Лесной исчезнувший мир. Очерки петербургского предместья

1947 год.

Работаю в Окружи. Изб. Комиссии по выборам.

21/IV. Сдала в Собес бумаги на получение персональной пенсии.

8/XI. Большой вечер в доме Учителя. Пенсия есть в размере 500 р. Везде почет и в районе, и в городе. Здоровье хорошее. Езжу в Университет. Опять работаю в Избир. Районной комиссии.

16/XII проведена денежная реформа и отменены карточки. Много шуму, волнений.

20/XII 1948 года получила 2-й орден Ленина. Весь декабрь простоял мокрый и бесснежный.

1951 год.

Была больна всю зиму. В школе не работаю. Ходили две группы девочек на занятия.

29/IV. Пасха. Очень жарко. Вечером сильная гроза.

1952 год.

7/II. Я больна с 24/XII 51 г. сердцем. Сейчас еще на бюллетенях. В школе больше заниматься не буду.

5/IV. Весь март стоял яркий солнечный, очень морозный; ночью доходило до минус 26. Выпало очень много снега. Первые дни апреля тоже морозные.

У меня занимаются девочки 5 а класса – 2 группы.

Здоровье плоховато.

12/IV. Очень тает, во дворе вода. Здоровье плохо.

Последняя запись в дневнике датирована 6/XI 1952 года: «Потерялся Мусий». Речь шла о коте по имени Мусий Иванович, подаренном 7 февраля 1952 года. «Мусий Иванович очень интересный шаловливый кот», – записала Шабунина 5/IV 1952 года…

Из блокадных воспоминаний Валентины Павловны Шек-Иовсепянц (Кожановой)

До войны наша семья жила в Вологодско-Ямской слободе близ Автово. К сентябрю 1941 года мы оказались вблизи линии фронта, и Жуков своим приказом от 10 сентября велел в 24 часа освободить прифронтовую территорию от жителей.

Переезжали мы 12 сентября. Путь лежал на другой – северный – конец города, в Лесной, где на Английском проспекте, 16 (ныне – ул. Пархоменко), с давних пор жила наша родственница Екатерина Сергеевна Гусева с сыном Евгением. Всю войну она служила медицинской сестрой в действующей армии, а ее сын Евгений ушел на фронт добровольцем и погиб…

Для переезда в Лесной нам выделили грузовую машину, и все, что могли, мы нагрузили в нее. Я с тетей ехала на трамвае № 9, который ходил от Нарвских ворот до Политехнического института. А мама через весь город вела нашу корову. Правда, держали мы ее недолго: когда начался голод и корову стало нечем кормить, пришлось ее забить.

Оказалось, мы очень вовремя покинули Вологодско-Ямскую слободу. Как мы узнали потом, спустя несколько дней после отъезда возле нашего дома упала фугасная бомба и буквально оторвала от него целый кусок. Страшно даже представить, что могло случиться, если бы мы оставались там. Так мы стали жителями Лесного. Думали – ненадолго, оказалось – навсегда…

Комната Екатерины Сергеевны была маленькая, а семья наша большая: отец, мать, бабушка, папина сестра, ее дочь и я. Нас поселили в комнате Аполонии Адольфовны Гебровской, которая занимала вместе со старенькой мамой площадь 33 кв. метра. На 12 сентября 1941 года в этой комнате было прописано восемь человек, a 11 апреля 1942 года осталось только четверо. Все остальные умерли в первую блокадную зиму от голода. Кроме этого, в квартире умерло еще два человека.

В Лесном не было таких обстрелов, как в Автово, но с 8 сентября ежедневно происходили массовые бомбежки. Сперва мы прятались в щели, а потом привыкли ко всему.

Папа работал на Кировском заводе, мама – почтальоном в 18-м почтовом отделении, оно находилось в деревянном одноэтажном здании в парке Лесотехнической академии. Меня записали в 4-й класс школы № 112 на Английском проспекте. Однако ее помещения заняла воинская часть, и все ученики 112-й школы в первую блокадную зиму ходили в школу № 109 в Железнодорожном переулке. Занятия велись нерегулярно, но главное – нас там кормили. Правда, учебный год нам все-таки засчитали.

Зимой 1941/42 годов я ходила рано утром в магазин за хлебом. В блокаду жители были прикреплены к определенным магазинам. Наш дом прикрепили к магазину, который находился в районе современной Светлановской площади. Он располагался между Светлановским рынком и пожарной частью и назывался в народе «горелым». И вот я, в свои 12 лет, шла по Большой Объездной, сворачивала на 2-й Муринский, в магазине стояла в очереди и, прижав к груди паек на папу, маму и меня – 500 грамм хлеба, несла домой. Этот кусок мы разрезали на маленькие кусочки и подсушивали на буржуйке.

Мне было всего 12 лет, но один эпизод блокадных дней до сих пор стоит у меня перед глазами. В январе 1942 года против нашего дома по Большой Обездной сломали деревянный дом, и молодую женщину с маленькой, вероятно, пяти-шестилетней, девочкой, подселили в нашу комнату. Я принесла из магазина хлеб, папа режет его на маленькие кусочки, чтобы подсушить, а эта малютка, которая еле доставала до стола, своим маленьким пальчиком подбирает еле заметные крошечки хлеба…

Новый учебный 1942/43 год, мы начали не в здании школы № 112, а в двухэтажных домиках по Большой Объездной улице, 11. Это были два совершенно одинаковых особняка. В каждом по четыре больших помещения, кухня, маленькая комната при кухне (вероятно, раньше она отводилась для прислуги). Парты и школьное оборудование мы переносили сами, нам помогали солдаты.

В первом здании были учительская, медкабинет, 5-е, 6-е и 7-е классы; во втором – с 1-го по 4-й класс и библиотека. В нашем классе стояло три ряда парт, всего по пять или шесть в ряду. В основном здании школы не было отопления, а здесь в каждом классе были печки, которые каждое утро топила тетя Маша. Она же помогала нам убирать классы, территорию школы, особенно снег зимой, звонила в большой колокольчик, извещая о начале и окончании уроков. Обедать нас водили в столовую на 2-м Муринском, 12. Кормили неплохо: суп, второе, компот, но к вечеру вновь хотелось есть.

Жили мы в блокаду нормальной школьной жизнью. Директором 112-й школы была Надежда Ивановна Ленгер – изумительно добрая, милая женщина. Она никогда не повышала на учеников голос, но мы выполняли все ее требования: убирали территорию у домиков, ходили помогать разбирать дома. Летом 1943 года наш класс работал на полях совхоза. Вообще, отношения учителей и учащихся были очень добрые. Нашей любимицей была учительница русского языка Зинаида Павловна Шабунина.

Вместе с учительницей музыки Анной Витальевной Скворцовой Шабунина организовала кружок пения и декламации, и мы выступали в госпиталях, располагавшихся в Лесотехнической академии, бывшей 1-й школе на Политехнической улице (ныне там находится НИИ Телевидения), в школе на Большой Спасской улице (ныне школа № 514 на пр. Непокоренных). Выступали мы и в Доме радио на улице Ракова. Дарили раненым подарки, писали письма под их диктовку.

Очень мне нравилась учительница географии Лидия Пименовна. В библиотеке работала учитель химии Ксения Георгиевна Колосова. Потом она перешла в школу № 123 (десятилетку на Новолитовской улице). Ксения Георгиевна была одним из лучших учителей химии в районе и городе. За свой добросовестный труд она была награждена орденом Ленина, получила звание заслуженного учителя РСФСР.

В домах на Большой Объездной мы учились два учебных года, а летом 1944 года все школьное оборудование вновь перенесли в здание школы на Английском. Теперь 112-я школа стала женской. Здесь я окончила семь классов, так как школа была в те годы семилеткой, и поступила в школу № 103 на пр. Раевского.

В нашем доме на Английском проспекте в 1942–1943 годах было немного детей возраста 12–13 лет. Мы вместе играли в лапту, учились сперва все в одной школе № 112, пока в 1943 году не произошло разделение школ на мужские и женские. После войны, когда нам было уже лет по 16–17, сложилась наша компания, просуществовавшая несколько лет.

Все мы учились неплохо в школе, у всех были огороды, и летом приходилось за ними ухаживать, но мы много и отдыхали. Наша компания любила кататься на велосипедах, носились по Новосильцевской, Старопарголовскому, 2-му Муринскому.