Его называли Иваном Ивановичем

Ему вовсе не хотелось разговаривать. В мыслях он прощался с теми местами, над которыми сейчас летели. Где-то под ними, северо-восточнее Вадино, раскинулись леса. И хотя Шменкель чувствовал, что вряд ли судьба еще раз забросит его в эти края, он знал, что места эти с их сожженными деревеньками навсегда останутся в его памяти. 19 сентября по радио передали, что Ярцево и Духовщина освобождены частями Красной Армии. Шменкеля очень обрадовало это сообщение. Он вообще с большим вниманием следил за освобождением Смоленской области, может быть, с большим даже, чем за ходом битвы под Курском. Он, конечно, прекрасно понимал, что Курская битва имеет огромное значение для кода войны, однако все, связанное со Смоленском, будило в нем глубоко личное и потому особенно волновало.

Еще в Москве Шменкель однажды встретился с Филипповым, Петр Сергеевич выглядел отдохнувшим. Оказалось, что он в отпуске, до отъезда на фронт осталось два дня. На нем была офицерская форма с новенькими погонами. Бывший начальник штаба внимательно оглядел Шменкеля, одетого в гражданский костюм, а после этого сказал, что немецкие антифашисты, находящиеся в Красногорске, создали национальный комитет "Свободная Германия", который посылает своих уполномоченных на различные участки фронта, и он, Филиппов, уверен, что Иван Иванович - сотрудник этого комитета. Фриц покачал головой, умолчав, разумеется, о своем задании. В школу он тогда вернулся в приподнятом настроении, хотелось написать заявление с просьбой поскорее послать его на задание, но он сдержал себя.

Наконец в декабре пришел долгожданный приказ. Услышав слова "Белоруссия" и "группа армий "Центр", Шменкель удивился, как это он раньше не догадался, что его место именно там. Германское верховное командование и генерал-фельдмаршал Буш, под командованием которого находилась группа армий, все еще рассматривали эту оперативную группировку, создавшую белорусский выступ, как главную силу, которую при благоприятной ситуации можно использовать для прыжка на советскую столицу. При этом фашистское командование планировало задействовать всю группировку. И это в то время, когда партизаны в Белоруссии контролировали более шестидесяти процентов территории республики и отдельные части вермахта, сами того не ведая, находились под контролем партизан.

Убежденный в важности порученного ему задания, Шменкель в течение нескольких недель тщательно готовился к нему, разыгрывая самые различные варианты.

Сейчас, сидя в самолете, он снова вспомнил события последних недель, чтобы окончательно отключиться от них и начать новый этап в своей жизни.

Из кабины пилота вышел капитан, который отвечал за их выброску.

- Проверить парашюты! - приказал он. - Только что перелетели через Днепр.

Все прекрасно поняли, что он хотел сказать: по Днепру проходила линия фронта, растянувшись на тысячу двести километров.

Капитан еще раз повторил порядок десантирования. Первым прыгал политработник, за ним - Шменкель, потом - радистка, последними - врачи.

Минут пятнадцать самолет, снижаясь, летел на северо-запад. По сигналу Фриц встал за политработником. Посмотрел на часы. Пилот уже минут пять летел по курсу, видимо желая лишний раз убедиться, что находится над нужным квадратом.

Снова появился капитан и открыл дверь. Тугая волна холодного воздуха ворвалась в самолет. Моторы работали на малых оборотах. Вдруг Шменкель услышал команду: "Пошел!" Политработник, зацепив карабин своего парашюта за крюк, исчез в отверстии люка. Фриц бросил последний взгляд на капитана и, согнувшись, с силой оттолкнулся. На курсах ему не раз приходилось прыгать.

Купол парашюта раскрылся над ним. Кругом царствовала тишина ночи, самолета уже не было слышно. Внизу под собой Фриц видел огонь в форме креста, который приближался с каждой секундой... Мягкий пушистый снег смягчил удар при приземлении.

Все приземлились благополучно. На подводе их привезли в село, занятое партизанами. Ночь новички провели в крестьянской избе.

Строгая воинская дисциплина царила в лагере, где их ждали. Часовой проводил Шменкеля в маленькую избушку, где у окна стоял невысокого роста старший лейтенант, сложив руки на груди. Шменкель доложил о своем прибытии.

- Значит, это вы Иван Иванович?

- Так точно, - ответил Фриц, а сам подумал, что ему совсем недолго осталось носить это имя.

- Садитесь, - предложил офицер.

Он сразу же перешел к делу.

- Много говорить не будем. Могу только сказать, что первая часть подготовки прошла хорошо. Мы уже знаем, под какой фамилией вы будете действовать. На днях, я думаю, станет известно, где вам целесообразнее всего появиться у немцев. Сначала вы встретитесь со связным подпольного райкома, через него и будете поддерживать связь с нами,

- Это для меня новость, - удивился Шменкель.

Старший лейтенант оперся подбородком на руку, на лбу его собрались морщины. Чувствовалось, что он чем-то обеспокоен.

- С подобным заданием вы сталкиваетесь впервые?

- Да. Но я немец, следовательно, подготовлен и практически, и теоретически.

- И все же первый раз - это первый раз. Я, например, тоже впервые занимаюсь таким делом. Маленькие упущения - самые досадные и опасные, не так ли? А они всегда возможны.

- Вы правы, - ответил Шменкель.

- Если у меня будет время, хотя бы несколько дней, я выучу по карте основные места дислокации партизанских отрядов.

- Такие сведения будут лишь обременять вас.

- Напротив. Непредвиденная ситуация может заставить меня искать контакт с партизанами немедленно. А представьте себе, что я натолкнусь на группу немецких солдат, которые захотят добровольно выйти из войны. Их будет лучше всего передать какому-нибудь партизанскому отряду.

- Гм!

Старший лейтенант внимательно посмотрел на Шменкеля.

- Вы ставите перед собой слишком много задач.

- Это входит в мои обязанности.

- Разумеется. Все необходимое вы получите. Пока находитесь в этом лагере, вы подчинены мне лично. Чтобы не было ненужного любопытства.

Изучение партизанских карт для Фрица было делом нетрудным. Старший лейтенант, постоянно присутствовавший при этом, многое подсказал. Оказалось, что до войны он был партийным работником, потом сотрудником госбезопасности, а в партизанский отряд попал год назад.

- Охотнее всего я пошел бы вместе с вами, - признался Фрицу старший лейтенант.

Прошла первая неделя января, и однажды офицер пригласил Шменкеля к себе поужинать.

- Все в порядке! - оживленно воскликнул он. И деловито добавил:

- Недавно вернулись наши разведчики. Сейчас вы услышите их.

У калитки послышались чьи-то быстрые шаги.

- Идет командир отделения разведчиков. Он будет сопровождать вас на место назначения. Это самый лучший наш разведчик, человек, на которого во всем можно положиться.

Шменкель отошел в сторону, чтобы уступить место разведчику, и вдруг замер от неожиданности: через порог шагнул Петр Рыбаков...

Под вечер подул холодный ветер. После двух дней пути усталость давала себя знать. В темноте они пересекли шоссе. Дальше, километров через десять, Рыбаков нашел небольшую лощинку, в которую ветер надул сухих прошлогодних листьев. Расположились на привал до утра. Взяв с собой одного разведчика, Рыбаков осмотрел окрестности и выставил дозорных.

Замерзшие голые деревья стонали под ударами ветра, по небу плыли тяжелые облака.

- Погодка не ахти какая, - пробормотал Рыбаков, укладываясь на землю рядом со Шменкелем. - Своих шагов и то не слышно. Но воздух чистый. Положив голову на руки, он закрыл глаза.

Шменкель смотрел на его лицо. Его радовало, что они снова встретились. В комнате старшего лейтенанта Петр ничем не выдал, что знает Фрица, только в глазах его вспыхнули радостные искорки. Рыбаков боялся, что, если он выдаст себя, его не пошлют проводить Фрица.

На первом же привале они забросали друг друга вопросами: "А знаешь...", "А помнишь...". Но времени для разговоров было мало. Когда шли, Рыбаков находился или в голове цепочки, состоявшей из шести человек, или в хвосте, а во время коротких привалов отдыхал. Ему был дан строгий приказ вести группу так, чтобы она не встретилась случайно с каким-нибудь партизанским отрядом или разведчиками из других частей. Петр вел свою группу вдоль железнодорожной линии совсем рядом с фашистскими передовыми отрядами. Враги даже не могли предположить, что здесь, так близко к ним, могут быть чужие.