Особый район Китая, 1942-1945 гг.

Генеральный политический курс КПК никаких изменений не претерпел, остался резко античанкайшистским. Только последние события создали более благоприятные условия для его осуществления.

Еще более возрастает авторитет председателя ЦК КПК: [316] он-де всегда выступал за гражданскую войну против Гоминьдана. И вот военный разгром Чан Кай-ши как бы подтверждает правомерность его раскольнических действий и «марксистскую глубину» исторического анализа... У руководства КПК и американцев — «медовый месяц». Те и другие усердно обхаживают друг друга.

* * *

Узнать что-либо из биографии Мао Цзэ-дуна, кроме обкатанной официальной версии, — невозможно. Он ни с кем и никогда не делится воспоминаниями о своей молодости, увлечениях, привязанностях. На эту тему наложено категорическое табу. Есть официальная биография, которую каждый должен изучить для «укрепления революционного духа».

16 августа

Войска 1-го Украинского фронта уничтожили с 13 июля по 12 августа 140 тысяч гитлеровцев, 1404 танка и самоходных орудия, 567 самолетов.

Бои за побережье Франции.

Американцы бомбардируют территорию Японии.

Рузвельт заявил, что в районах Тихого океана под ружьем свыше миллиона американских солдат.

* * *

Обстановка в Особом районе продолжает меняться. Прежде во всем чувствовалась блокада гоминьдановскими войсками. Давала знать и контрпропаганда чунцинского правительства.

Чан Кай-ши печатно и на все лады поносили в Яньани. О Гоминьдане, центральном правительстве, отзывались бранно и с намеками на неизбежное в скором возмездие. Однако все время испытывали страх перед возможностью ответных мер. Обстановка была нервозной и гнетущей, особенно в 1943 году. Античанкайшистская и антигоминьдановская пропаганда (до событий в Хунани и Хэнани) перекочевала со страниц яньаньских печатных органов в различного рода театральные представления, преимущественно в пьесы. По указанию Центрального Комитета КПК ряд авторов написали сценарии театрализованных «разговорных» выпусков, массовых сцен, а также песенки, хлесткие скетчи, в которых высмеивали Чан Кай-ши, его неудачи и призывали к борьбе с центральным правительством... Во всех этих театрализованных розыгрышах [317] в большей или меньшей степени проводилась мысль о невозможности сотрудничества с Гоминьданом, никчемности сотрудничества и насущности всяческой борьбы с Чан Кай-ши...

По указанию Центрального Комитета КПК были сформированы бригады артистов и армейской самодеятельности, которые стали прочесывать Особый район, не избегая самых глухих местечек.

Несмотря на шумиху в прессе и другие формы антигоминьдановской кампании, Чан Кай-ши боялись. В антигоминьдановской кампании проглядывали неуверенность и страх. Каждый день и час страшились ответных репрессий Чунцина — внезапного и повсеместного вторжения его войск. В качестве прикрытия и какой-то страховки руководство КПК решило снова командировать Линь Бо-цюя с поручением вести переговоры. Об этом были поставлены в известность лидеры Гоминьдана, и бюрократическая машина закрутилась. Уверен (в этом меня уверило прежде всего поведение самого Мао), что руководство Компартии обязательно пошло бы на уступки, если бы не крутой поворот на фронтах.

Антигоминьдановская пропаганда и чжэнфын породили в Компартии тягостно-душную обстановку. В партийных организациях боялись завтрашнего дня, отказались от любой инициативы, механически повторяли инструкции, спускаемые Центральным Комитетом КПК, заучивали «22 документа» во искупление несуществующих грехов и для пущей благонадежности. Остро ощущалась потеря уверенности. За выкриками лозунгов и клятвами верности Мао Цзэ-дуну, как «боевому вождю партии и народа», стояло смятение, потеря товарищества, страх и даже пустота. И во всей партии снизу доверху отсутствовало единство. То самое единство, борьбу за которое якобы вел и ведет председатель ЦК КПК. В своих беседах со мной, не вдаваясь в подробности чжэнфына, он любит повторять, что эта кампания по сути дела «борьба за единство партии». И тут я согласен: да, это борьба за единство подчиненности Мао Цзэ-дуну, за единство признания его вождем, за единственность его, и только его мнения для партии...

Таковым было положение в партии и в руководстве (отчасти оно и сохраняется).

Большая часть руководства — Лю Бо-чэн, Е Цзянь-ин, Бо Гу, Чжоу Энь-лай, Пэн Дэ-хуай и ряд других ответственных товарищей — преднамеренно противопоставлялась (несомненно, по указанию Мао Цзэ-дуна) меньшинству [318] из Лю Шао-ци, Хэ Луна, Пэн Чжэня и уж, конечно, Кан Шэна.

Эта большая часть руководства Компартии сначала в той или иной мере «раскаялась в своих убеждениях» и примкнула к зловредной каншэновской горсточке, а после идейной костоломки сорок третьего года стала безоговорочно следовать за председателем ЦК КПК.

Однако отношения между обеими частями руководства, несмотря на внешнее совпадение взглядов, были напряженными, недоверчивыми и подозрительными, а в ряде случаев и откровенно враждебными.

Хунань-хэнаньская катастрофа, вояж по Особому району представителей зарубежной прессы, прибытие «союзнической миссии наблюдателей», победы Красной Армии, возрастание авторитета и мощи СССР — резко повлияли на обстановку в Яньани и на настроения в Коммунистической партии. Хотя бы на время, но отпала возможность репрессивных акций Чунцина — у всех здесь гора свалилась с плеч. Положение других баз соответственно улучшилось.

В партийные организации словно подул свежий воздух. В затхлой яньаньской атмосфере все будто пробудилось от кошмарного сна. Это сразу сказалось и на руководстве КПК. Медленно, но уверенно жизнь поворачивает от подсиживания, полицейщины, страха — к реальному делу. Настоящее дело, по которому стосковались все, врачует увечья «духовных чисток», преобразует людей. Со скрипом, но жизнь налаживается...

Однако Мао Цзэ-дун ведет себя так, словно все развертывается по его планам. Он-де подводил партию и Особый район к столкновению с Чан Кай-ши, нагнетал антигоминьдановские страсти — и разве хунань-хэнаньские события не предвидение вождя?

Так или иначе Мао все эти факты поворачивает в свою пользу, в подтверждение правильности своей политики. Подпевал и подхалимов хватает...

19 августа

Китайское командование пытается организовать наступление вдоль Янцзы на Ичан.

Из района Хэнъяна японцы наращивают победоносное наступление. Не стихают бои в Юньнани. [319]

* * *

Самый молодой из нас — Николай Николаевич Риммар, или просто Коля, ему 31 год.

Коля болезненно переживает разлуку с семьей. Травит себя и нас рассказами о довоенном житье...

* * *

Сегодня на дороге мне встретились два бойца, которые толкали ручную тележку. В тележке на рулонах полотнищ с лозунгами лежали портреты Сталина, Черчилля, Рузвельта и английского короля Георга. Портрет короля Георга значительно крупнее остальных. Куда и зачем везли портреты и лозунги, не знаю. Скорее всего готовится прием новой группы иностранных корреспондентов и, судя по размерам портрета, — англичан...

20 августа

Бои в Бирме за сухопутную дорогу в Китай. Миткин — перевалочный пункт, из которого начинается эта дорога.

Рузвельт объявил о поездке в Китай Нельсона и Хэрли в качестве своих личных представителей.

Нельсон — руководитель управления по делам военного производства США. Генерал Хэрли — в прошлом военный министр США.

* * *

Председатель ЦК КПК приспосабливается к новой обстановке. Бывшие «эмпирики», «догматики», «москвичи» привлекаются к работе. Мао Цзэ-дун испытывает крайнюю нужду в опытных и дельных кадрах, которых никак не могут заменить выдвиженцы из каншэновского ведомства. Из крупных работников Мао все энергичнее привлекает к делам Чжу Дэ, Пэн Дэ-хуая, Бо Гу, Чжоу Энь-лая, Не Жун-чжэня, Е Цзянь-ина. Постепенно они становятся его главными сотрудниками. Все это не столько добрая воля председателя ЦК КПК, сколько вынужденная необходимость.

Это неизбежно ведет к падению авторитета бывшего влиятельного меньшинства Кан Шэна. Жизнь оттесняет их с первых мест. Признаки ослабления могущества шефа цинбаоцзюй несомненны.