Тают снега

Когда стрелки на часах профессора показали четверть второго, он начал хлопотать. Приготовил чистое полотенце, мыло, одеколон - все необходимое для туалета. Потом решил заняться обедом. Все было незнакомо, непривычно. Самостоятельно он, наверное, не смог бы ничего приготовить, надо было прибегать к чьей-то помощи. Словно разгадав его намерения, и избе появился тот самый шустрый мальчик в большой лохматой шапке, который вчера выскочил из кабины трактора. Он принес охапку дров, положил ее у подтопка. Нашарил в печурке ножик с обломленным концом и принялся щипать лучину.

- Ты хочешь затопить печку, мужичок?

- Да, печку, - неохотно отозвался Сережка и пояснил: - Видите, лучину щипаю, не избу же поджигать. Может, вам картошку сварить? Воды я принесу. Мама еще тоже спит.

- О, ты, оказывается, деловой человек. Но язык у тебя острей, чем этот ножик. - показал Герасим Кондратьевич на нож, зажатый в руке Сережки.

- А вы, что ли, дядин Васин папа, да? - не ответив на вопрос профессора, поинтересовался мальчик.

- Да, маленький мужичок, да.

- Г-м, а чего же вы тогда раньше не приезжали? - Сережка презрительно уставился на профессора и, сжав кулаки, продолжал: - Мой отец вон тоже никак не приезжает, ребята говорят, прячется.

- Пря-ачется? Как это прячется?

Мальчишка насупился, шмыгнул носом.

- А я знаю, что ли, как?

Герасим Кондратьевич погладил его по голове, но мальчишка отстранился и спросил:

- Может, еще чего надо сделать?

- Да, надо. В лавку или в магазин - как у вас тут называется, не знаю, нужно, сбегать.

- Магазин, конечно, как везде. Там тетя Августа торгует.

- Вот и прекрасно. Ты у этой тети Августы попроси бутылочку хорошего вина. - Профессор подмигнул. - Хорошего, понимаешь?!

- Понимаю, не бестолковый. Красного, значит. А еще чего? Шоколадку, может? - бросил дипломатический намек Сережка.

- Шоколадку? Нет. Шоколадку ты себе купи, а нам винца, сыру, селедки маринованной. Есть у вас сыр и селедка?

- Были бы деньги! - солидно отозвался Сережка. - У нас все есть. Тетя Августа продавец во! - показал он большой палец. - Она, если кому надо, и без денег даст - в долг.

Получив деньги, Сережка стиснул их в руке и ринулся из избы. Профессор притворил за ним дверь, покачал головой и обернулся, почувствовав на своей спине взгляд.

Василий лежал с открытыми глазами. И опять все получилось не так, как думал. Он хотел все приготовить, сделать и ждать у кровати, когда сын откроет глаза. И тогда сказать: "Доброе угро" - или что-нибудь в этом роде. И они, может быть, разом перешагнут ту черту отчуждения, которая разделяет их. Но все получилось по-другому. Василий потянулся, соскочил с постели и, надевая штаны, угрюмо сказал:

- Напрасно ты Сережку в магазин откомандировал: мать не любит давать ему такие поручения. И вообще все эти вина, закусочки ни к чему - я на работе.

- Ну и прекрасно, что на работе. Рюмка вина не повредит,- потирая руки, ответил Герасим Кондратьевич.

Василий прошел мимо него к умывальнику. Словно не замечая приготовленных отцом предметов обихода, выцарапал из пластмассовой коробки плоский обмылок и принялся с чувством полоскаться.

Появился Сережка с покупками. Губы у него были коричневые от шоколадки. Он то и дело облизывал их.

- Серега, я сейчас схожу к трактору, посмотрю там кое-что, а ты достань тут картошки, только у матери спроси сначала, и сварите вдвоем обед. Я скоро вернусь, - сказал Василий.

Профессор с готовностью и старательно исполнял все распоряжения мальчишки, и ему даже нравилось быть под Сережкиным началом. На плите зашипела картошка. Они уселись рядом с дверцей подтопа и, прислушиваясь к гудению нетра в трубе, молчали.

Герасим Кондратьевич с нескрываемой мягкой улыбкой смотрел на Сережку, который опустил руки на колени и о чем-то сосредоточенно думал.

- Ты в каком же классе, мужичок мой?

- В первом. Я не мужичок. Я Серега!

- Ну, извини, брат. Я не думал, что тебя это может обидеть. И как твои успехи, Сережа?

- Успехи? Так себе - серединка на половинку.

- Почему же?

- Трудно учиться. Когда в садике был, очень хотелось в школу. Зачем? Мальчик пожал плечами с таким видом, по которому легко догадаться, как жестоко он себя осуждал. После солидной паузы он рассудительно продолжал: Да и мамка все на работе да на работе. Ребята играть зовут. Вот пробегаем, а после выкручивайся. Костя тетин Лидии, он уже в третьем, тот выкрутится. Он хоть слижет у девчонок или на ладошке напишет. А у меня так не получается, - с сожалением закончил Сережка.

- И не надо, - серьезно проговорил Лихачев. - Это все равно что, ну как тебе сказать, равносильно, как украсть что-нибудь.

- Н-не, Костя не вор. Дяденька, а вы взаправду профессор? - решился, наконец, Сережка задать долго томивший его вопрос.

Когда Герасим Кондратьевич дал утвердительный ответ, Сережка, наморщив лоб и придвинувшись к собеседнику, спросил, глядя ему в рот:

- А профессор, это как?

- Что тебе сказать... с некоторых пор... - начал выкручиваться из неловкого положения Герасим Кондратьевич.

Но, к его радости, послышался глухой стук в стенку и мальчик заспешил.

- Меня зовут. Мама, наверно.

Больше он не пришел.

Обедали Лихачевы вдвоем. Обедали, изредка перебрасывались ничего не значившими словами.

- Вы, оказывается совершили героический поступок, - разрезая селедку, заговорил Герасим Кондратьевич. - В такую пору, в такую яростную погоду доставили сено.

- Когда ты работаешь и спасаешь жизнь людей, не считаешь же это героическим?

- Разумеется. Это же обязанность каждого медика.

- А когда в прошлом году ты прилетал на Северный Урал, чтобы сделать срочную операцию школьнице, и, не отдыхая, прямо с самолета, пришел в операционную? Это что, тоже обязанность?

- Это, может быть, и не обязанность, но... Э-э, минуточку! А ты как узнал об этом?

- Да так вот и узнал. Я тоже иногда газеты читаю.

Герасим Кондратьевич отложил вилку, снял очки и напряженно уставился на Василия.

- И ты... и ты, зная, где я, зная, что я жив, не пожелал написать мне?..

Василий ткнул вилкой в картошку и небрежно обронил:

- К чему? Я считал, будет лучше для нас обоих, если мы не станем мешать друг другу.