Неизвестный Кропоткин

Подведен итог: что же дала Французская революция Франции, человечеству? А дала она освобождение крестьянина от крепостного права, резкое увеличение производительности труда, равенство граждан перед законом и представительное правление - всем странам Европы, кроме России.

И еще одно, и это заметил из всех историков только Кропоткин: «Мы видели, как за все время революции старалась пробиться коммунистическая мысль…» В буржуазной революции? Да, Кропоткин был убежден, что Великая Французская революция стала «источником всех коммунистических, анархических и социалистических воззрений нашего времени» 2.

2 Там же, С. 448-449.

В книге о Французской революции он обращает свою мысль к России: «Какой нации выпадет теперь на долю задача совершить следующую великую революцию? Одно время можно было думать, что это будет Россия. И тогда является вопрос: если Россия затронет революционными методами земельный вопрос, как далеко пойдет она в этом направлении? Сумеет ли она избегнуть ошибки, сделанной французским Национальным собранием, и отдаст ли она землю, обобществленную, тем, кто ее обрабатывает?» *

Но, замечает Кропоткин, любой народ, который встанет теперь на путь революции, получит в наследие то, что совершено во Франции. «Кровь, пролитая ими, пролита для всего человечества. Страдания, перенесенные ими, они перенесли для всех наций и народов… Все это составляет достояние всего человечества. Все это принесло свои плоды… и откроет человечеству широкие горизонты, на которых вдали будут светиться, как маяк, все те же слова: «Свобода, Равенство и Братство» 1.

1 Там же, С. 449.

Так заканчивается исторический труд Кропоткина о Великой Французской революции, одно из лучших его произведений. Достаточно было бы одной этой книги для того, чтобы имя П. А. Кропоткина вошло в историю мировой науки. Заметим, что через несколько лет книга о Великой Французской революции стала удивительно современной на родине ее автора, где также произошла революция.

В начале века

Но вернемся к началу столетия. Ниспровергатели существующего строя почти ежегодно собирались на свои конгрессы то в Париже, то в Лондоне, то в Броюсселе. Петр Алексеевич не очень любил появляться на этих торжественных собраниях, где всегда оказывался в центре внимания. На Лондонском Международном революционном рабочем конгрессе 1900 года он присутствовал и прочитал там три доклада: «Узаконенная месть, называемая правосудием», «Мелкая промышленность в Англии» и «Коммунизм и анархия». Опять прозвучали три различные темы: разоблачение буржуазного суда, защита принципа разукрупнения промышленности с целью усиления эффективности производства и разъяснение основ коммунистического анархизма. Эта своеобразная сюита в трех частях в последующем часто переиздавалась и по отдельности, и вместе.

Он помещает свою статью «Наказание смертной казнью» в изданном сначала в Лондоне (в 1906), а потом - перепечатанном в Москве (в 1907) сборнике «Против смертной казни» под редакцией М. Н. Гернета, сыгравшим большую роль в формировании общественного мнения по этому вопросу, и сегодня актуальному.

В эти годы здоровье Петра Алексеевича заметно ухудшилось, и рвачи рекомендовали ему не оставаться на зиму в Англии. Зиму 1908 года он провел в швейцарском городе Локарно, на берегу озера Лаго-Маджоре, в том самом Локарно, где жил Бакунин, когда Кропоткин впервые приехал в Швейцарию в 1872 году.

В поездках в Италию и Швейцарию для лечения и отдыха Кропоткин возвращался к природе и снова чувствовал себя географом. Он ходил в горы, и там собирал гербарий, образцы горных пород, рисовал природные ландшафты. Приехав в Локарно, он через несколько дней поселился в горном селении Канаббио. Лечивший его доктор Таблер из Фюриха вспоминал: «Он находил виды природы в районе верхне-итальянских озер великолепными, но поднимался до восхищения лишь, когда сравнивал местность с Сибирью. Тогда его восторг становился безграничным. Все мы, натуралисты, - говорил он, - должны были бы отправляться в Сибирь: там, для науки открывается беспредельное поле наблюдений. Вспоминая о своих путешествиях по Байкалу, он восклицал: О, там такая красота! Такая красота! Пыл с которым говорил это, делал невозможным сказать хотя бы слово похвалы о живописных местах в других частях земного шара…» Бродить по горам, вспоминал Таблер, - его любимейшее занятие: «Это было гораздо ближе его сердцу, чем критика и революция. Он был, конечно, бунтарем, но бунтарство было лишь на втором плане в его характере. Он не испытывал удовольствия в разрушении и бунтовал лишь против препятствий, встававших на пути его сильных личных стремлений…»

Следующие две зимы прошли на итальянском курорте близ Генуи, в Рапалло, поскольку швейцарские газеты вспомнили, что решение о его высылке из страны не отменено. В Рапалло он узнал о смерти Л. Н. Толстого, там написал статью «Толстой» для газеты «Утро России».

В 1911 году он переезжает из Актона, где поселился, на время покинув Бромли, в приморский город Брайтон, следуя настоятельному совету врачей. Морской воздух должен был благотворно сказаться на его легких. В следующую зиму он не уезжает на юг и остается в своем новом доме, который был почти таким же, как и все его прежние английские дома: и обстановка была та же, и так же по воскресеньям собирались бесчисленные гости «на чашку чая». Часто пришедших потчивал, как и прежде, сам хозяин. В доме уже не было дочери Александры: она вышла замуж за русского эмигранта Бориса Лебедева. У Петра Алексеевича появилась внучка, названная в его честь Пьеррой. Он часто навещал семью дочери, когда приезжал в Лондон поработать в библиотеке Британского музея, в Географическое общество, или в редакции журналов и газет.

Сын Александра Кропоткина Николай, неоднократно бывавший у дяди и в Бромли и в Брайтоне, вспоминал: «Жил он чрезвычайно скромно - в доме было пусто и просто: целые дни он проводил в своем кабинете с самодельной мебелью за книгой и пером… он удивительно чувствовал Россию; понимал хорошо ее быт и нравы самых различных слоев народа, русскую природу он как будто видел перед собой и любил ее страстно».

В мае 1907 года Петр Алексеевич получил приглашение на V съезд РСДРП, состоявшийся в церкви Братства на Саусгэт Роуд, в северо-восточной части Лондона. Он присутствовал на нем в качестве гостя вместе с А. М. Горьким и М. Ф. Андреевой. К. Е. Ворошилов вспоминал, что Кропоткин «живо интересовался ходом прений, пытливо присматривался к делегатам». Однажды Ворошилов и несколько делегатов-рабочих пришли к Кропоткину домой: пили чай, но возникший острый спор нарушил идиллию.

Больше недели в семье Кропоткиных был исследователь Центральной Азии, сподвижник Н. М. Пржевальского П. К. Козлов, приезжавший в Лондон для получения Золотой медали Географического общества: «Помню до упоения мы увлекались беседой о Тибете, Монголии, о тогда только что открытом мною мертвом городе Хара-Хото…» Пржевальский говорил ему о Кропоткине как об «одном из обстоятельнейших научных деятелей, одном из самых осведомленных людей в области географических познаний»1.

1 АРГО, СПб, ф. 11.

Среди английских географов Кропоткин пользовался широкой известностью и уважением. Многие его статьи конца XIX столетия продолжают темы, истоки которых обнаруживаются в работах, относящихся еще к началу деятельности в Русском географическом обществе. Так, ряд заметок и статей посвящены планируемым и завешенным экспедициям в полярные области Земли. В них освещены такие значительные в истории полярных исследований события, как дрейф «Фрама», поход к полюсу и к Земле Франца-Иосифа Ф. Нансена и Я. Юхансена (1893-1896), полет на воздушном шаре «Орел» Соломона Андрэ (1897), первая зимовка на антарктическом материке Карстена Борхгревинка (1898-1899), экспедиция Руала Амундсена в Арктике и Антарктике.

В статье о результатах экспедиции Нансена и Свердрупа на «Фраме» в 1897 году едва ли не первым из ученых дал оценку ее научным результатам.