На каком-то далёком пляже (Жизнь и эпоха Брайана Ино) (ЛП)

Правда, Брайарс предложил одного композитора, чья музыка тут же очаровала Ино: это был Гарольд Бадд. Выросший в городе на краю Мохавской пустыни и окончивший композиторский факультет университета Южной Калифорнии, Бадд начал свою музыкальную жизнь как диссонансный, монотонный модернист, вдохновляемый звуком пустынного ветра, гудящим в телеграфных проводах недалеко от дома его детства. После перерыва, во время которого он преподавал в Калифорнийском институте искусств, Бадд вернулся к музыке уже с новой эстетикой. Он объявил, что «восстаёт» против отталкивающих тональных рядов шёнберговского сериализма и стал предлагать слушателям медитативную, сознательно красивую музыку, в которой любовь к трансцендентному джазу сочеталась с гамеланоподобными импровизациями и щедрым хоральным мелодизмом. Среди первых написанных в новом стиле композиций Бадда были две пьесы подлинного религиозного благозвучия: имеющая отношение к Корану "Bismillahi Brahmani Rahim" и успокаивающая бессловесная хоральная вещь "Madrigals Of The Rose Angel", которая частично уже была кое-как записана на концерте в Уэсли-колледже, Коннектикут, причём записи частным порядком распространялись среди знатоков. И Гэвин Брайарс, и Майкл Найман получили по экземпляру, и, разумеется, в конце концов кассета попала в руки Ино.

Ино восторженно принял журчащие мажорные септаккорды Бадда на электропианино, нежные отливы альт-саксофона Мариона Брауна и рапсодические хоральные напевы — и тут же начал действовать. «Однажды вечером Брайан позвонил мне домой в Калифорнию и спросил, такую ли музыку я всегда сочиняю», — вспоминает Бадд. Их чувство было обоюдным. Когда вскоре после этого Бадд и саксофонист Марион Браун (за счёт Ино) прилетели в Лондон записываться на Бейсинг-стрит, Бадд объявил, что ему очень приятно найти товарища в области музыкальной чистоты. «Даже через тридцать лет», — признаётся сегодня Бадд, — «помню, как Брайан поздно вечером у себя дома начал ставить мне пластинки Фриппа и Ино. Для меня это была некая параллельная вселенная — до этого я наивно считал, что я такой один… Этот дар судьбы я никогда не забуду.»

На Obscure-альбоме Бадда, кроме самого композитора и Мариона Брауна, должен был играть ансамбль из 16-ти человек — в том числе женский вокальный секстет, Гэвин Брайарс и Майкл Найман на маримбе, глокеншпиле и челесте, а также продюсер записи Брайан Ино, который добавил монотонный вокал к последней из четырёх композиций Бадда — блаженной импровизации на фортепиано "Juno". «Брайан, безусловно, руководил всем», — вспоминает Бадд, — «самом лучшем смысле. То есть, он точно знал, что ему нужно и кто может это сделать. Вы представить себе не можете, как я был поражён, когда вошёл в студию и увидел перед собой этот огромный массив экзотики: маримбы, глокеншпиль, арфу, гонги, женский хор и всё прочее… Вокал исполнялся всеми — в том числе мужчинами-перкуссионистами и Брайаном — не пел, наверное, только я…»

Законченный альбом, получивший название The Pavilion Of Dreams, должен был стать десятым и последним выпуском серии Obscure. Но прошло полных полтора года, прежде чем он появился на прилавках магазинов — поскольку «портфель» собственных обязательств Ино всё распухал, выпуск других записей, назначенных для последней пачки Obscure, постоянно откладывался. Те издания лейбла, которым удалось выйти в мир, продолжали пускать лёгкую рябь по эзотерической местности, ограниченной роком и современной классической композицией, но — за исключением альбомов Discreet Music и Music From The Penguin Cafe — не до такой степени, чтобы название Obscure кому-то показалось неправильным.

Тем временем, музыкальные чудища 1976 года — Led Zeppelin, Queen, Род Стюарт и пр. — продолжали пастись в верхних эшелонах альбомных списков, в которые не попадало больше ничего, кроме участников непринуждённого праздника ностальгии, устроенного фирмой EMI в формате дешёвой и весёлой серии сборников Golden Great и похожих собраний величайших хитов от артистов типа Роя Орбисона, Перри Комо, Слима Уитмена и The Stylistics. Однако в этом душном воздухе назревала перемена; скорый натиск панка уже чувствовался в лихорадочных репортажах с Восточного побережья Америки и во всё более возбуждённом шёпоте о «Великой новой клубной сенсации» (по выражению на рекламном плакате представления 1976 г. в лондонском Лицеуме) — это были Sex Pistols.

Наполненный схожей энергией — хотя и пользующийся более сложной палитрой — гитарист Roxy Фил Манзанера мечтал о новой группе, которая вернула бы рок к его кайфовым, инстинктивным основам. Названная по имени банды «центрального ствола», буквально явившемуся во сне накачанному опиатами Ино в нью-йоркской квартире ещё в 1973 г., и впоследствии увековеченном в совместном его и Манзанеры сочинении "The True Wheel", 801 должна была стать арт-рок-супергруппой, созданной для заполнения пустот рабочего графика. Таковая пустота появилась у Roxy Music, которые — закончив гастроли в поддержку их альбома 1975 г. Siren — приостановили свою деятельность. Звезда Ферри и компании уже некоторое время шла на убыль. «Roxy стали неэффективным упражнением в самопародии», — придирался к ним в NME Ангус Маккиннон. Сольная карьера Ферри пребывала в более крепком здоровье, и по его предложению, группа самораспустилась, чтобы её члены могли заняться своими собственными проектами.

В июле не занятый ничем другим Фил Манзанера начал воплощать в жизнь проект 801 и принялся набирать для него группу. Первым был завербован грозный коллега по Quiet Sun Билл Маккормик со своей бас-гитарой; вскоре за ним последовали бывший клавишник Curved Air Фрэнсис Монкман и сессионный барабанщик Саймон Филлипс. Когда Манзанера поделился своей идеей с Ино, то был удивлён восторженной реакцией своего старого коллеги. Ино захотел войти в состав группы на том условии, что в ней будет определённое количество экспериментов и что всё это будет забавно — последняя перспектива была подкреплена приглашением в 801 его старого товарища по гастролям и оригинального слайд-гитариста Ллойда Уотсона.

Чтобы возбудить процесс творчества, вся эта толпа отправилась в дом неподалёку от Ладлоу, Шропшир, рядом с границей Уэльса — пьяная солнечная неделя была проведена в раздумьях над программами концертов и в прогонах старых каталогов Ино и Манзанеры; пробовались также несколько кавер-версий чужих песен. Приближение даты открытия престижного Редингского рок-фестиваля (он должен был состояться в августе) ускорило принятие решений, и соглашение о материале было своевременно достигнуто — баланс сильно смещался в сторону песен Ино (к тому же он, в приступе нетипичного для него бахвальства, согласился исполнить большинство главных вокальных партий). Завершили репертуар сочинённые вместе с Манзанерой песни типа "Miss Shapiro" и несколько сольных номеров Манзанеры и Quiet Sun.

После этого начались интенсивные репетиции на базе Island в Хаммерсмите; Ино и Уотсону пришлось мужественно побороться с запутанными римтическими размерами, характеризовавшими материал Quiet Sun. Уотсон только что отошёл от почти смертельного переживания — его ударило током на сцене, причём через его тело прошли тысячи вольт, и только серьёзное хирургическое вмешательство не дало ему потерять несколько пальцев. Чудесным образом восстановив силы, он, вполне понятно, очень активно включился в проект 801, хотя склонность Манзанеры к размерам типа 13/8 и обычная для Ино репетиционная строгость требовали необычного для Уотсона прилежания. «Мы три недели серьёзно репетировали на Island, и весь материал был разучен нота в ноту. Это была нелёгкая работа», — вспоминает Уотсон, намеренно преуменьшая сложности. Более подробно: «Фил часто говорил, что в нашей группе Саймон Филлипс и Фрэнсис Монкман — самые музыкально одарённые люди, они с Биллом Маккормиком — якоря посередине, Ино — немузыкант, а я — так, кое-что делаю. Кроме того, я не очень организованный музыкант, скорее импровизатор — так что когда подходили мои соло на слайде, мне приходилось отсчитывать кучу тактов, играть сколько положено и не забывать останавливаться… Фил и Ино весьма хорошо представляли программу, которую хотели сыграть. Это определённо было их совместное предприятие. При том при всём ко всем участникам было одинаковое отношение, и мы делали это с хорошим настроением.»