Пройдённый путь (Книга 1)

- 3-й бригады 42-й стрелковой дивизии, - ответил молодой худощавый боец, одетый в рваный полушубок и черную, похожую на воронье гнездо, папаху.

- Чего каркаешь, сорока? - сердито прикрикнул на молодого заиндевелый коренастый бородач, видно старый солдат. - Нешто каждому встречному говорят какой части? А может это шпион, - кивнул в мою сторону бородач.

- Так ведь командир он, сразу можно признать, - оправдывался молодой боец.

- Командир, командир, - подтвердил мой ординарец.

- Куда же вы идете? - продолжал я расспрашивать бойцов.

- Как куда? Наступаем согласно приказу.

- Наступаете! А где ваши командиры, где винтовки?

- Командиры позади, едут на санях. Там и наши винтовки. Мы же идем с тылу. Вон в той деревне выдадут винтовки, погреемся да и дальше.

- Вот что, ребята: вы дальше той деревни не ходите. Там за высотками белые казаки, заберут они вас в плен, а то и порубят.

- Чего белые, когда впереди Абыденный - ты, брат, не сбивай нас, сами знаем куда идтить.

- Нет, там белые! Красные заняли Новый Оскол. Держитесь левее - и вы свяжетесь с нашей 6-й кавалерийской дивизией.

- Да ты нас не агитируй! Абыденный давно ушел вперед.

- Так я и есть Абыденный, - засмеялся я, догадываясь, что речь идет обо мне.

Старый солдат снял папаху, посмотрел на меня, как бы прицеливаясь, и сказал:

- Тоже мне Абыденный нашелся!

- Дураки, слушать надо, правду вам говорят, - вмешался Кравченко.

- А ты проваливай своей дорогой, молод учить-то. Поднялся шум.

- Ну, Николай, поехали. Там наша застава задержит их.

Колонна растянулась по полю и, казалось, не будет ей конца.

К утру мороз начал крепчать. Мы подъезжали к поселку Барсук, где по донесению Городовикова должен был остановиться штаб его дивизии.

Перед глазами у меня все еще стояла нескончаемая цепочка бойцов-пехотинцев, мерзнущих в своей плохой одежонке, должно быть голодных, но упорно пробиваюшихся вперед, к желанной победе. "В каких неимоверно тяжелых условиях люди борются за свою народную власть, за землю и свободу", - думал я.

Городовикова мы отыскали быстро. Несмотря на ранний час, он и его начальник штаба Косогов были уже на ногах. Ока Иванович доложил мне о ходе прошедших боев. Я в свою очередь информировал его о своем решении прекратить наступление армии впредь до уточнения задачи и указал порядок действий 4-й дивизии. В частности один из полков дивизии я приказал разместить в Велико-Михайловке в связи с тем, что сюда должно было приехать командование фронта.

Городовиков предложил мне завтрак, но я не спал ночь и так устал, что было не до еды. Не снимая гимнастерки, я лег в постель Городовикова, но поспать не пришлось: прискакал боец с донесением от Тимошенко.

В донесении говорилось, что 3-я бригада 42-й стрелковой дивизии, продвигавшаяся к линии фронта без оружия, попала под удар белоказаков и потеряла около полутора сотен человек; бригада была бы полностью уничтожена, если бы не подоспели на помощь части 6-й кавалерийской дивизии.

- Вот вам и результат наступления "согласно приказу", - вслух подумал я и рассказал Городовикову о своей встрече с 3-й бригадой, а в заключение прочел донесение Тимошенко.

- Эх, попал бы мне командир этой бригады... - зло бросил Городовиков. Стрелять надо таких и больше ничего.

Взволнованный участью 3-й стрелковой бригады, я долго молча ходил по комнате.

Вдруг дверь распахнулась и в комнату ввалился здоровенный краснолицый детина. Обращаясь ко мне, он забасил:

- Вы будете кавалерийский начдив? - И, не дожидаясь ответа, продолжал: - Я командир 3-й бригады 42-й стрелковой дивизии. Представьте себе, второй день ищу свою бригаду, а ее и след простыл. Вот вам и пехота не шагает, а летит...

Я, до боли сжав кулаки, шагнул навстречу вошедшему.

- А, вот вы где! Вот как вы командуете!

Городовиков, положив руку на кобуру нагана, искоса угрожающе поглядывал на краснолицего.

- Где вы были, когда бойцов вашей бригады рубили казаки? - едва сдерживая себя, спросил я этого горе-комбрига.

Он залепетал что-то невразумительное и, озираясь по сторонам, начал пятиться к двери, споткнулся о порог комнаты и с грохотом вывалился в сени. Городовиков бросился за ним и ловко угостил его тумаком. Вернувшись, Ока Иванович пожаловался:

- Зло берет, упустил. Здоровый, черт, я его... а он на лошадь вскочил и ускакал.

Расстроенный и возмущенный случаем с 3-й стрелковой бригадой, я поехал в Велико-Михайловку, решив найти начальника 42-й дивизии и арестовать его. Но найти начдива сорок второй мне не удалось. Побывав в частях и осмотрев в Велико-Михайловке помещения, приготовленные для штаба армии, поздно вечером я приехал в Новый Оскол.

Меня встретил комендант штаба армии Гонин.

- Где Погребов? - спросил я Гонина.

- Да носится где-то со связью, товарищ командарм. Опять какой-то полк 42-й стрелковой дивизии перехватил провод...

Вскоре в штаб прибежал Погребов. В ответ на мой вопросительный взгляд он, поеживаясь, развел руками...

Я сердито накинулся на него.

- Какая сатана там перехватывает связь?

В это время в комнату к нам вошли два командира и представились. Один из них оказался начальником штаба 42-й стрелковой дивизии, второй начальником связи этой дивизии.

- Вот вы мне и нужны. Кругом отличается 42-я стрелковая дивизия, а начальника не найдешь!

Я был намерен отчитать их так, чтобы помнили всю жизнь, но вбежал Гонин и прервал меня.

- Связь в семи километрах от Нового Оскола перехватила 42-я стрелковая дивизия, - доложил Гонин. - Связисты 42-й дивизии потянули провод в город.

- Как это потянули? - обратился я к начальнику штаба дивизии.

- Возможно, что так, - ответил тот. - Но вы не беспокойтесь, связь тянут в штаб дивизии, а мы к вашим услугам.

- Ну хорошо, - согласился я. - Вы только проследите за своими людьми. Со связью у меня скандал и все из-за ваших частей. Давайте сверим часы и ровно через четыре часа доложите мне, что связь с фронтом установлена. Вот мой начальник штаба. Держите с ним связь.

Все ушли... Я лег спать и ровно через четыре часа проснулся.

Вошел Погребов.

- Связь есть? - спросил я.

- Нет, Семен Михайлович.

- Как нет?

- Куда-то пропали эти из сорок второй дивизии.

Я вышел из себя.

- Где Гонин? Пусть сейчас же подает сани!

В сани сели я, Погребов, начальник снабжения армии Сиденко и Гонин. Приехали в штаб 42-й стрелковой дивизии, а там, кроме часового, - никого.

В помещении штаба дивизии, освещенном тусклым светом фитиля, стоял длинный конторский стол да несколько старых, ободранных стульев. В маленькой прихожей были свалены в кучу несколько мешков с бумагами, десяток катушек с проводами и какие-то полуразбитые ящики.

- Где начальство? - спросил я у часового.

- Не знаю.

- А что же ты здесь стоишь?

- Вот свалили, - часовой кивнул на кучу имущества, - поставили и стою.

Я устало опустился на стул: какие негодяи! И как я им мог поверить! Наговорили и скрылись.

- А вы тоже хороши, не проверили этих мошенников! - напустился я снова на Погребова и Гонина.

Вдруг дверь распахнулась и в помещение вошел человек в венгерской куртке и папахе с малиновым верхом. Я взглянул на вошедшего и решил: начдив сорок второй; я его ищу, а он тут собственной персоной.

- Где ваша третья бригада? - резко в упор спросил я вошедшего.

- Какая бригада?

- Вон как! Подумать только - какая бригада! Да вы ничем не отличаетесь от своих подчиненных, вы такой же, как и командир этой бригады!

Вошедший снял пенсне и, слегка приоткрыв рот, с удивлением рассматривал меня.

- Позвольте сказать... - попытался он прервать меня.

- Что сказать? Сказать, что вы все-таки начдив... и кричать на вас не всякому позволено... Бездельник вы, а не начдив!

- Это неслыханно! Кто вас уполномочил кричать на меня?