гением мошенничества, а фантазии его были так же дики, как уродлива внешность. Люди с отвращением отшатывались от него. «Брови расположены низко, — пишет один современник, — маленькие глаза посажены глубоко; лицо гладкое и сплющенное, оно напоминает блюдо или диск; щеки красные, большие; нос курносый, рот где-то посредине, потому что всю нижнюю половину лица занимает подбородок». Ходил Оутс сильно сутулясь, его уродливое лицо почти касалось груди, голос у него был скрипучий, завывающий, монотонный. Вскоре к нему будет прислушиваться вся страна, но пока Оутс все еще полностью был занят собственной нескладной жизнью.

Первоначальное образование он получил в Вестминстере, затем был принят в Мерчант-Тейлорз-Скул — одну из девяти старейших и наиболее престижных средних школ в Англии, откуда, впрочем, был со временем исключен. Затем Оутс каким-то образом поступил в колледж Гонвилл-энд-Киз Кембриджского университета, где тоже не задержался и был переведен в другой колледж — Сент-Джонс. Степени он не получил, но тем не менее был отправлен в один из кентских приходов, однако прослужил там недолго. Последовала столь же краткая и не принесшая ему славы служба корабельным капелланом, а затем он после очередного увольнения проболтался некоторое время в католической общине Лондона (где и познакомился с Израэ-лем Тонгом); потом его назначили личным капелланом графа Норвича и через три месяца уволили. Вскоре Оутс перешел в католицизм и привлек внимание деятелей из Английского общества Иисуса Христа, они послали его в Английский колледж в Вальядолиде, откуда он, в который уже раз, был исключен: выяснилось, что уровень его богословской подготовки явно недостаточен для обучения в столь серьезном заведении. Оутс вернулся в Англию и, вновь проникнув в иезуитские круги, был направлен в католический пансионат в Сент-Омере. Сверстники издевались над ним как хотели. Однажды они перевернули у него над головой кастрюлю и облили какой-то гадостью. Как нетрудно было ожидать, из школы Оутса исключили, и он вернулся в Лондон, пылая ненавистью ко всему, что хоть как-то связано с иезуитами.

В Лондоне Оутс вновь пересекся с Израэлем Тонгом. С расчетливостью опытного мошенника он намекнул несчастному клирику, что обладает некоторыми сведениями о деятельности иезуитов в Англии и за границей. Придя в необычайное возбуждение, Тонг попросил Оутса изложить все, что ему известно, на бумаге, и в начале августа 1678 года тот появился у него с краткой информацией о подготовке католического заговора, цель которого — убийство короля Карла и восстание в стране. Сам Тонг, со значением заметил Оутс, также является мишенью заговорщиков, причем стоит на одном из первых мест. Приведя таким образом свою жертву в должное эмоциональное состояние, Оутс сложил лист бумаги* сунул его в карман Тонгу и удалился, оставив того наедине со своим воображением. Оно, по-видимому, нуждалось в дополнительной подпитке, и несколько дней спустя Оутс значительно расширил первоначальный набросок. Теперь это был документ, состоящий из 43 параграфов, и Оутс сделал так, чтобы адресат как бы случайно обнаружил его у себя дома. Тонг, у которого голова вконец пошла кругом, решил, что донесение следует немедленно показать королю. Вот тут-то в качестве идеального курьера и выплыл на свет Божий Кристофер Кирк-би, изредка сталкивавшийся с Карлом но делам Королевского общества.