Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...

В Барселоне меня встретили два шпика, было это довольно нагло, бесцеремонно, водили меня весь день по городу. Бедные люди, запуганный мир. Запуганный и малоинформативный, сказал бы я, потому что если бы они повнимательней ознакомились с моими книгами, то они наверное более спокойно относились бы к моему приезду в Испанию. Ну ладно, Бог с ними.

А Барселона за последние два года изменилась, как изменилась и вся Испания, и изменение это характерно уже в том, что неподалеку от порта, наискосок от корабля Христофора Колумба, поставленного навечно, в Барселоне появилась мемориальная доска на доме: «Здесь жил великий Пабло Пикассо, здесь он начинал работу. Установлена в связи с девяностолетием со дня рождения гениального испанского художника».

Именно здесь, в Барселоне, вспомнил и записал, что даже в Монте-Карло, в маленьком Монте-Карло главная площадь называется «Плас дез арм» — «Площадь оружия», и подумал: им-то пора уже переименовать.

Зашел на Релайо, 28 в известную газету «Авангарди», а на станции купил себе билет на поезд, который уходит в шесть часов вечера в Мадрид.

-Нет ничего ужаснее рекламы костылей для улыбающегося безногого мальчика.

Два шпика вели меня, как дети, играющие в шпиков, от вагона по всему городу, наивно прячась от моих взглядов. Фу-фу.

На Рамба де лос эстудиос, которая идет от площади Каталонии к морю, к Пуэорта де лас пас, все занято продавцами птиц. Голуби жрут еду попугаев, засовывая головы в клетки. А после этой аллеи птиц начинается аллея цветов. А после аллеи цветов начинается аллея книг.

Прошла группка американских хиппи, за ней следовали тридцать молчаливых молодых испанцев с затаенными, но почтительными улыбками на губах.

На Рамбла де капусинос — Гранд театро дель Лисео, 3 декабря давали «Тоску». Тоску пела Флориана Сантуниони. Цены на билеты от 3300 песет до 290. Для справки: заработная плата испанского рабочего — 8000 песет.

Оглядываясь на своих шпиков, я то и дело вспоминаю великолепную французскую картину «Покушение» с Трентиньяном, известным нам по «Мужчине и женщине» в главной роли. Он пытался открыть правду о мафии, и он открыл правду о мафии, которая похитила марокканского патриота Бен Барку, своему магнитофону.

Магнитофон для него был в новинку — эдакая игрушка.

С самого начала была обреченность, магнитофон должен был попасть в руки мафии. Так он и попал в руки мафии. Кому достанется моя записная книжка, если что? Им же? Только мафии здешней.

Дом Пикассо находится на Кайе де ла Плата. Возле привокзальной площади находится фантастический сад с водопадом. Ощущение полной изолированности. Пальмы. Лебеди берут фрукты из рук. Люди ходят с пластиковыми мешками, в которых лежат куски хлеба и ссохшиеся торты.

Вдоль аллей летают жирные селезни — мечта доктора Кирсанова. Около музея современного искусства молодые художники ищут свет. И огромное количество котов, особенно черных.

Какой-то пожилой синьор, в строгом сером костюме, вел на поводке старого, обшарпанного пуделя, а за пуделем, словно солдаты по ранжиру, шло штук двадцать кошек.

Все они пронзительно мяукали. И чайки кричат, расхаживая по траве. Видно, к непогоде.

Мои шпики отстали около трех, когда я, находившись по городу, уснул в этом прекрасном парке прямо на скамейке. А может быть шпики меня передали другим или что-то готовят в дороге, потому что длинный шпик, когда я покупал билет, вслед за мной, оттолкнув всех локтями, подошел к кассиру и спросил, на какой поезд я взял себе билет.

В Барселонетта — это район Барселоны возле пляжа, на перекрестке Кайя дель Альмиранте и Кайе де Грас и Торас до сих пор стоят разбитые бомбовыми осколками дома.

А в центре города установили гигантскую елку. Она в лесах: рабочие украшают ее и скрепляют металлическими проволочками порванные сучья. Заодно они ее иллюминируют. Стоят сотни испанцев и смотрят на эту елку, любуясь тем, как рабочие разбрасывают ватный снег — снег, который они никогда не видели.

Вечером, когда я уже возвращался из города на вокзал, возле кафедрала, сразу после вечерней мессы, вышел духовой оркестр, и толпа окружила его, и дирижер пританцовывал, радуясь, руководил синими, надутыми музыкантами, которые исполняли арии из оперетт.

А рыбный ряд на рынке на Кайя де Коломинес весь во льду, хотя уже вечер. Лед на дню меняют много раз, но и вечером он такой же прозрачный, такой же глыбистый, синий. Рыба должна продаваться в Барселоне бесперебойно.

И здесь на рынке, и возле кафедрала, и по улицам девочки ходят с мамами, мальчики табунчиками, или с родителями, с отцами своими. И за всем этим я угадываю нашу девчоночью и мальчишечью разобщенность сорок шестого года, когда были школы для мальчиком и школы для девочек.

На вокзале, куда я пришел, бородатый тип в очках, худой как глист, в военной американской форме без погон, с ленточкой на груди «люби армию» и с такой же ленточкой на рукаве, пил пиво, а пьяный портье в драных ботинках ходил от столика к столику, получал себе глоток вина и кричал: «хайле, каудильо».

Истощенные красотой лица испанок...

В испанском поезде мужчины ходят в туалет с видом решительной необходимости, женщины — со смущенной улыбкой.

Когда я подъезжал сегодня рано утром к Мадриду (боже, как... давно это было, уже шесть часов прошло!), моросил дождь. В горах этой ночью было прохладно. Рассвет был осторожным. И только когда мы остановились в Гвадалахаре, солнце разогнало тучи, и я увидел снег на горах. В прошлый мой приезд снега не было.

Та же красная земля Испании, то же голубое небо! Два однозначных цвета, но какое громадное количество оттенков в этих двух диаметрально противоположных цветах, которые рождают одно понятие: Испания.

В Мадриде сразу встретился с Хуаном Гарригесом и его женой Кармен. Красивые, очень милые, респектабельные люди. Взяли меня с собой в клуб «Сипиэйч». Потом приехали домой, там пять малышей — мал-мала меньше. Маленький мальчик пятимесячный спит в кроватке, полуторагодовалый ребятеночек женского пола расхаживает, а остальные трое играют вовсю.