Неповторимое. Книга 2

Вот один из примеров (думаю, что он читателя заинтересует).

Начали обсуждать вопрос, как судами вывозить с Рыбачьего танки. Около двух часов затратили на то, чтобы отобрать из имеющегося перечня именно то судно, которое имеет кран грузоподъемностью 40 тонн, может взять в трюм несколько машин. Потом обсуждали, как их крепить, особенно на верхней палубе. А вдруг шторм, а в Баренцевом море он возникает быстро. Обсуждали с теми, кто не будет этим заниматься. Зачем?

Когда покончили с танковым батальоном (а этот вопрос командующий считал центральным и потому оставил его на конец нашей работы), командарм, довольный собой и своими подчиненными, спросил:

— Надеюсь, всем ясно?

— Нет, не ясно!

Все в изумлении повернулись ко мне (я сидел в последнем ряду).

— То есть как — не ясно? Что конкретно, товарищ подполковник, вам непонятно?

— Товарищ командующий, мне непонятно, как судами вы намерены вывозить танки.

— Так вы же слышали, как именно все это будет делаться.

— Дело в том, что грузоподъемность нашего пирса рассчитана максимально на 10 тонн. А предполагается, что танк должен подойти к концу пирса, где пришвартовано судно, и затем судовым краном его станут устанавливать в трюме или на палубе. Это не получится.

Лосик растерянно посмотрел на начальника штаба, затем на всех присутствующих и уже резко ко мне:

— Так чего же вы сидели и молчали? Вас для чего сюда вызвали?

— Товарищ командующий, я просил вас, поднимая руку, выслушать меня, однако вы не замечали…

Лосик походил туда-сюда вдоль стола, затем, не обращаясь конкретно ни к кому, вдруг спрашивает:

— Что вы предлагаете? Есть выход?

Все молчат.

— Есть четыре варианта, — начал я. — Первый — строить новый пирс, но это три-четыре месяца и зима. Второй — просить в порту большой морской кран, но я не уверен, что он сможет взять с берега 40-тонную махину и забросить ее на судно, хотя стрела у него и большая. Третий вариант — танковому батальону идти с Рыбачьего в Мурманск своим ходом, несмотря на то что перевал закрыт. Четвертый — танки законсервировать до лета, а затем перегнать.

Опять наступила тишина. Лосик, потирая лоб, сказал задумчиво:

— Да, одно другого хуже. Но танки оставлять нельзя. Приказ надо выполнять.

Вмешался Белецкий:

— Может, у командира полка есть предложение — на какой вариант сделать ставку? Вы как считаете, товарищ Варенников?

— Думаю, что самый верный способ — это вывести танки своим ходом сейчас или летом.

— Летом нельзя — мы нарушим приказ. А сейчас — закрыт перевал.

— Будем пробиваться.

Лосик опять заходил, раздумывая, потом произнес:

— Хорошо. Я утверждаю ваше предложение. Но смотрите — только без ЧП. Делайте все продуманно, осторожно, чтобы танк не сорвался в пропасть. Я же летом ездил по этой дороге и знаю, что это такое. А сейчас зима…

— Разрешите идти?

— А вы куда собрались?

— Так я же пришел катером и хочу сегодня отправиться обратно. А это только по морю два часа. К тому же поднимается ветерок. Отпустите меня.

— Но еще вопросы есть?

— Никаких вопросов нет.

— Если есть — останьтесь и разберите их с начальником штаба армии. Иван Ильич, — обратился Лосик к генералу Белецкому, — разберите с командиром полка все вопросы. Совещание объявляется закрытым, — заключил командующий и с озабоченным видом вышел из зала.

Все задвигались, зашумели. Некоторые на меня косились, иные, похлопывая по плечу, приговаривали: «Ну, ты даешь?!»

Я пробился к Белецкому. Он усадил меня рядом и сразу приступили к делу:

— Ты как намерен действовать?

— Мы разработали детальный план. В него я внес некоторые поправки, в основном касающиеся сроков, с учетом тех указаний, которые были даны командующим. Хочу предложить утвердить план моих действий. Один экземпляр я оставлю вам. Вы посмотрите, и я буду действовать. Я фактически уже действую. Если будут какие-то замечания — можно уточнить по телефону.

— Но в отношении танкового батальона все-таки не ясно. Как ты намерен его перетащить через закрытый перевал?

— В обеденный перерыв я позвонил к себе и приказал снарядить группу для инженерной разведки перевала. Она должна быть готова после моего инструктажа выйти и провести изучение условий на месте. Одновременно готовится мощный, из нескольких самостоятельных групп, отряд обеспечения движения. Каждая группа будет на ГТСах выходить на самые опасные участки и, подрывая лед и расчищая полотно дороги, создавать условия для прохождения танков. На всем маршруте до Мурманска у нас будет комендантская служба.

— Все, договорились. Счастливо!

Мы распрощались, и я уехал с тяжелыми раздумьями, сожалея, что пропал день. Домой вернулся ночью: нас все-таки прихватил шторм, и катерок покидало на волнах изрядно. Все обледенело. Видимость плохая. Без конца летели снежные заряды, встречный ветер швырял наше суденышко по волнам. Лишь когда зашли в Мотовский залив, стало полегче. Во время швартовки матрос экипажа поскользнулся и упал за борт. Хорошо, что здесь была широкая полоса воды — мы смогли его выхватить. А ведь была большая опасность того, что человека могло раздавить между пирсом и бортом катера. Но все обошлось. В общем, домой добрались часа в три ночи.

Медлить было нельзя, особенно с танковым батальоном, тем более он готов выступить в поход через два часа после команды. Все эти дни мы без указаний все уже проделали и практически подготовились к маршу.

Как я и предполагал, перевал не был сильно заснежен — сказались потепление и дожди. Ряд участков нуждались в капитальной работе по подрыву наледи. А кое-где пришлось ставить танковые тягачи, закрепленные анкерами и лебедками, — они тянули очередной танк на себя. А он еле-еле проползал на первой передаче отдельные участки. Контрольный трос не позволял ему соскользнуть в обрыв.

Эпопея преодоления перевала и сосредоточения батальона у моста через реку Титовка заняла у нас ровно 12 часов. Мы сделали часовой перерыв: отдохнули, поели, напились крепкого чая и двинулись дальше. Но оказалось, что вся дорога на Мурманск была покрыта сплошным льдом. Поэтому двигаться можно было только на второй передаче, на подъеме же и уклонах переходили и на первую. Можете представить танк на катке — малейший поворот, и его корму заносит. Приходилось механиков-водителей периодически подменять хорошо подготовленными для вождения командирами танков или даже офицерами.

Я видел, что напряжение было не меньше, чем в боевых условиях. Бесспорно, присутствие мое и других офицеров командования полка подбадривало личный состав. Перемещаясь по маршруту и лично пропуская колонну на наиболее опасных участках, постоянно будучи в поле зрения танкистов, освещенные фарами в кромешной тьме полярной ночи, мы только этим и вливали силы подчиненным. Я это хорошо понимал, вспоминая годы войны.

Ледово-дорожная битва на марше закончилась только утром в населенном пункте Кола, который находился на берегу Кольского залива, фактически в пригороде Мурманска, куда нам было предписано прибыть. Здесь располагался отдельный учебно-танковый батальон армейского подчинения. Еще до совершения этого «марш-броска» мы договорились с командиром учебного батальона, что он приготовит нам завтрак и место для отдыха, возьмет под охрану танки, которые будут построены прямо на площади, а передачу мы проведем уже после обеда, отдохнув.

Все было сделано, как договорились. Но меня поразило полнейшее равнодушие армейских представителей к этому сложнейшему испытанию. Они лишь посчитали танки, поинтересовались — весь ли прибыл личный состав и, не сказав ни здравствуйте, ни до свидания, — уехали. Я позвонил начальнику штаба армии генералу Белецкому и доложил, что батальон прибыл в полном составе и без происшествий. Тот похвалил и сказал, что доложит командующему армией. Я спросил:

— Мне можно отправляться на Рыбачий?

— А кто будет передавать батальон?

— Заместитель командира полка по технической части с офицерами штаба полка. Они все полномочия имеют.