Колумб

Сомнений быть не может — в 1502 году Адмирал был непоколебимо убежден, что открытые им земли — это часть Азии, а стало быть, с того времени, когда в уме его сложились основные элементы проекта плавания западным путем, он ни на йоту не отступил от своих первоначальных предположений. И хотя тон письма спокойный, хотя Адмирал не ссылается на свои беседы с пророками, но чувствуется, что его разум помрачен навязчивыми идеями. Офир, Сипанго — он, как и прежде, отождествляет эти восточные земли с Эспаньолой и, как и прежде, верит, что пресные воды залива Пария вытекают из земного рая.

В те же дни, 6 февраля 1502 года, Адмирал дослал большое письмо королевской чете. То были практические советы моряка: Каталина, дочь их высочеств, отбывала в Англию, к своему жениху, и Адмирал сочинил нечто вроде краткого навигационно-географического руководства, полезного для юной путешественницы.

И руководство получилось отличное — очень точное, краткое, без ссылок на святого Амвросия и пророка Исайю.

В канун четвертого плавания снова укрепились связи Адмирала с его родным городом. В 1501 году он тесно сблизился с генуэзским послом Никколо Одериго и установил контакты со знаменитым банком Сан-Джорджо.

Вступая в переписку с денежными магнатами с площади Сан-Джорджо, Адмирал преследовал далеко идущие цели. Он не доверял их высочествам, он опасался, что сыновья его останутся нищими, если не суждено ему будет вернуться в Кастилию. И он вверял своего наследника Диего попечениям прославленного банка. «И поелику я смертен, поручаю заботам вашим моего сына…» (42, V, 530).

Да, отправляясь в новое плавание, Адмирал больше всего беспокоился о своих сыновьях, он знал, что, если не доведется ему вернуться из дальнего путешествия, их высочества сделают все возможное, чтобы лишить его наследников прав и привилегий, зафиксированных в капитуляции 1492 года и в позднейших актах. Поэтому Адмирал ранней весной 1502 года снял копии со всех договоров, указов и грамот, подтверждающих его титулы и привилегии и право передачи этих титулов прямым своим наследникам. Оригиналы этих документов он вручил Гаспару Горисьо, дабы тот хранил их как зеницу ока, одну из копий велел переслать Алонсо Санчесу Карвахалю, а две прочие передал Никколо Одериго. Горисьо и Карвахаль были подданными их высочеств, государей хитроумных и изобретательных, но Одериго королевской чете был неподвластен. В случае весьма возможных «недоразумений» он смог бы предъявить формально заверенные копии актов, от которых зависела судьба сыновей и внуков великого генуэзца.

Собрание этих документов получило название «Книги привилегий» [77].

Одновременно Адмирал составил завещание и передал своему первенцу Диего наставление, которым тот должен был руководствоваться в случае отцовской смерти.

Характерная деталь: хранитель оригинала «Книги привилегий» Гаспар Горисьо вел переписку с Адмиралом через Франческо Ривароля, генуэзского банкира, обосновавшегося в Севилье.

«Книге привилегий» Адмирал придавал не меньшее значение, чем незаконченной «Книге пророчеств». Надежно пристроив эти труды, Адмирал целиком отдался делам новой экспедиции.

ПОДГОТОВКА ЭКСПЕДИЦИИ И ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ МОРЕ-ОКЕАН

Севильское ведомство Фонсеки взялось за снаряжение экспедиции только после того, как в Индии была отправлена флотилия Овандо. Однако армада Адмирала снаряжалась в стремительном темпе, по всей вероятности, и королевская чета, и Фонсека желали как можно скорее спровадить беспокойного генуэзца в дальнее плавание.

Цели экспедиции были четко определены в инструкции королевской четы Адмиралу, подписанной в городке Валенсия-де-ла-Торре 14 марта 1502 года.

Адмирал должен был «следовать… прямым путем… с тем, чтобы открыть острова и материк, что лежат в Индиях, в той части, которая входит в наши владения» [78]. На островах и материке, если таковые будут открыты, Адмирал обязан был доведаться, есть ли там золото, серебро, жемчуг, драгоценные камни и прочие ценности. Участникам экспедиции строго-настрого возбранялось выменивать на кастильские товары любые местные ценности.

В тот же день, 14 марта, их высочества разъяснили Адмиралу, что на Эспаньолу ему заходить без крайней надобности не рекомендуется. Однако, «если явится в том крайняя нужда, то на короткий срок не возбраняется зайти на Эспаньолу на обратном пути».

Зато королевская чета разрешила Адмиралу взять в плавание тринадцатилетнего Фернандо Колона. Адмиралу было также дозволено прихватить с собой «аделантадо» Бартоломе Колумба.

По мысли Адмирала, свое плавание он должен был завершить в морях, омывающих Индию и Эфиопию. Эти моря входили в сферу португальской экспансии, и король Мануэл уже успел пожать плоды открытий Васко да Гамы.

Во избежание дипломатических осложнений Изабелла и Фердинанд снабдили Адмирала рекомендательным письмом к португальскому представителю в Индии (имя его указано не было).

Разумеется, это любезное письмо адресату не было доставлено; в моря, омывающие истинную Индию, Адмирал мог пройти лишь Магеллановым проливом, который открыт был восемнадцать лет спустя. Но совершенно очевидно, что их высочества разделяли надежды Адмирала на обретение прямого пути к Золотому Херсонесу и Maлабару и полагали, что четвертое плавание будет плаванием кругосветным.

В состав снаряжаемой флотилии входили четыре каравеллы, «Санта-Мария», или «Капитана» (флагман), «Гальега», «Сантьяго-де-Палос», или «Бермуда», и «Вискайна». Это были небольшие суда типа знаменитой «Ниньи».

Сохранились довольно детальные сведения об участниках этой экспедиции. Капитанами «Санта-Марии», «Гальеги» и «Сантьяго-де-Палос» были соответственно: Диего Тристан, Педро де Торрерос и Франсиско де Поррас.

Бартоломе Колумб никакого официального поста не занимал, но состоял в списках команды каравеллы «Сантьяго-де-Палос» и не раз выручал этот корабль из беды.

«Злыми гениями» экспедиции оказались братья Франсиско и Диего Поррасы. Франсиско занимал пост капитана, Диего был главным нотариусом флотилии. Фернандо Колон, который прошел в этом плавании отличную морскую школу, писал, что эти люди, едва не погубившие экспедицию на самом трудном ее этапе, были креатурами Фонсеки и главного казначея Кастилии Моралеса, любовника их сестры (58, 315).

Зато в этом плавании семья Колумбов приобрела верного друга, волонтера Диего Мендеса, оказавшего Адмиралу исключительно важные услуги.

Всего вышло в плавание 140 или 150 человек. Добавим, что никогда еще не сопровождало Адмирала такое множество генуэзцев. По крайней мере, десяток земляков Адмирала участвовали в четвертой его экспедиции.

С источниками, отражающими историю этого плавания, дело обстоит куда лучше, чем с материалами второй и третьей экспедиций. Прежде всего потому, что подробное описание четвертого плавания дал непосредственный и весьма осведомленный его участник — Фернандо Колон. Сохранился краткий отчет Диего Порраса, в котором приведены данные об экипажах флотилии, очень интересные сведения о трагических событиях последнего этапа плавания содержатся в завещании Диего Мендеса. И наконец, перу самого Адмирала принадлежит письмо, которое он написал королевской чете на Ямайке 7 июля 1503 года. Два года спустя оно было издано в итальянском переводе в Венеции под интригующим титулом «Lettera rarrissima» — «Любопытнейшее письмо», и так его до сих пор называют колумбоведы [79].

Флотилия снаряжалась в Севилье и оттуда вышла 13 апреля 1502 года. Но не к берегам Индий, а в Кадис, где на корабли погружен был провиант. В среду, 9 мая, корабли покинули Кадис и взяли курс на Канарские острова. Без каких бы то ни было происшествий Адмирал в четвертый раз пересек с востока на запад Атлантику и 15 июня отдал якорь у острова Мартиника. Оттуда он направился на северо-запад к Кубе. К несчастью, уже в самом начале выявилось, что «Сантьяго-де-Палос» плохо приспособлен для дальнего плавания. Адмирал с полным основанием назвал это судно «небезупречным кораблем», и свой дурной нрав «Сантьяго-де-Палос» проявил у берегов острова Пуэрто-Рико.