На грани отчаяния

Через год Паша возвратил два миллиона. К моменту моего приезда он уже имел русский телевизионный канал. К этому времени ему было около восьмидесяти лет. Паша приехал ко мне на стареньком «Шевроле».

- Ну, и как жизнь в Америке? - после теплой встречи поинтересовался я.

- Так себе, - без особого энтузиазма отозвался Паша. - Хлопотно, но жить можно.

- У тебя, наверное, роскошный дом в богатеньком районе?

- Нет у меня дома. Я с семьей снимаю квартиру. Понимаешь, я уже старый. Умру, а семье придется много лет выплачивать ссуду.

- Ты что? При своих возможностях не можешь сразу

заплатить всю сумму? - изумился я.

- Так это же невыгодно!

Я аж поперхнулся. Миллионер с семьей мучается в квартире потому, что ему, видите ли, невыгодно покупать дом. Может быть, это старческий маразм?

Но следующая встреча убедила меня в том, что это закономерное для данной страны мировоззрение. Один мой знакомый, служащий банка, пригласил меня искупаться в бассейне. Не преминув воспользоваться этим приглашением и захватив с собой плавки с полотенцем, я поехал к нему. Бассейн размещался в небоскребе, на первом этаже которого находился банк. Колоссальный мраморный зал, персидские ковры, кристально чистая, слегка подогретая вода, роскошные вазы и статуи создавали ощущение невероятного богатства, комфорта и благополучия. Когда после приятного купания я отдыхал на роскошном диване, в зал вошел небольшого роста худощавый человек. Оказалось, что это и есть владелец небоскреба, в котором находился его же банк и этот бассейн. Навстречу выскочил банщик и протянул вошедшему какие-то старые, замызганные плавки.

- Что это он ему сунул? - спросил я своего знакомого.

- Плавки, которые здесь всем выдают напрокат.

- И не противно ему напяливать плавки, побывавшие на чужой голой заднице? - изумился я. - У него что, на собственные денег не хватает?

Вопрос остался без ответа. Впоследствии, поближе познакомившись с миллионером, я этот же вопрос задал ему.

- Видите ли! Плавки стоят пять долларов. А пять долларов приносят в год десять центов прибыли. Ради чего я должен отказываться от прибыли, если плавки получаю здесь даром?

Я был сражен наповал.

О, Амэрыка!

СТРАНА БЕЛЫХ МЕДВЕДЕЙ

Финансы мои постепенно таяли, а фирмы, с которыми я договаривался о взаимных действиях, отчаянно тянули время. Главный редактор американского журнала, в который я написал несколько очерков, о гонораре молчал, как рыба, считая, что меня вполне должна была удовлетворить моя фамилия, вынесенная на обложку журнала. У друзей просить деньги мне не позволяла гордость. Работать грузчиком не хотелось. Единственным вариантом оставалась строжайшая экономия.

Первым делом я снялся с довольствия у бабы Люси, считая, что платить пять долларов в день за питание - это чистое расточительство. Присмотревшись к жизни американцев, я решил, что вполне смогу прожить на один доллар. Оплачивать ей стал только по десять долларов в день за жилье.

За четыре месяца пребывания в Америке у меня появилось много новых друзей. Как я ни скрывал от них свое финансовое положение, невозможно было не прочувствовать ситуацию. И они изощрялись, как могли. То пригласят меня в гости, то в ресторан, то на концерт, то в путешествие по разным злачным местам. Прекрасно понимая, что если миллионеру так сложно купить себе плавки, то как же должен переживать человек, пригласивший меня в ресторан за свои кровные? Ведь даже дамы, приглашенные кавалерами в американский ресторан, оплачивают свою долю самостоятельно. Естественно, от познавательных программ я не отказывался

Я рассчитал свое меню. В него входили следующие компоненты: чай, соль, сахар, макароны, яйца, масло, курица и хлеб. То есть продукты, дешевле которых здесь не было ничего. Правда, хлеб был относительно дорог. Американцы употребляют его в мизерных количествах. Но для меня, по российской привычке, он являлся основным продуктом питания. Пришлось познакомиться с русскоязычными продавцами близлежащих магазинов, и те заранее предупреждали меня, когда у них предполагается распродажа. Допустим, звонит мне некий Володя и сообщает по строжайшему секрету, что в среду с одиннадцати часов у них будет объявлен «сэйл» на сахар. Тому, кто наберет различные продукты на десять долларов, будет предоставлена возможность купить сахар по сорок центов за «паунд» (около 400 граммов). Я тут же интересовался у бабы Люси, нужны ли ей продукты, так как все равно иду в магазин. Та с превеликой радостью писала мне объемистый список, снабжала своими «фудстемпами», и я отправлялся в поход. Накупив бабе Люсе продуктов, я брал для себя только сахар и счастливый возвращался домой. Примерно таким же способом я доставал для себя и другие продукты. Единственно, что смущало меня в этой ситуации - это отоваривание хлебом. Хлеб стоил довольно дорого, употреблять его приходилось по несколько раз в день, а в отношении цены никаких послаблений не было.

И вот стою я в хлебном магазине, терроризирую продавщицу.

- Хау мач (сколько)? - спрашиваю у продавщицы, тыкая пальцем в очередной батон, так как ценники написаны так, что разглядеть совершенно невозможно. Жестикулируя, она начинает мне что-то объяснять.

- Я не понимаю. Пиши цифрами на бумаге.

Кажется она поняла меня. Взяв бумагу - пишет: $1-85.

- Но-оу! - гневно восклицаю я. - Давай следующий!

Сортов хлеба очень много. Народу - ни одного человека. За полчаса мы с продавщицей миновали уже значительную часть прилавка. Я не увидел, а скорее почувствовал на себе заинтересованный взгляд. Спустившись со второго этажа, в дверях стоял владелец магазина и внимательно наблюдал за нашими потугами. Подождав еще немного, он подошел ко мне, и по его жестикуляции я понял, что он интересуется, откуда я приехал.

- Рашен! - объяснил я. - Москоу!

И тут началось такое, что заставило ужасно пожалеть об отсутствии у меня видеокамеры. Это были бы уникальные кадры. Зрачки глаз хозяина магазина сузились, как будто он взглянул на яркий свет. На глаза навернулись слезы.

- О, рашен, рашен! - заорал он и стал падать в обморок. Мне пришлось подхватить его за плечи, чтобы он не разбил себе голову о кафельный пол.

Придя в себя, хозяин бросился к прилавку, схватил два самых дорогих итальянских батона и стал совать мне их в руки, жестами поясняя, что никаких денег он с меня не возьмет. Одновременно он объяснял продавщице, что, когда этот «рашен» будет приходить в булочную, она должна давать ему самый лучший хлеб и никогда не брать с него плату.

Только много позже мне удалось узнать, что при своем безразличном отношении к чужим судьбам (прохожие могут идти мимо умирающего человека, и никто не остановится, чтобы помочь) американцы необычайно сентиментальны, ужасно жалеют русских, живущих в России. Нью-йоркские газеты без конца печатают статьи об их безрадостной, нищенской жизни. Помнится, мне один из приятелей читал статью о посещении в самом начале перестройки американским корреспондентом Тишинского рынка в Москве.

«На грязном снегу шеренгой безучастно стоят оборванные, поникшие люди. Мороз крепчает. Что же делают они здесь в такую стужу? Вот старик с трясущимися руками и длинной седой бородой. В руке он держит висячий замок, который рассчитывает продать, чтобы купить для себя краюху хлеба. Правда, замок без ключа. Но все равно в глазах старика теплится надежда. Рядом старушка на костылях демонстрирует проходящим алюминиевый чайник с отломанным носиком. Несколько поодаль стоит молодая мама с девочкой четырех-пяти лет. Мама продает собачий ошейник, а девочка умоляющим взглядом провожает каждого проходящего мимо. Она ужасно замерзла и не дождется, чтобы кто-нибудь наконец купил ошейник и можно было бы уйти с этого обжигающего мороза домой.

- А где же собака от ошейника? - заинтересовался здоровый, с обветренным лицом, похожий на северянина мужчина.

- Бобик очень много ел колбасы, и доктор сделал ему укольчик, - принялась объяснять малютка. - Теперь он сладко спит.